Пишем о том, что полезно вам будет
и через месяц, и через год

Цитата

Лучше молчать и быть заподозренным в глупости, чем отрыть рот и сразу рассеять все сомнения на этот счёт.

Ларри Кинг, тележурналист, США

Хронограф

<< < Декабрь 2024 > >>
            1
2 3 4 5 6 7 8
9 10 11 12 13 14 15
16 17 18 19 20 21 22
23 24 25 26 27 28 29
30 31          
  • 1893 – В семье крестьянина-удмурта в селе Ново-Волково Глазовского уезда Вятской губернии родился революционер Иван Николаевич Волков, именем которого названа улица в Казани

    Подробнее...

Новости от Издательского дома Маковского

Finversia-TV

Погода в Казани

Яндекс.Погода

Петр I – Дневник императора

Мы уже сообщали о выходе новой книги известного казанского краеведа Алексея Клочкова «Казанский посад: стены и судьбы» («Казанский посад: стены и книги»). Ее презентация состоялась 3 апреля в конференц-зале Национальной библиотеки.

С разрешения автора мы разместим на сайте «Казанских историй» несколько объемных фрагментов этой книги, которые рассказывают о фактах мало известных или вовсе не известных не только любителям истории Казани, но и профессиональным ее исследователям.

Начнем с истории, которая уже многие десятилетия будоражит умы знатоков казанской истории. Речь пойдет о визите в наш город императора Петра  I. В «Казанских историях» высказывались две взаимоисключающих точки зрения на это событие (Сколько же дней Петр I пробыл в Казани?).

Алексей Клочков нашел надежные источники, которые позволили ему уточнить подробности визита 1722 года.

 «Стоп! – скажет разгневан­ный читатель. – Ничего мы не знаем. После всего сказанного те­перь не знаем даже, где император Петр I останавливался, где он ночевал, где, наконец, он справлял свое 50-летие, о чем так любят рассказывать экскурсоводы?» Что ж, вопрос вполне справедливый и отнюдь не праздный, но отвечать на него мне не с руки, поскольку за меня это может сделать сам го­сударь-император! Все дело в том, что в Персидском (Каспийском) походе Петр I собственноручно вел дневники, в которых зафикси­рованы все подробности экспеди­ции 1722 года вплоть до мельчай­ших деталей. Эти дневники (т.н. «юрналы»), в которых император пишет о себе в третьем лице, дав­но изучены историками и не пред­ставляют никакой тайны, напро­тив – они в открытом доступе.

Итак, весной 1722 года Петр I собрался на войну с Персией, взяв с собой в поход в качестве командую­щего морскими силами на Каспии генерал-адмирала Федора Матве­евича Апраксина (родного брата первого казанского губернатора), первого из будущих графов Тол­стых – тайного советника Петра Андреевича Толстого, и даже жену Екатерину, которая специально для похода подстриглась «под горшок» и надела гренадерский мундир. В этой экспедиции П.А. Толстой на­столько сблизится с супругой царя (в хорошем смысле, разумеется), что после его смерти в 1725 году он, наряду с А.Д. Меньшиковым, помо­жет Екатерине Алексеевне взойти на престол, будет руководить це­ремонией ее коронации и тогда же получит титул графа.

Волжская флотилия Петра Великого. Картина художника Д.Н. Кардовского

17 мая выдвинулись флотилией из подмосковного порта Коломны и ведомые царской галерой «Струг Москворецкий», высокой водой пошли вниз по Оке. Благодаря стре­мительному весеннему течению и свежим гребцам, которых сменяли через каждые шестьдесят верст в заранее подготовленных пунктах, шли очень резво, сделав на пути к Нижнему всего три кратких оста­новки – в Дединово, Переяславле-Рязанском и Касимове. «Проехали Дединово, – пишет Петр, – а ЕЕ (Его Величество – авт.) к верей­ке» заезжал». Да и как было не за­ехать к своей любимице «верейке» – рабочей разъездной шлюпке Петра I, собранной им своими руками в юные годы на «дединовских» стапе­лях. Здесь, в селе Дединово, еще в 1667 году его отец Алексей Михай­лович основал первую в истории России корабельную верфь, здесь был спущен на воду первенец рус­ского флота фрегат «Орел», здесь был задуман и сшит российский триколор, и отсюда же в 1718 году строительство морских судов бу­дет перенесено в Казань. В отличие от Дединово (которое для Петра было местом едва ли не святым), остановки в Переяславле-Рязанском и Касимове (19-го и 23 мая соответственно) были, скорее, ознакомительными – в первом он осматривал только что отстро­енный Яковом Бухвостовым вели­чественный Успенский собор, а во втором – мавзолей царя Шах-Али, где по преданию захоронена и одна из его жен – казанская царица Сююмбике. 26 мая «в восьмом часу пополудни пришли к Нижнему», где пробыли несколько дней.

Выходит, что Петр Алексеевич, рожденный 30 мая (по новому сти­лю – 9 июня) 1672 года, прибыл в Нижний Новгород буквально на­кануне своего 50-летия, стало быть, он никоим образом не мог встре­тить свой юбилей в Казани. В таком случае, где же он его встречал? Тут вопросов нет, «юрнал» нам в по­мощь: «30-го Рождение ЕВ, кушали в доме Строганова, и после полудня часу в седьмом, в сумерки, поехал ЕВ в путь...»

Петр I. Портрет 1722 года

Крупнейший нижегородский промышленник Александр Григо­рьевич Строганов, незадолго перед этим (6 марта 1722 года) возведенный Петром в баронское достоин­ство, сопровождал императора в Персидском походе на пути от Мо­сквы до Симбирска – очевидно, проведение юбилейных торжеств по случаю «тезоименитства Его Вели­чества» в доме А.Г. Строганова было обговорено заранее, вероятнее всего, во время путешествия вниз по Оке. Строгановский дом в Нижнем Нов­городе не сохранился, но его мес­тоположение общеизвестно – он стоял совсем рядом с Рождествен­ской церковью, построенной в кон­це XVII века родителями А.Г. Стро­ганова и отлично знакомой всем без исключения волжским туристам. Стало быть, Петр Алексеевич отме­тил свой «полтинник» в Нижнем.

Значит, все наши байки насчет юбилейных торжеств в Казани – суть город­ской фольклор, и только?

На месте читателя я бы не стал столь пренебрежительно и легко­мысленно относиться к городскому фольклору – как говорил когда-то А.С. Пушкин, иногда легенда «прав­дивее самой правды». Разумеется, чисто математически Петр Алексе­евич действительно не мог встре­тить свой юбилей в Казани, но вот отметить – совсем другое дело!

Пояснить вышесказанное я по­пробую на аналогичном эпизоде из жизни другого царя-реформатора (правда, с обратным знаком), Бори­са Николаевича Ельцина, которого с Петром I если что и объединяет, так это только любовь к горячи­тельным напиткам. В августе 1994 года Борис Николаевич вместо от­пуска отправился в предвыборную поездку по Волге и Дону, проплыв почти по тому же маршруту, кото­рым 272-мя годами ранее прошел Петр I со своей флотилией. Так вот, по свидетельству одного из моих бывших сослуживцев, сопрово­ждавших Б.Н. Ельцина в этом его «волжском турне», они всю дорогу только то и делали, как что-то «от­мечали» – и в Нижнем, и в Чебок­сарах, и в Казани, и в Тольятти. И все это при том, что никакого юби­лея у Бориса Николаевича в тот год не просматривалось – ни «до» и ни «после»! А если б Ельцин совершал подобную водную прогулку в канун своего юбилея, что творилось бы на матушке Волге?! Тут мало того, что весь корабль завалили бы подарка­ми от разного рода официальных и частных лиц и общественных ор­ганизаций, но в каждом буквально пункте остановки «царя» вместе с его свитой закармливали и запаи­вали бы до полного изнеможения!

Кстати, в ходе того визита пресы­щенный известным татарстанским гостеприимством Борис Николае­вич прямо на корабле подмахнул Указ о финансировании за счет федерального бюджета 30% стои­мости реконструкции Казанского Кремля. Все это я к тому, что зная нашу Россию, можете не сомневать­ся, что 50-летие Петра I отмечалось со всей пышностью не только в Нижнем, но и в Чебоксарах, Свияжске, Казани, Болгаре, Симбирске и во всех прочих городах и селах, мимо которых они проплывали и где останавливались!

 «31-го. По утру проехали Макаръевскую ярмарку, где ЕВ, «переменил мужиков», поехал в Макарьевский монастырь, побывал в Архангель­ской и Макарьевской церквях. а затем не менее полутора часов пробыл в келье у архимандрита, которому между прочим дал указание сделать на наружной стене обители отметку  уровня самого высокого за всю предшествующую историю разлива Волги,  случившегося в 1709 году.

«1-го. В полдни приехали к Че­боксарам, где, переменив гребцов, пошли в путь, а ЕВ в том городе был у некоторого посацкаго с четверть часа». Этим «посацким» был купец гостиной сотни Алексей Федорович Игумнов, крупный промышлен­ник и (по совместительству) род­ной брат купца Михаила Игумнова, компаньона И.А. Михляева.

Среди архитектурных памятников старых Чебоксар известен каменный «дом Игумнова», который располагался на крутом склоне холма, спускавше­гося от Троицкого монастыря к Вол­ге. Напротив дома, выше по увалу, находились Вознесенская церковь (которая являлась приходской для Игумновых) и Казанская церковь; последняя прославилась своей па­дающей колокольней. После соору­жения Чебоксарской ГЭС это место было затоплено водохранилищем, а в 2005 году «новодел» по мотивам утраченного дома Игумнова воссоз­дан на гребне Троицкого холма.

«2-го. В 10-м часу пошли в путь; и пришли к Свияжску и тут стояли на Волге реке часа с три, а ЕВ изво­лил заезжать в тот город». Время прибытия в Свияжск в точности совпало с началом выдвижения из Нижнего Новгорода основных сил флота, которые перед этим в спеш­ном порядке были доукомплекто­ваны стараниями нижегородского купечества. Эскадра, разделенная на пять отрядов (шедших один за одним), выглядела более чем вну­шительно – она включала в себя 45 грузовых судов, не менее двухсот островских лодок (из них каждая вместимостью около 40 человек) и около полусотни стругов, на кото­рых был размещен личный состав двух гвардейских полков (Семе­новского и Преображенского) – с артиллерией, амуницией и прови­антом. Рандеву флотских сил было назначено на 6 июня на рейде у Ка­зани – стало быть, у Петра Алексеевича было как минимум четыре дня на знакомство с городом и городскими делами. И вероятно, чтобы не тратить драгоценное время попусту, император, пробыв в Свияжске не более двух-трех часов, засобирался в Казань: «Из Свияжска пошли парусами, и пришли в Казанку-реку после полудня в четвертом часу и тут ночевали».

Итак, Петр I, по его же собствен­ным словам, прибыл в наш город 2 (13) июня 1722 года в 15.30 пополуд­ни или около того. Так в каком же месте император сошел на берег? Давайте разбираться. Разумеется, пользуясь высокой водой, императорский «Струг Москворецкий» вполне мог, без опаски сесть на мель, подойти к Ягодинской пристани (у Зилантова монастыря) и даже к Тайницкой башне (куда спустя не­сколько десятилетий подойдут его котомки – Екатерина и Павел), но зная Петра, можно не сомневаться, что он предпочел причалить у построенной за четыре года до этого Адмиралтейской верфи (нынешний Петрушкин разъезд), которую, конечно же, немедленно осмотрел. И пусть этот осмотр не зафиксирован в «юрнале», но (готов биться об заклад на что угодно) он был, был, просто потому, что его не могло не быть.

Петр I осматривает корабельную верфь

Петр, скорее всего, и про дневник-то свой позабыл, когда, разглядев в начинавшихся сумер­ках свои любимые стапеля, канаты, мачты и шпангоуты строящихся судов, бросился сломя голову осма­тривать верфи. После осмотра были наверняка и «салюты», и «виваты», и многочисленные заздравные тосты в честь «тезоименитства императора» и «во славу русского оружия», ну а потом все угомони­лись и легли спать. Между прочим, место своего ночлега Петр указы­вает вполне конкретно: «и тут но­чевали» – то есть на корабле. Это «...и тут ночевали» продолжалось все четыре ночи пребывания Пет­ра в Казани. Если разобраться, то по-иному и быть не могло – на «Струге Москворецком» у импера­тора была просторная каюта, в ко­торой имелось все необходимое для жизни (вплоть до санузла), здесь же у него под рукой находились все документы, географические карты, книги, да еще и жена – словом, дом родной. Так что, руководству­ясь даже простой логикой, вполне очевидно, что все россказни (по­явившиеся в основном с легкой руки М.С. Рыбушкина) насчет ночевок царя в приватном доме (неважно даже в каком – И.А. Михляева ли, или другого персонажа) можно сме­ло отправить по известному адресу и назначению.

На другое утро разомкнул Петр Алексеевич опухшие веки, попил водички, умылся – да и отправил­ся в город: «3-го. ЕВ ездил в Казань, где при въезде ЕВ палили из пушек со всего города, слушал литургию в соборной церкви и кушал у митро­полита (владыка Тихон – авт.), оттуда был в монастыре девичьем где чудотворный образ явления Ка­занской Богородицы), потом был у вице-губернатора Кудрявцева».

Теплая встреча старых боевых товарищей по Азовским походам 1695-1696 гг. состоялась (по мнению Сергея Саначина) в Конторе-канцелярии корабельных дел, которой в описываемое время достопочтен­ный Никита Алферович, собствен­но, и заведовал. Контора эта распо­лагалась на улице Казанской Бого­родицы, чуть правее сегодняшнего входа в обитель – точно на месте ныне существующего здания мо­настырской больницы. Собствен­ный же дом Н.А. Кудрявцева (если вы еще не забыли) стоял на улице Казанской (предшественнице Боль­шой Красной), напротив монастыр­ской ограды, выходя своим торцом аккурат на дорегулярный перекре­сток «Казанская – Казанской Бого­родицы» (место слияния нынешних улиц Большой Красной и Миславско- го). Стало быть, Никита Алферович не только имел полную возмож­ность, но был просто обязан по­казать коронованному гостю свой дом – для этого требовалось всего ничего, только перейти дорогу. Им было о чем поговорить – и о пла­нах заготовки корабельных лесов для Санкт-Петербургского адми­ралтейства, и о строительстве судов на казанских верфях, и о реорга­низации суконного и кожевенного дела в Казанском крае, и даже про­сто поностальгировать – вспом­нить, так сказать, «минувшие дни, и битвы, где вместе рубились они».

Словом, если владыка Тихон часом не успел (или просто постеснялся) похмелить Петра Алексеевича, не сомневайтесь, что Никите Алферовичу Кудрявцеву совершенно одно­значно удалось поправить царское здоровье, явно пошатнувшееся по­сле торжественной встречи в Ад­миралтействе. Разумеется, Никита Алферович был бы несказанно рад оставить своего высокого гостя и на ночлег – но нет, Его Величество пожелал отбыть на корабль, о чем свидетельствует очередная запись в «юрнале» – «и тут ночевали».

«4-го. ЕВ ездил в город, осма­тривал кожевенные заводы», само собой разумеется, не частные, а казенные, и не «заводы», а «завод», основанный по инициативе Петра в 1719 году – вдогонку за Адми­ралтейством. Казанский казен­ный кожевенный пумповый завод, освоивший невероятно сложную по тем временам технологию выделки толстых кож (которые направля­лись в Петербург для производства помп – насосов для откачки воды из трюмов судов), находился тогда в Суконной слободе, вплотную к казенному шерстяному заводу.

Из «суконки» Петр поехал в татарские районы, где «милостиво со многими из знатнейших иноверцев сих раз­говаривал». После обеда «...явился к ЕВ прибывший в Казань один из по­сланных от него геодезистов в Кам­чатку и Курильские острова г. Евреинов».

Между прочим, это «явление Евреинова» иначе как чудесным не назовешь – ведь еще задолго до этого, в 1719 году, распоряжением того же Петра I поручик Иван Ми­хайлович Евреинов (1694-1724) сов­местно с геодезистом Ф.Ф. Лужи­ным был послан в Сибирь на поиски пролива между Азией и Северной Америкой. В 1720 году он прибыл в Охотск, на ладье «Восток» перепра­вился на Камчатку и по суше дошел до Нижнекамчатска. Произведя «глазомерную» съемку полуострова, г.рошел по морю вдоль Курильской гряды и достиг острова Хоккайдо. И хотя экспедиция не смогла ответить на вопрос о существовании пролива, однако она относительно точно определила очертания бере­гов Камчатки и правильно показала направление Курильской гряды. Эту-то карту вкупе с отчетами экс­педиции и представил императору возвращавшийся из Сибири И.М. Езреинов в ходе их совершенно случайной встречи в Казани.

Увы, больше они не увидятся – выдаю­щийся исследователь Камчатки Иван Михайлович Евреинов, чье здоровье было безвозвратно подо­рвано перенесенными им лишени­ями, уйдет из жизни совсем моло­дым человеком 3 февраля 1724 года, за год до смерти императора.

Да, едва не забыл, по моему мнению, свидание Петра с И.М. Евреиновым мог  произойти только на «Струге Москворецком» в царской каюте и более нигде – в XVIII веке за хоро­шими топографическими картами иноземцы буквально охотились, так что дело это было конфиденци­альное и не терпящее чужих глаз, кому бы эти глаза ни принадлежа­ли. И вновь – «и тут ночевали».

Где был и что делал Петр Алек­сеевич на другое утро после встре­чи с И.М. Евреиновым, неизвестно, но «...5-го ввечеру ЕВ ездил в город, и был у губернатора Салтыкова». В описываемое время губернатор­ский дом находился в крепости, по правую руку от Спасских ворот, в одном из строений, впоследствии объединенных В.И. Кафтыревым в единый комплекс присутственных мест.

Как пишет биограф Петра I выдающийся историк И.И. Голиков (1735-1801), именно в этот день ра­зыгрался весьма неприятный для казанских властей эпизод: в губерн­ской канцелярии (рядом с губерна­торским домом) Петр Алексеевич затребовал книгу с бухгалтерскими отчетами и пришел «в великое огор­чение», когда ее не нашли (представ­ляю, как бегали чиновники, включая самого губернатора, в поисках). Сказавшись больным, А.П. Салты­ков тут же попросил царя об отстав­ке, но не получил ее; более того, уже с дороги, из Терка, никогда и ниче­го не забывавший Петр Алексеевич отписал Алексею Петровичу непре­менно отыскать эту книгу, «сие учи­нив без всякой понаровки, ибо на вас за то взыщется».

Но мы сейчас не об этом. Выехав из крепости, Петр Алексеевич не­медленно отправился осматривать суконные производства («и осма­тривал суконные заводы»). Какие же? Учитывая поздний час (а так­же вероятность того, что шер­стяные» цеха в Суконной слободе он вполне мог осмотреть накануне в ходе ревизии «пумпового» завода, благо оба производства были рядом»). Скорее всего, в данном случае речь идет о тех заводах, которые разме­щались под крепостной стеной на­против Пятницкой церкви и дома вице-губернатора Н.А. Кудрявцева и в описываемое время еще находились под управлением Никиты Алферовича (вкупе с цехами в Cvконной слободе и Суконной мельни­цей на Булаке).

Проехать сюда царь вместе со своей свитой мог двумя путями – через Спасские ворота и далее Пятницким спуском, или через Дмитриевские ворота – при любом раскладе дорога была очень недолгой. Между прочим, в этом осмотре просто обязаны были при­нять участие два наших «заинтере­сованных лица» – Иван Афанасье­вич Михляев и Никита Алферович Кудрявцев – из них первый как потенциальный управляющий формируемого «компанейства», второй же – как действующий директор производства, тоже не без осно­ваний рассчитывающий на буду­щие преференции.

Между прочим, историческое знакомство Петра Алексеевича и Ивана Афанасьевича (если они не были знакомы до этого) могло состояться непосредственно перед осмотром (в том же губерна­торском доме), предварительная же договоренность о скором создании компанейства, вероятно, была до­стигнута уже после их совместного похода на производство, скорее все­го, в доме того же Н.А. Кудрявцева (напротив девичьего монастыря), куда они должны были заглянуть, хотя записи об этом в «юрнале» нет.

Учитывая же, что на следующий день, 6 июня 1722 года, император оставался на галере до полудня, мож­но смело предположить, что состо­явшийся накануне осмотр суконных заводов прошел при полном взаимо­понимании сторон, и в этой связи показательно, что, продрав свои яс­ные очи, Петр снова направляется к Никите Алферовичу: «6-го после полудня ЕВ ездил в город Казань и был у вице-губернатора Кудрявцева».

Что они там обсуждали, какие вопросы решали, сегодня уже точно не ска­жешь (по И.И. Голикову, Петр в тот день якобы утвердил Н.А. Кудрявце­ва «главным над корабельными леса­ми смотрителем»), но так или ина­че, а Петру Алексеевичу пора было собираться в поход – эскадра уже вышла из Казанки и встала на рей­де напротив города, где (как и было запланировано) в тот же день она соединилась с дополнительными флотскими силами, пришедшими из Нижнего. Императрица же Екатери­на Алексеевна, сидя в одиночестве на флагманском «Струге Москво­рецком» (тоже вышедшем на рейд и вставшем на якорь на стрежне Вол­ги), с нетерпением ожидала, когда же из города доставят, наконец, ее бла­говерного супруга:

«В те часы как ЕВ был в городе, судно ЕВ, на котором присутство­вала ЕВ Государыня Императри­ца, також и яхта новая, которая тогда сделана была в Казани, и прочие суда, на которых тогда при­дворные чины обретались, пошли из речки Казанки греблею в начале 6-го часа пополудни... А как порав­нялось судно ЕВ против судна же барона Строганова (пришедшего из Нижнего в составе подкрепле­ния – авт.), тогда с того Строга­новского судна салютовано из семи пушек, а с судна ЕВ ответствовано тремя выстрелами пушечными. И как вошли в реку Волгу, тогда отшед верст с пять, остановились. А как ЕВ из города в «      » часу          (так в тексте – авт.) изволил прибыть, тогда пошли в путь греблею, вытя­нулись из Казанки на Волгу, и пошли в путь, и шли всю ночь».

Как вы, наверное, сами дога­дались, этот текст писал не лично Петр, а некто из его ближнего круга. Судя по тому, что точного времени прибытия императора на корабль в тексте не указано (но для него остав­лено пустое место), скорее всего, запись в «юрнале» сделана еще вече­ром 6 июня на волжском рейде (так сказать, заблаговременно). Петра же ждали столь долго (царица, вероят­но, вся извелась на нервы), что, так и не дождавшись, плюнули и пошли спать. И только поздней ночью (воз­можно даже, под утро 7-го), когда на корабле уже досматривали третий сон, к «Стругу Москворецкому» по­дошла шлюпка, на которой доста­вили сильно набравшегося впечатле­ний государя, и флотилия смогла, на­конец, тронуться в путь.

Так чем же «этаким» мог заниматься Петр Алек­сеевич в последний день своего пре­бывания в Казани, не взяв с собой, между прочим, даже своей супруги?

Не подумайте ничего плохого, просто в это самое время «Его Ве­личество были в гостях у дворянина Есипова, где травили медведя соба­ками». Этот, с позволения сказать, «аттракцион» приготовили для императора «казанские товарищи» перед дальней дорогой. Описывать сие действо во всех кровавых под­робностях мне совершенно не хо­чется, поскольку, извините, мишку жалко. Если в двух словах, то в сере­дине импровизированной площади в землю врывали столб, к которо­му длинной цепью приковывали медведя и спускали на него одна за одной специально натасканных со­бак. По мере того, как одни собаки погибали, получали увечья или вы­дыхались, их заменяли свежими. Длиться эта драма могла очень дол­го – до тех пор, покуда либо мед­ведь не околеет, либо все гости не перепьются – созерцать подобное зрелище трезвыми глазами совер­шенно невозможно. И (да простит меня читатель за вольную трак­товку исторических событий) мне почему-то кажется, что в этом деле не обошлось без участия двух ком­паньонов (едва не сказал старых прохиндеев) – Никиты Алферовича Кудрявцева и Ивана Афанасье­вича Михляева, благо предполага­емое место действия (дом Есипова) находилось буквально в шаговой доступности от старого дома И.А. Михляева (в Богоявленском прихо­де), Булака и Суконной мельницы!

Еще в период подготовки к ра­боте над этой книгой, выписывая фамилии прихожан казанских цер­квей Вознесения Господня (перекре­сток Островского – Кави Наджми) и Николы Вешнякова (перекресток Островского – Мусы. Джалиля), я об­ратил внимание на обилие носите­лей фамилии «Есипов», которых в этом околотке (близ Проломной ули­цы) было настолько много, что всех и не перечислить – в разное время тут проживали и капитан Дмитрий Есипов, и канцелярист Михаил Ва­сильевич Есипов, и вдова подпол­ковника Анна Николаевна Есипова, и наконец, прокурор Петр Василье­вич Есипов, приходившийся род­ным отцом нашему старому зна­комцу, эротоману и театралу Павлу Петровичу Есипову, основавшему в Казани первый публичный те­атр.

Место родовой усадьбы Есипо­вых С.П. Саначин установил более определенно: «Судя по «юрналам», травля медведя происходила в го­родской усадьбе дворянина Есипова. Если предположить, что родовые гнезда свивались надолго, то можно посчитать, что это та же усадьба, которая в середине XVIII века при­надлежала казанскому прокурору Есипову. Но тогда – это Небога­тое переулок или, в переводе на со­временную планировку Казани, угол нынешних улиц Баумана и Мусы Джалиля. Прокурорское домовла­дение охватывало около 1/6 части квартала, теперь большую часть его занимает участок развлека­тельного (тоже!) центра «Родина».

Ну а теперь, зная то, что мы уже знаем, нетрудно будет восстановить в хронологической последова­тельности и события 6 июня 1722 года: вероятно, Н.А. Кудрявцев, будучи прекрасно осведомлен о не­здоровой страсти государя к «мед­вежьей потехе», пригласил Петра Алексеевича принять в ней участие, а по пути (не исключено) заехать на Булак к И.А. Михляеву, посмо­треть его хозяйство, да заодно и поглядеть на суконную мельницу, которая, безусловно, должна была заинтересовать «падкого до всяких хитрых махин» императора. А уж от той мельницы до участка Есипова – двести шагов, не больше, если идти или ехать старыми улицами. В общем, погуляли, насладились зре­лищем пролитой крови (дикари-с!), доставили бренное тело государя на корабль, распрощались, и фло­тилия смогла, наконец, тронуться в путь.  

Иллюстрации из книги Алексея Клочкова

Читайте в «Казанских историях»:

 «Казанский посад: стены и судьбы».  

Петр I – Дневник императора  

Иван Михляев и император

По вопросам приобретения этой и других книг Алексея Клочкова обращайтесь в редакцию «Казанских историй»

Добавить комментарий

Защитный код
Обновить