Книга Любови Агеевой «Казанский феномен: миф и реальность»

Любовь Агеева

24 июля 2011 года

В 1991 году в Казани (издательство «Таткнигоиздат») вышла книга журналиста Любови Агеевой «Казанский феномен: миф и реальность», в которой были собраны материалы по проблемам воспитания, опубликованные на страницах газеты «Вечерняя Казань», где она работала с января 1979 по январь 1991 года. Некоторые главы были написаны специально для книги. В том числе очерк о банде «Тяп-ляп».

Книга вышла по тем временам скромным тиражом – 5 тысяч экземпляров. Предполагалось, что она будет продаваться только на территории Татарстана, но тираж разошелся по всей стране. Сегодня о ее существовании знают все, кто профессионально работает с несовершеннолетними преступниками. В двух книгах, вышедших в Москве и Минске, был перепечатан из нее очерк о банде «Тяп-ляп». С участием Любови Агеевой вышло две телепрограммы на канале НТВ, одна программа на ТВЦ.

  Обложка книги Любови Агеевой

По итогам конкурса Международной конфедерации журналистских Союзов (создана в 1991 году на базе творческих союзов бывших советских республик вместо Союза журналистов СССР) Любовь Агеева стала лауреатом творческого конкурса по итогам 1991 года - за книгу «Казанский феномен: миф и реальность» и публикации на темы воспитания в газете «Вечерняя Казань». 

Книга давно стала раритетом, но многочисленные поисковые запросы на сайте «Казанских историй» подсказали нам, что некоторые очерки из нее есть смысл представить в Интернете.  

 Несколько слов вместо предисловия автора

Когда приезжаешь в другие города, на тебя смотрят сочувственно. Еще бы: ты из Казани! Наш город стал символом подростковой преступности.

О “казанском феномене” писалось во многих центральных газетах и журналах, в ряде зарубежных изданий. Я уж не говорю о многочисленных публикациях в местной печати, в том числе в газете “Вечерняя Казань”, где я работаю. Подростковые проблемы были в поле зрения нашей газеты все одиннадцать лет ее существования, но в разные годы мы изучали их по-разному. В 1979-1981 годах была специальная рубрика “Дай руку, подросток”. Потом она исчезла и долго не появлялась, хотя публикации о воспитании были постоянными.

Первые статьи под новой рубрикой “Город и подросток” появились в 1986 году, когда даже непосвященные знали о вражде дворовых компаний, или “контор”, как их называли сами подростки. Общее число публикаций, появившихся за эти годы, пожалуй, не счесть. “Будет жаль, если этот богатый материал останется в лучшем случае в виде разрозненных газетных вырезок”, – писал в журнале “Слово агитатора” Татарского обкома партии руководитель пресс-группы политотдела МВД ТАССР, капитан милиции А.Маликов.

Желание систематизировать написанное, чтобы запечатлеть в истории города одну из важнейших ее страниц, привело меня к мысли о создании этой книги. Анализ газетных материалов в их хронологической последовательности оказался не только интересным, но и поучительным. Вскрылись определенные закономерности, стало более понятным то, что ускользало от внимания в суматохе будней. Ни в газетных материалах, ни здесь, в книге, я не претендую на истину в последней инстанции и не обещаю каких-то универсальных рецептов. Мало того, сознательно включаю в книгу всю разноголосицу мнений, выявленных газетой при оценке событий. Читатель найдет здесь мнения людей разных возрастов и социального положения, дилетантов и специалистов, родителей и должностных лиц.

Очень важно зафиксировать коллективный поиск истины и путей борьбы со злом. Естественно, предлагаю читателям и собственные материалы, написанные в разные годы и по разному поводу. Наверное, жителям других городов и весей будет интересно узнать, что же происходило в Казани на самом деле, насколько соответствовали реальные события публикациям центральной печати.

Но не думаю, что вы просто удовлетворите свое любопытство – и все. Наверняка каждый найдет в книге отзвуки своих мыслей, узнает знакомые ситуации. Несмотря на всю оригинальность так называемого казанского феномена, он воплотил в себе многие типичные явления нашей жизни. Ведь с конфликтом “отцов” и “детей” столкнулись не только казанцы. И не только наш город стал сосредоточием многих экономических, социальных и других проблем, которые повлекли за собой рост преступности среди подростков и молодежи. Просто в силу разных обстоятельств Казань, как писал в “Литературной газете” Юрий Щекочихин, оказалась “наиболее изученной моделью явления, с которым столкнулось наше общество”. (Именно ему принадлежит определение «казанский феномен» – Л.А.).

Мне довелось наблюдать за этой моделью не со стороны. Журналисты местных газет оказались в самом центре событий и в силу своей профессии видели и знали больше, чем остальные горожане. И нельзя не поделиться этими знаниями с другими. “Казанский феномен: миф и реальность” – такое название взято не случайно. И совсем не потому, чтобы заинтриговать читателя. Нужно восстановить объективную картину того, что случилось в нашем городе. Мифы мешают постижению действительности. И лишь полная правда способна подсказать выход из кризиса.

Фрагмент оформления книги "Казанский феномен: миф и реальность" (оформление В.П. Букина)

ПРЕДЫСТОРИЯ

Листаю старые подшивки своей газеты и пытаюсь понять, почему журналисты «проморгали» это явление.

На школьные темы «Вечерка» писала много. Осо­бенно последовательны мы были в освещении проблем трудового воспитания и профессиональной ориентации. Активно провели обсуждение проекта Основных направ­лений реформы общеобразовательной и профессиональ­ной школы. Писем от читателей пришло много, с кон­кретными предложениями и советами. О драках раз­говора не было.

Город еще спокоен...

Рассказывая 4 сентября 1980 года о суде над под­ростком Леонидом С., я не могла предположить, что за этим конкретным уголовным делом сокрыта боль­шая опасность. Подросток попал на скамью подсуди­мых как активный участник драки. Ватага его сверст­ников пошла в соседний поселок, чтобы выяснить отно­шения с тамошними мальчишками. На учет в инспекции по делам несовершеннолетних Леня был поставлен го­дом раньше —за такую же драку.

Что это было — предчувствие беды или уже сама беда? Ведь в апреле 1980 года Верховный суд ТАССР рассмотрел знаменитое дело банды «Тяп-ляп».

В 1983 году первокурсник отделения журналисти­ки КГУ Артур Гафаров опубликовал в «Комсомольце Татарии» статью о дворовой компании с оригинальным названием «Грязь». Статья называлась «Кого ты хотел удивить?» и была написана по собственным впечатлениям. Артур был членом этой компании, а когда захотел из нее выйти, оказался не раз битым. Потом у него была еще одна публикация на эту тему — «Престиж улицы подлинный и мнимый». Но мимо не придал значения публикациям студента.

В нашей газете первым поведал о группировках корреспондент Н. Алкин — это было в том же 1983 году. Рассказывая о том, как на хоккейной площадке школы №136 избили Володю Н., он с позиции взрослого человека обобщил свои впечатления о подростках, о судебном процессе.

В 1984 году корреспондент газеты «Советская Татария» С. Кулешова писала об опасных игрушках подростков: обыкновенные баллончики из-под бытовых сифонов они переделывали в «бомбочки», что нередко заканчивалось травмой.

В нашей газете после большого перерыва, в январе 1986 года, выходит  корреспонденция Г. Наумова «Шел по городу троллейбус». Если об избиении подростка во дворе школы №135 знали до газетной публикации немногие, то о разгромленном троллейбусе говорил весь город.

И все-таки две разрозненные статьи плюс публи­кации в других газетах спокойствия горожан не нару­шили. На пресс-конференции председателя горисполкома Р. Идиатуллина, организованной нашей редакцией 21 февраля 1986 года, не  было задано ни одного вопроса о подростках. На собрании партийно-хозяйствен­ного актива города, состоявшегося в октябре месяце, о драках не было произнесено ни слова.

Судя по нашим публикациям, должностные лица уже искали выход из положения. Например, в июне «Вечерка» опубликовала проект решения будущей сессии  горсовета, на которой планировалось обсудить ме­роприятия по организации досуга подростков и моло­дежи.

Город еще спокоен, но проявляем беспокойство мы, журналисты. На столе у редактора «Вечерней Ка­зани» А. Гаврилова лежат четыре мои статьи с ана­лизом ситуации (1986: «Словно на разных языках», 6 июня; «Воспитание наказанием», 7 июня; «Этот неслучайный случай», 8 июня; «Спроси с себя», 9 июня), но горком КПСС, точнее секретарь по идеологии Ф. Зиятдинова, не рекомендует их публико­вать. Это тем более странно, что статьи были написа­ны по ее просьбе.

Не спасла высокая оценка профес­сионала: доцент Казанского филиала Высшей юриди­ческой заочной школы Н. Фатхуллин в рецензии для внут­реннего, горкомовского пользования писал: «Статьи от­личаются глубиной анализа, целостным концептуаль­ным подходом к решению сложной и актуальной проб­лемы, пронизаны озабоченностью за судьбы подрастаю­щего поколения. Вместе с тем это трезвый, по-партий­ному принципиальный взгляд на реальную действитель­ность, смелое выявление подлинной природы негативных тенденций, в том числе участившихся правонару­шений несовершеннолетних. Последовательно объектив­ный анализ обеспечивает и реальность выводов, на­дежность рекомендаций».

Эту рецензию Нариман Садреевич впоследствии, когда мы будем работать над проблемой сообща, пода­рит мне на память.

Только после вмешательства первого секретаря горкома партии М. Сухова мои статьи были опубликова­ны — спустя несколько месяцев после написания. После этого рубрика «Город и подросток» с полос газеты уже не сходила.

Чем же объяснить отсутствие публикаций о вражде группировок? Сегодня можно прикрываться запретами «сверху». Однако запретов на подростковую тему в пору становления грозного явления не было. Во вся­ком случае, для журналистов нашей газеты. Для нас, как и для всех, существовали лишь единичные факты, которым мы не придали серьезного значения. Прихо­дится самокритично это признать. Правда, мы на сей счет обладали очень малой информацией. На учительских совещаниях, где я обязательно присутствовала, о драках не говорилось, на «узкие», где они обсуждались, нас не приглашали.

Видимо, сначала дракам не придавали особого значения, а когда ситуация стала обостряться, решили, по давней привычке, сор из избы не выносить, справиться  собственными силами, без журналистов и общественности. Когда ситуация вышла из-под контроля и в Ка­зань зачастили различные комиссии из Москвы, прибегли к прямым запретам. Тогда это еще было возможно, как в случае с моими статьями. Но на другой запрет — не упоминать в газете слово «дискотека» — мы уже не обратили внимания. Даже из горкомовского кабинета нельзя было запретить новую форму молодежного досуга.

Позиция страуса нам дорого стоила. Время для анализа и уж тем более активного вмешательства в ход событий было упущено. Группировки стали настолько сильны, традиции их вражды столь живучи, что не было никаких надежд на успех с первой кавалерийской атаки. Правда, кое-кто на это упо­вал.

Общественность постоянно успокаивали: группировок в городе не более десятка, они малочисленны и опасности не представляют; большинство подростков — нормальные ребята... Так болезнь загонялась внутрь, желаемое выдавалось за действительное. Старая бо­лезнь периода застоя. И хотя на дворе уже была перестройка, болезнь эта оставалась.

Сегодня, с высоты накопленного опыта, видны мно­гие причины, послужившие детонатором явления, которое потом получит название «казанский феномен». Мои публикации того времени говорили о деформациях личности   ребенка, подростка, об отчуждении его от семьи, от школы. Как это ни горько сознавать, мы сами толкали ребят в группировки.

Анализируя тогда конкретные судьбы, я, как пра­вило, не выходила на какие-то серьезные обобщения, касающиеся социальных причин деформаций. В то время считали, что таких причин просто не существует. Были отдельные недоработки отдельных родителей и отдель­ных учителей, некрасивые проступки отдельных ре­бят.

Но размышляя над судьбой своих героев, я все чаще натыкалась на одно явление, о котором однажды рискнула написать в «Литературную газету». Мне дове­лось видеть гранки своей статьи с крупным заголов­ком «Показуха», однако читатели с ней так и не познакомились. Меня попросили написать другой ма­териал, вышедший в свет в скромном виде читатель­ского письма.

Корреспондент «ЛГ» Елена Шиманко объяснила мне, что статья не понравилась высокому должностно­му лицу из ЦК КПСС, имевшему право вето на газетные материалы. Он не без оснований заметил, что после очередного съезда ВЛКСМ, прошедшего, как всегда, с большой помпой, у читателей могут возникнуть нежелатель­ные ассоциации.

  «МЫ ХОТИМ ВАС СЛЫШАТЬ»

За годы обсуждения подростковых проблем при­шлось прочитать сотни, а может, тысячи писем читателей «Вечерки». Настроение читательской почты за­висело и от особенностей момента, и от опубликован­ных ранее материалов, и от того, как происходящие со­бытия касались людей лично.

Обобщая почту за несколько лет, нельзя не уло­вить какие-то закономерности. Это были как бы два потока, которые порой пе­ресекались, а порой уводили в разные стороны. Первый поток — это письма самих подростков, второй — письма взрослых.

Всегда немногочисленные в редакционной почте письма ребят после публикации исповеди Валерия «Чу­жой среди «своих» («ВК» от 9 апреля 1987 г.) вдруг резко увеличились. Видимо, они почувствовали в газете доброго друга, готового выслушать и помочь. Мы опуб­ликовали несколько больших подборок под рубрикой «Читательский совет». Вела его моя коллега Людми­ла Толмачева. Часть писем готовила к печати и я.

Это был своеобразный портрет юных казанцев, нарисованный ими самими. Молодые читатели (80 про­центов откликнувшихся — подростки) убедили нас в том, что редакция поступила правильно, дав возмож­ность высказать свое мнение на газетных полосах мно­гим их сверстникам. «Мы должны выслушать друг дру­га,— написал шестнадцатилетний Олег М.— Должны наконец прийти к какому-то единому решению и покончить с нелепой враждой между улицами и микрорайонами». Эта мысль звучала почти в каждом письме. И было хорошо заметно, что, давая оценку группировкам, ребята искали между собой единства мыслей, убежде­ний, интересов.

Взрослые писали чаще и больше. Они пытались давать оценки событиям с высоты своего житейского  опыта, своих представлений о добре и зле. И это не­вольно осложняло путь к истине. Ведь на дворе было совсем другое время.

К сожалению, контакта между поколениями не получилось. Дружное осуждение взрослыми подростковых компаний не нашло всеобщей поддержки в среде подростков, и не только «гопников». Многие находили в «конторах» немало привлекательных моментов. По­пытка развенчать образ «гопников», таким образом не удалась. Мало того, одна девочка с завистью писала, что не может себе позволить жить так свободно, как ее сверстники  в «конторах» — им не надо врать и изворачиваться, они всегда и везде могут быть самими собой.

В какой-то момент мы почувствовали силу ребячье­го доверия и решились призвать подростков к «замирению». К сожалению, это не удалось. Вместо открытой встречи пришлось ограничиться прямой телефонной связью. Как говорили нам подростки, главари группировок на мировую не пойдут — тогда все эти «конторы» теряют смысл. Серьезным тормозом была и боязнь «гопников», что на месте сбора их встретит милиция.

Идею о «прямой связи» мы нашли в почте. «Если бы можно было поговорить с вами по телефону, мы бы рассказали о себе куда больше, чем сообщаем в письмах», – прочитали мы в одном из писем. Ребята сами определили своих будущих собеседников: психолога, прокурора, комсомольского работника, молодого депутата горсовета, журналистов. Правда, в полезности раз­говора с комсомольским работником их пришлось убеж­дать — сами они не видели в этом большого смысла.

Жаль, что звонили больше взрослые. «Прямая связь» еще раз убедила нас, сколь серьезна пробле­ма, вставшая перед городом. Нужно было искать дру­гие пути для контактов.

Не знаю, как развивались бы наши отношения с подростками, если бы не убийство Олега Степанова, ученика 6-го класса. Это убийство потрясло горожан своей жестокостью, ведь жертвой группировки стал глухонемой мальчик. После репортажа об этом убийстве Людмилы Колесниковой мы опубликовали подборку писем, в которых читатели требовали ужесто­чить наказание несовершеннолетних преступников. И хо­тя Людмила заметила в своем комментарии, что же­стокость может породить только жестокость, ниточка нашей связи с подростками прервалась. Какие-то всплес­ки после отдельных материалов бывали, но цельного среза общественного мнения о подростковой среде уже не получалось. Если и приходили письма, то больше не «гопников», а их сверстников, поведение которых не внушало нам тревог. Они помогали нам анализи­ровать проблемы, искать выход из создавшегося по­ложения.

Письма взрослых всегда шли достаточно ровным и большим потоком. Причем, если в начале в нем в ос­новном преобладали эмоции: гнев против хулиганствую­щих подростков, некоторая растерянность перед неожи­данным злом, то с течением времени в письмах стали звучать более спокойные, конструктивные размышления. В них можно было почерпнуть немало дельных сове­тов и предложений.

Мы встретились с одним очень интересным явлени­ем: авторы некоторых посланий представлялись в об­разе другого человека. Одна девочка (мы ее потом вычислили) вообразила себя проституткой; молодой человек представился «гопником», хотя явно не входил в груп­пировку; взрослый человек писал от имени 16-летнего подростка. Некто Ильдар, изображая себя суперменом с ножом в руках, просил защитить от группировщиков своего младшего братишку.

Все эти мистификации легко разоблачались — достаточно было внимательно изучить почерки, сопоставить факты. Так, мнимый «гопник» писал о том, что и их «конторе» любят рок-музыку, а мы хорошо знали, что «гопники» и «металлисты» — недруги.

Пытаюсь понять, с чем связаны такие мистификации — и прихожу к выводу, что таким странным образом читатели отреагировали на наш пристрастный интерес к группировкам. Им, видимо, казалось, что в таком виде к их предложениям прислушаются быстрее. Ильдар, например, предлагал «разогнать все эти ПТУ», «16-летний» взрослый советовал милиции засылать в группировки своих агентов.

Это заставило нас обратить внимание и на так называемых благополучных подростков, которые по­чувствовали себя в городе неуютно. Им было и без того трудно — вражда группировок все более подчиняла своим законам всех ребят. Мы своими публикациями усугубляли чувство беззащитности подростков перед «гопниками». После этого в газете стали появляться материалы о нормальных детях, про которых мы в то время несколько забыли. Важно было показать, что в молодежной среде есть совсем другие отношения, совсем другая жизнь.

  ЧУЖОЙ СРЕДИ «СВОИХ»

Наверное, вы не напечатаете мое письмо. Но в нем все правда. У меня сейчас другие друзья и интересы. Я могу заняться тем, чем хочу. Но «там» остались ребята, которые то­же поняли, в какую трясину попали, однако не находят в себе мужества или не знают, как из нее выбраться. «Там» остались те, кто пришел только вчера или только собирается прийти...

Все началось в конце шестого класса че­тыре года назад. Мы получили новую кварти­ру и переехали в другой микрорайон. В новой школе я узнал от ребят, что у них своя груп­пировка, как они ее назвали, «контора». На переменах часто слышал рассказы о том, что там за пацанов всегда заступятся и в обиду не дадут.

Стал ходить и я. Вначале было даже ин­тересно: много новых ребят. В футбол играли. Все новенькие сначала были в одной куче. Их называли «шелухой», высматривали тех, кто посильнее. Я был не из слабых. В седьмом классе меня поставили на следующую сту­пеньку группировки: перевели в так называе­мые супера. Общим голосованием мы выбра­ли своего лидера — «автора».

Вначале я с интересом узнавал, что кроме нас, «суперов», есть еще «молодые», «сред­ние» и «старшие», что функции у всех разные. «Супера», к примеру, сидят в своем микро­районе и не имеют права выходить за его пределы. «Молодые» участвуют в драках. Дерутся обычно перед школой, рано утром (это называется «побежать с добрым утром») или вечером («спокойной ночи»), «средние» ездят в другие микрорайоны на переговоры. Объявляют войну или мир. Наказывают «мо­лодых», если те провинятся. «Старшие» опре­деляют политику группы. Ходят на дискотеки (только они имеют это право), затевают на них ссоры с «чужими», начинают «войну» между микрорайонами.

Сборы объявлялись простые и «строгие»... На простых умирали от скуки. Для начала постоишь часок без дела. Потом в подъезде посидишь, в карты поиграешь. Главное, чего и у нас, «суперов», «молодые» требовали: быть всегда на виду, на подхвате. Вскоре мне, да и многим другим ребятам все это надоело. Уроки не успеваешь делать.

По всем предметам съехал, а раньше без тро­ек учился. Книжки почитать некогда, телевизор посмотреть. Жизнь сузилась до двора и пустых разговоров.

На «строгих» сборах наказывали прови­нившихся перед группировкой или куда-ни­будь бегали. Мы, «супера», не имели права никуда самовольно отлучаться. Однажды, ког­да стало невмоготу от скуки, поехали в дру­гой микрорайон. Свой же нас и увидал. «Мо­лодые» собрали «строгий» сбор. Нас построи­ли шеренгой и устроили настоящую экзеку­цию.

А народ прибывал. Тех из «суперов», кто проявил» себя — отличился в драке, перево­дили в «молодые». Втягивали в группировку и новых ребят. Допустим, ты предложил «мо­таться» другу. Его проверяют. «Молодые» поймают где-нибудь в укромном месте. «Ты откуда? Мотаешься? Мы — враги. Вставай на колени!» Если парень сломается, не брали. Если сразу с ними драться идет, значит, свой». Критерий один был — кулак.

Особенно раздражали бессмысленные жестокие драки, в которых по приказу «старших» втягивалась вся группировка, весь микрорайон. Жизнь тогда сужалась до примитив­ного: или ты бьешь, или тебя бьют. Боишься выйти из своего района, боишься каждого встречного, если идешь один. Действовали волчьи законы: не хочешь драться, но прихо­дится.

Я твердо решил выйти. Давно надоело. Как-то сидели вместе с «суперами» и говори­ли о том же: надоело «мотаться». У «автора» спросили. Он тоже ответил: «Мне все до чер­тиков опротивело, хочу уйти». Нас было око­ло сорока. Только двое-трое не захотели уй­ти: тупые, ограниченные. Только таким здесь нравилось. Тем, у кого смысл жизни — драки, деньги, карты.

Когда мы ушли, все увидели, как нас би­ли. Каждый день приходили домой, просили какие-то деньги. Сразу — двести рублей. От­кажешь — бьют. Издевались при девчонках: били, плевали, унижали. В школе учителя или не видели, или делали вид, что не видят. В лучшем случае позвонят в инспекцию, ска­жут, чтобы нас на учет поставили. «Молодые» били каждый день. Я дрался до ожесточения. Мать не успевала отмывать кровь в подъезде. Заставляли играть в карты. Один из нас про­играл 800 рублей. Каждый день приходили, требуя долг. Часть денег упросил выплатить бабушку. Она дала 150 рублей, но от этого пацану легче не стало.

Я понял, кто эти «молодые» и «старшие». Фанатики, жестокие, бессмысленные фанати­ки, которым ничего не стоит избить пацана до полусмерти. Сколько раз мы слышали от них: «Не смейте защищать девчонок. Они — не люди».

В группировке из пацана делают волка. Там никто не говорит о будущем, об учебе, о семье. Только о драках. Однажды я жестоко избил парня, который накануне в числе пятерых напал на меня. Среда воспитыва­ла злость, жестокость, ненависть. Я видел, кто нами руководит  тупые, ограниченные люди.

У меня была девчонка. Делился с ней всем. У девчонок то же самое, что у ребят. Те же установки. Деньги отнимают друг у друга, вещи, дерутся, унижают друг друга.

Некоторые из тех, кто решил выйти из группировки, лгали, что заболела мать, на­пример. Их презирали, им не верили и тоже били. Некоторые уговаривали родителей пере­ехать в другой район, другой город.

Я понял, восемьдесят процентов попадают сюда по глупости. Двенадцать-тринадцать лет, что понимаешь в жизни? Особенно, если у тебя нет настоящего друга. Но надо искать его. Не связываться с группировкой! Не по­падаться на удочку тех, кто обещает, что там за тебя заступятся. Все это ложь! Там выры­вают из жизни, лишают ее радостей. Начисто вычеркивают лучшие годы. Лидеры считают себя суперменами, всех остальных — мусо­ром, шелухой, рабами.

Валерий, 16 лет

 «Вечерняя Казань»,  9 апреля 1987 года

ДОЛГИЙ ПУТЬ К ИСТИНЕ

Поиск причин, вызвавших непонятное, пугающее город явление, с высоты его сегодняшнего понимания напоминает вхождение в незнакомый лес. Мы робко углублялись в чащу в одном месте, чуть-чуть продвигались вперед, но впереди была кромешная темнота – и мы отступали. Делали попытку в другом месте, выходили на широкую дорогу и думали, что уже у цели, но конца пути все не было и не было – и мы снова отступали. И так было много раз.

Между тем лес лучше всего изучать с высоты птичьего полета. За понимание этой истины мы заплатили годами пробуксовки, сотнями ребячьих судеб, сломанных группировками, слезами матерей и отцов.

Газета – не научное издание, где знания предстают в полном и системном виде. Это скорее калейдоскоп мнений, отражающий живое дыхание жизни. Но если каждый отдельный «камушек» научной ценности не представляет, то все вместе они дают достаточно убедительную картину.

Наша беда в том, что осмысление происходящего началось с большим опозданием. Увы, не был услышан призыв писателя Наби Даули, который еще в апреле 1986 года советовал горожанам задуматься о том, что происходит с нашими детьми: «Пришла в наш общий дом беда. Должно же это беспокоить наши сердца! Может быть, сегодня оглянемся и подумаем? Ведь завтра может быть поздно!..»

Не вняли совету аксакала. Пришлось потом догонять события. Причем все делали по годами накатанной колее: планы, решения, заседания, собрания, штабы... Призывы «Вечерки» посмотреть в корень явления тоже никто не услышал. Имевшиеся уже в ту пору научные работы о «трудных» подростках оставались без применения. Видимо, каждому должностному лицу нужен был личный опыт, который припер бы к стенке, чтобы понять всю сложность положения.

К сожалению, и ученые (а в Казани собраны значительные силы) большой активностью не отличались. На проблемы города они откликнулись лишь в последние годы. Но силы разных научных учреждений были разобщены, многие исследования дублировали друг друга. Практики о научных разработках не знали. Наука постоянно отставала от жизни. Ученые еще только выясняли причины молодежных проблем, а учителя, родители, работники правоохранительных органов, городские власти нуждались в советах, как жить дальше.

В исследовании социологов университета 1989 года указывается еще одна причина: в 70-е годы и первой половине 80-х внимание ученых было сосредоточено на проблемах совершенствования деятельности различных организаций, работающих с молодежью, но не исследовалась ситуация, когда определенные группы молодых людей оказывались в сфере влияния тех или иных субкультур. Впоследствии все увлеклись изучением хулиганствующих группировок – и упустили переориентацию несовершеннолетних на корыстную преступность.

Нельзя не признать, что одной из главных причин «группировочной чумы» стал довольно низкий уровень духовной культуры в нашем городе. Речь идет не просто о малом числе учреждений культуры – даже то, что есть, молодежь не использует. Это отражение общей ситуации в стране, когда бездуховность становится нормой жизни для тысяч, десятков тысяч наших сограждан.

Казань считается не самым последним культурным центром страны. Но если проанализировать ситуацию, как это сделали социологи университета, то окажется, что здесь велся интенсивный «отстрел» людей с активной жизненной позицией, которые выбивались из общих стандартов. Закрывались дискуссионные клубы, запрещалась самодеятельная песня... Помню, с каким скандалом запретили школу общения в Молодежном центре – объяснили аморальным поведением ее руководителя.

Общественная жизнь свелась в глазах детей и подростков к ограниченному набору стандартных форм, спущенных сверху: Ленинский зачет, пионерские Марши... Пятиклассницы одной из казанских школ рассказывали мне, что перед классным вечером должны обязательно завизировать его сценарий не только у классной руководительницы, но и у завуча.

Сегодня мы имеем немало серьезных исследований молодежных проблем, которые представляют большую ценность не только для Казани. Это работы ученых НИИ профтехпедагогики АПН СССР, социологической лаборатории КГУ, других вузов, Казанского филиала Московской высшей заочной юридической школы. В нашем городе проводили свои исследования и научные работники из Москвы.

К сожалению, невозможно здесь рассказать обо всех газетных публикациях и научных исследованиях, посвященных «казанскому феномену». Даже собственные материалы в большинстве останутся за кадром. Приходится ограничиться общим обзором. Все – и ученые, и практики, специалисты и родители – искали ответ на один вопрос: что случилось с нашими детьми? И чем дольше продолжался этот поиск, тем запутаннее рисовалась картина.

Где-то я прочитала, что преступность определяется 450 факторами. У молодежных проблем причин, видимо, больше.

Интересно проследить процесс осмысления во времени. На первых порах причины всех бед искали в воспитании: семейном, школьном, правовом, трудовом... Обвиняли учителей, родителей, милицию... Кто-то, может, и в самом деле думал, что корень зла здесь. Но многие понимали, что копать надо глубже.

О социальной обусловленности молодежных проблем центральная пресса заговорила в 1985 году. Но для местных журналистов эта тема еще была закрыта. В своей статье «Этот неслучайный случай» я могла апеллировать лишь к телепередаче «Двенадцатый этаж». Ясно, что при таком подходе мы вынуждены были копать лишь в своем, казанском, «огороде». И потому сформировалось мнение, что корни подростковых группировок – здесь, в Казани.

Не избежали этого заблуждения и московские журналисты, и даже исследователи, которые не могли не знать, что подобные конфликты наблюдаются не только в нашем городе. Конечно, нельзя сбрасывать со счетов и специфичные казанские условия. Это прежде всего неразвитость социальной инфраструктуры. Положение до сих пор остается критическим: не хватает не только кинотеатров и бассейнов – не хватает школ и детских садов.

На семьдесят третьем году Советской власти мы были вынуждены признать, что у нас есть трущобы. Стали бедствием для города и «спальные» районы, главные очаги преступности несовершеннолетних. Образование, культура – все, что связано с духовными потребностями, приоритетным для города не было. Миллионный город оказался мало приспособленным для нормальной жизни. Впрочем, все эти беды в нашей стране носят всеобщий характер. Так что не буду разделять казанские и неказанские проблемы. Тем более что действуют они в комплексе.

Воспользуюсь классификаций члена-корреспондента АПН СССР Л. Воловича, который выделяет несколько групп проблем. Прежде всего он рассматривает молодежные проблемы как результат всего общественного развития страны: «Подросток стал по существу субъектом отражения на интегральном уровне всей сложности социального отчуждения и самоотчуждения». Это и разрушение интеллектуального генофонда страны в период массовых репрессий, и размывание трудового слоя крестьянства в период раскулачивания, и интенсивный рост численности рабочего класса вследствие индустриализации и урбанизации. Все эти процессы, начатые в первые годы Советской власти, в той или иной мере продолжаются и сейчас.

Кандидат педагогических наук А. Вайсбург в статье о причинах деформации личности подростка писал:

«Нужно прямо признать, что в течение долгого времени социально-политические условия нашей жизни не способствовали воспитанию нравственных качеств. Сталинский деспотизм, растлевающая эпоха застоя с ее ложью, обманом, показухой не прошли даром. Они разрушили душу, обесценили гуманные идеи социализма. Духовность стала немодной, ненужной молодежи».

Многие исследователи отмечают, что «социальные одежды», предлагаемые подрастающим поколениям, оказались скроенными не по тем образцам. Речь идет о безусловном примате классовых ценностей над общечеловеческими, о политизации образования и воспитания, об агрессивном неприятии религии и многих других ценностей прошлого, о прагматизме, доведенном до абсурда. Мы удивляемся тому, что в женщине перестали ценить мать, что молодежь не уважает старших, что родной язык стал ненужным. Но ведь общество по сути к этому стремилось, когда провозглашало, что человек славен прежде всего трудом (какой же прок от старика и кормящей матери?), что главное – это общественный, а не личный интерес (какая же семья победит в конкуренции с заводом, а то и всем обществом?).

Финский этнолог и демограф Сеппо Лаллукка в интервью Т. Барееву, опубликованному в «Вечерке», обратил внимание на этнический аспект:

«Процесс утраты национальных корней частью татар и других национальных групп привел к тому, что эти люди не владеют своей национальной культурой, но и не усвоили русской... Маргиналы во многих случаях оказываются моральными мутантами со слабыми представлениями об этике и нравственности».

Правомерно считать маргиналами и тех, кто лишился каких-то важных «корней», переехав из деревни в город,– а в Казани это значительная часть населения. Люди оказались как бы в подвешенном состоянии – порвали с сельской культурой, с сельскими традициями, с сельскими нравственными нормами, но ничего не обрели в городе.

Работая в ветеринарном институте, где в основном учится молодежь из села, я не раз убеждалась, что из городской жизни студенты берут не самое лучшее.

Современная молодежь инстинктивно начала сопротивляться традициям прошлых лет – и взрослые забили тревогу: рушится связь поколений! Это действительно болезненный процесс, не всеми понимаемый однозначно. С одной стороны – гневное возмущение молодежью, которая забыла идеалы отцов, с другой – мучительный комплекс вины за совершенные ошибки.

Нельзя не учитывать и объективных причин. Ленинградский ученый Н. Кофырин, принимавший участие в конференции социологов Казанского университета, отмечал в своем докладе, что все ускоряющийся процесс социального и технического развития делает опору лишь на опыт прежних поколений явно недостаточным. Старшие порой сами не знают, как решать те или иные проблемы. Молодежь должна сама искать выход. Готова ли она к этому? Вот в чем вопрос.

Воспитанные в условиях административно-командной системы единомыслия, молодые несут на себе печать мира взрослых.

«Дети не придумывают свое новое социальное устройство, они берут его у нас, – писала в «Вечерке» психолог Т. Горшенина. – Бездумные попытки поскорее избавиться от группировок равносильны желанию избавиться от самих себя».

Читательница М. Раскина высказалась на этот счет так: «Как-то один известный Французский писатель сказал, что каждое общество заслуживает своих преступников. Мы своих подростков заслужили. Группировки – это же наше зеркало, пусть кривое, извращенное, но разве трудно нам узнать в них себя? Давайте взглянем на себя: к какой группировке принадлежим мы, взрослые? Ведь у нас тоже кругом – «свои» люди: в торговле, в аптеке, в больнице... Попробуй-ка выйди из этого круга нужных людей – и будешь раздет, разорен, да и побитым быть шанс тоже есть.Неужели наши дети этого не видят?»

Анализ социальных аномалий сделал много предметнее и точнее анализ собственно воспитательных процессов. За недоработками отдельных учителей и родителей, педагогических коллективов стали видны общие закономерности. Прежде всего это семейные деформации, определяемые опять же социально-экономическими условиями нашей жизни.

У этого явления много ликов. Тут и массовые разводы, очень часто связанные с пьянством, приведшие к скрытой или явной безотцовщине, феминизации воспитания, и эмансипация женщины, обернувшаяся ее двойным закабалением, и структурные изменения семейного уклада, когда в одном доме редко живут представители разных поколений, когда на смену многодетной семье пришла однодетная.

Условия существования современной семьи привели к тому, что были сведены на нет многие естественные формы социализации подрастающего поколения. Такие качества личности, как трудолюбие, доброта, сострадание ближнему, ранее прививавшиеся самим укладом жизни, сегодня нельзя воспитать без социального тренинга. Общество практически никак не среагировало на эти изменения. Например, дошкольные учреждения и школы оказались не в состоянии восполнить потери, возникающие в семье, когда родители целый день на работе. Группы продленного дня, создаваемые во благо, но со всеми атрибутами казарменной педагогики, очень быстро дискредитировали себя.

Я не буду останавливаться на других деформациях общественного воспитания – об этом достаточно много сказано в предыдущих главах книги. Как известно, воспитывают не только родители и учителя. Долгие годы мы слишком упрощенно понимали процесс воспитания. Об этом напомнил в «Вечерке» заведующий кафедрой Казанского института культуры Р. Хакимов:

«Я живу в новом красивом доме. Спасибо строителям. Вот только трубу с горячей водой они подсоединили не к главной магистрали, а к другому дому – и на всех горячей воды не хватает. Уважаемый строитель! Ты думаешь, что ты не воспитатель, ты – строитель, а воспитатель – я. И если твой сын хулиганит, значит, надо спрашивать с меня. Ты ошибаешься... Получается, что и ты воспитатель, вернее, антивоспитатель, уважаемый строитель».

Некоторые исследователи полагают, что мы имеем дело со слабой педагогизацией общества. Мне кажется, что педагогизация не может быть слабой или сильной – воздействие окружающей жизни на ребенка есть всегда. Другое дело – каково оно, это воздействие, какие качества личности развивает, а какие, наоборот, нет.

Л. Волович определил вторую группу причин молодежных отклонений как социокультурный дефицит личности подростка. Мы изначально закладывали эти отклонения, о чем говорят целевые установки общества в области воспитания. Ведь еще вчера мы не подвергали сомнению такие вот утверждения: «Никогда в обществе, до социализма, не было, чтобы вся система социальных институтов – семья, школа, массовые детские и юношеские организации – целенаправленно воздействовала на создание всех членов общества на основе общих принципов, норм и идеалов, отражающих единые интересы» (подчеркнуто мной в цитате из книги академика Г. Л. Смирнова «Советский человек: формирование социалистического типа личности», М., 1980).

Исходя из этого постулата, секретарь Казанского горкома партии Ф. Зиятдинова писала в своей диссертации о необходимости сквозного контроля над личностью, распространяя его от заводской проходной до места жительства. Все это оправдывалось благими намерениями: «расширением социальной базы коллективизма как характерной черты социалистических отношений и как социалистического нравственного принципа».

Все бы хорошо, вот только главным мерилом коллективистских отношений претендент на степень кандидата педагогических наук рассматривала сознательную дисциплину и организованность. Если это так, то мы должны признать, что настоящие коллективистские отношения у нас сегодня – в группировках. Там и с дисциплиной, и с организованностью все в порядке, в отличие от школы.

В этой связи заслуживает внимания статья кандидата психологических наук Ю. Фисина «В группе и поодиночке», который рассматривал процессы интенсивного группирования молодежи как результат ярко выраженного коллективистского воспитания:

«Мы настойчиво внушаем детям, что отношения с близкими надо строить по принципу «Один за всех, все за одного». У такого воспитания есть и негативный эффект. Если у подростка коллективистские чувства развиты слабо, то в случае конфликта со сверстниками он будет находить выход из него один, например, начнет заниматься боксом, чтобы отомстить обидчику, а чаще забудет обиду. Если же парень имеет много друзей, он отомстит с их помощью. Тот, в свою очередь, не останется в долгу...»

Авторы многих публикаций пытались сделать из казанских подростков эдаких бунтарей против тоталитаризма. Процитирую статью начальника юридического бюро одного из казанских НИИ, в прошлом следователя X. Гильмитдинова:

«Среда обитания для подростков неприемлема и тягостна. Они постоянно думали, как покинуть эту среду или изменить ее. И постепенно им стало казаться, что все окружающие их люди не правы, опасны и вредны. Они пытались сначала влиять на них, но, убедившись в бесплодности своих усилий, стали их избегать, а потом начали мстить им и другим, и всему обществу в целом».

«Хулиганомания» – так автор определил процессы, происходящие в группировках. На первых порах – выражение протеста, а через некоторое время – потребность в совершении преступлений становится нужна подросткам как доза наркоману – для успокоения, физического и душевного наслаждения.

Если и можно тут рассуждать о каком-то протесте, то он скорее на бессознательном уровне.

Какие же качества личности оказались решающими в определении приоритетности выбора подростками способа существования? Жесткая регламентация школьной жизни, авторитарность отношения со взрослыми: родителями, учителями, при котором ребенок – не субъект, а объект воспитания, вербальный и обязательный характер форм воздействия, ориентация на коллектив и нивелировка личности – все это и привело в конечном итоге к тому, что ребята оказались «вытолкнуты» из основных институтов социализации. И нашли себя в группировках.

По мнению Г. Забрянского, каждой стадии подросткового, юношеского периода онтогенеза характерны свои потребности, мотивы, ценностные ориентации. Наряду с особенным существует общее – потребность в самоутверждении, самоопределении, самореализации, самостоятельности и в самооценке. Эти пять «С» составляют ядро личности подростка. Анализ возможностей, которые социокультурная среда представляет человеку, и дает ответ на вопрос: как ведет себя подросток (механизм поведения), почему он поступает в конкретной жизненной ситуации так или иначе (мотивация поведения).

Современный казанский подросток не имеет достаточных возможностей реализовать ни одно из этих «С». Дворовые группировки предоставили ему такие возможности. Их «авторитетами» стали те, кто не смог реализовать себя в школе или ПТУ. Их ровесники, согласившиеся и здесь на роль ведомых, ничего по сути не потеряли. Привыкшие к абсолютному повиновению – сначала родителям, а потом учителям, они достаточно легко адаптировались в уже знакомой атмосфере авторитаризма. Здесь так же не надо было напрягать ум, не привыкший к условиям выбора – за тебя думают другие.

Г. Забрянский назвал обе эти группы молодежи аутсайдерами – это «неспособные», «неуспевающие», «недисциплинированные», в общем, «трудные» в учительском понимании этого слова.

Научные сотрудники НИИ профтехпедагогики В. Фазулзянов и Е. Соловьева, анализируя особенности потребностно-мотивационной сферы «трудных» подростков, пришли к выводу о том, что безмотивная агрессия, наблюдаемая в подростковой среде и ставящая в тупик не только дилетантов в деле воспитания, но и специалистов – это реализация потребности утвердить себя в глазах сверстников и своих собственных:

«Во многих случаях агрессивность подростков совершенно свободна от корыстных целей... Духовный голод, неудовлетворенность потребностей в богатой впечатлениями, разнообразной жизни упрощает сферу потребностей и способы их удовлетворения».

Исследователи, изучая потребности казанской молодежи, отмечают приоритет второстепенных ценностей и падение ценностей основных, например, потребности в знаниях, отторжение от культуры в пользу примитива, рост потребительства. Из опрошенных 283 подростков, живущих на Жилплощадке (место обитания группировки «Жилка»), лишь 7 процентов читают газеты и художественную литературу, зато 94 процента посещают видеосалоны (данные Р. Булатова). Исследования М. Гарифуллиной подтвердили, что подростки дают низкую оценку блоку качеств, отражающих взаимоотношения людей: доброте, уступчивости, нежности, внимательности, тактичности. Низкий рейтинг и у инициативности, увлеченности, творческой активности.

Явная недооценка прослеживается и по блоку качеств, необходимых для самосовершенствования личности. Первопричины этого понимаются учеными по-разному. На страницах «Вечерки» состоялась своеобразная дуэль между Ю. Фисиным и академиком АПН СССР Р. Шакуровым. Первый утверждал, что отклонения в молодежной среде объясняются невысоким интеллектуальным развитием подростков, второй видел причины прежде всего в эмоциональной глухоте, в эмоциональной скудости человеческих контактов.

В последние годы получило довольно широкое распространение мнение о том, что агрессивность подростков объясняется нарушениями психического развития. Конечно, сам медицинский аспект сбрасывать со счетов нельзя. Частота нервных заболеваний, например, не может не сказаться на взаимоотношениях подростков между собой и со взрослыми. К сожалению, исследования в этом направлении только начались. Но это один из факторов, не самый решающий.

Есть попытки проследить влияние на ребят экологических факторов, в частности, большого числа химических заводов. Ю. Фисин тоже обращает внимание на взаимосвязь личности с условиями обитания. Он считает чрезмерную плотность, скученность населения в городе одной из причин негативных изменений в психике:

«Молодым приходится тяжелее всего, так как они больше времени проводят во взаимодействии с себе подобными. В условиях высокой частоты контактов поступки людей носят главным образом инстинктивный, полуавтоматический характер, то есть подчиняются простейшей схеме «стимул – реакция». В результате у молодых людей формируется поверхностное мышление, личность бедная, лишенная духовного начала».

Кандидат архитектуры Л. Надыршина, рассказывая об исследовании группы студентов Казанского инженерно-строительного института, связала деятельность группировок с характером городской застройки. Статистика показывает, что наиболее спокойными являются улицы с индивидуальной застройкой, тесными старыми двориками. Об этом же писал А. Авдеев:

«Казань в полной мере выявляет беду миллионных городов, где население разобщено, где утрачены привычные формы взаимоотношений, характерные для небольших дворов старых кварталов, с лавочками у ворот, где контролируется поведение соседей, контролируется, может быть, чересчур прямолинейно, но честно и гласно».

Так получилось, что раньше всех заинтересовались «казанским феноменом» криминалисты. Отрицать влияние на подростков преступного мира, конечно, нельзя. Приоритет ложных ценностей сформировался в молодежной среде во многом под этим влиянием. Но мы слишком долго рассматривали «казанский феномен» через призму уголовного кодекса. И соответственно решения принимали «криминальные».

По мере того, как слух о «казанском феномене» разнесся по всей Руси великой и к нам зачастили визитеры из Москвы, город все меньше внимания уделял проблемам воспитания – все силы были брошены на перевоспитание. Так что в этой обстановке вполне логичным было решение, принятое в высоких кабинетах: просить промышленные предприятия поделиться средствами, направив их не на нужды школы, не на объекты соц-культбыта, а на материальное обеспечение милиции (там, конечно, тоже нужда большая – здесь важны приоритеты).

Теперь самое время перейти к третьей группе причин молодежных отклонений. Л. Волович объединил их общим понятием – разобщенность и неадекватность воспитательных усилий всех социальных институтов. Было бы несправедливо утверждать, что городские власти ничего не делали для решения молодежных проблем. Произошли изменения к лучшему в материальной базе культурно-спортивной работы, в ее организации стали больше исходить из потребностей самих подростков.

Благотворные перемены пришли во многие школы города. Демократизация отношений заменяет былой авторитаризм, правда, процесс этот долгий и трудный. По-новому строится учебная работа – в начальных классах введена пятидневка, в старших – зачетная система контроля знаний, появились классы с углубленным изучением отдельных предметов. Больше внимания стали уделять проблемам татарского языка и культуры. Вынужденные бороться за каждого учащегося, меняют учебные планы профтехучилища.

Однако все это не ослабило группировки. Попытаемся понять, почему.

Большинство горожан остаются сторонними наблюдателями. Правда, они не скупятся на советы, порой даваемые в приказном тоне. Особенно огорчает позиция студенчества, а оно у нас в Казани являет собой силу немалую. С каждым годом сокращается число подростков, которых берут с собой на летние работы студенческие отряды, лишь единицы руководят кружками, секциями, клубами в школах и ПТУ. Зато студенты громче других кричат: «Очистить город от «гопников»!

С таким лозунгом прошла в 1988 году студенческая демонстрация (специально по этому поводу организованная), только эта мысль родилась в головах участников митинга, состоявшегося в мае 1989 года, после убийства группировщиками первокурсника КАИ.

Ксения Мяло определила основную причину создания группировок как результат разложения целостной среды обитания подростка, подчеркивая, что это не частное проявление недоработок школы, комсомола, организаторов досуга, а самостоятельная социальная патология. Вот почему заранее были обречены на неудачу попытки бороться не с болезнью, а с ее следствиями. Причем сама эта борьба проводилась в лучших традициях административно-командной системы.

Долгие годы эффективность работы с подростками оценивалась не реальным положением на казанских улицах, а количеством проведенных мероприятий и исписанной бумаги. Решения о том, что надо делать, принимались не там, где что-то можно было реально сделать, и не теми, кто мог за это взяться. Формы и методы работы диктовались чаще всего администраторами от воспитания. Они умудрялись загубить на корню даже интересные идеи. Так, больше вреда, чем пользы, принесли клубы выходного дня в школах, «второе расписание» в ПТУ.

В 1986 году горком партии вернул из небытия сходы, пригласив подумать о детях всем миром. Казанцы дружно откликнулись на призыв – сходы собрали многотысячную аудиторию. Людям впервые сказали всю правду без прикрас, дали возможность высказаться. Но дальше слов дело не пошло. Так было и после публичной дискуссии, проведенной в Доме политического просвещения. «Пора дело делать!» – призывали горожане со страниц нашей газеты. К этому времени люди уже разуверились в решениях и постановлениях. «Почему нет результата от того, что сделано?» – спрашивал ветеран труда А. Хамидуллин. И сам же отвечал: «Разработанные в служебных кабинетах мощные импульсы грозных решений, следуя к исполнителям, интенсивно теряют свою амплитуду на промежуточных бюрократических порогах и доходят до низа искаженными, неубедительными и часто непригодными».

Он имел в виду компетентные решения. А как много было некомпетентности! Она правила бал на всех уровнях – от руководящего звена города и республики до конкретной школы, когда один неумелый педагог мог свести на нет усилия десятков людей. «Бумажная профилактика», однако, занимала много времени и отнимала много сил. Чего стоят одни сообщения из милиции по месту работы родителей и учебы подростков! Их отправляли сотнями.

Признавались со страниц газет, что отдачи нет – и снова писали. А сколько всего делалось «для галочки»! Взять то же шефство над «трудными». Возможно, и были какие-то единичные случаи отдачи от такого наставничества, но в целом – чистая имитация работы. Секретарь парторганизации одного из ПТУ жаловалась мне, что плохо провела ноябрьские праздники. «Пришлось два дня возиться с одним «трудным»,– пояснила она.– Один день в училище его пасла, на другой день позвала к себе домой – чтоб на глазах был...»

Представляю, как себя чувствовал ее подопечный. И что он думал о нас, взрослых.

Не верю я и в многочисленные «индивидуальные беседы», тем более во время партийно-хозяйственных рейдов. Это когда десятки людей отправляются в опорные пункты милиции, где «профилактируют» сотни подростков и их родителей. Есть ли какая польза от этих рейдов, не знаю, но отчеты о них, публикуемые нашей газетой, впечатляют цифирью.

Что же касается реальных дел, сулящих немалый эффект, то они поддержки зачастую не встречали. Так было, например, с авиационным техническим центром, с объединением клубов по месту жительства «Подросток», созданных по инициативе горкома комсомола. В какой-то момент комсомольские лидеры, припертые к стенке сильной критикой, всерьез взялись за дело. Например, Советский райком комсомола провел специальный пленум, куда пригласили и группировщиков. В этом же районе было создано объединение «Коммунар», отвечающее за работу по месту жительства. Оно быстро завоевало авторитет. Это и неудивительно, ведь о нем заботились не только райком ВЛКСМ, но и райком партии, и райисполком, и промышленные предприятия.

Объединение, созданное в масштабах города, такой поддержки не получило. Появление «Подростка», благословленного ЦК ВЛКСМ и Госкомтрудом СССР, который разрешил поставить зарплату работников в зависимость от их труда, в городе приветствовали все. В том числе и горисполком, который должен был передать в бюджет объединения миллион рублей. Но не передал. А когда комсомольские активисты стали очень сильно требовать обещанное, в клубы «Подростка» ринулись многочисленные инспектора разного уровня. И уподобился «Подросток» зерну, которое постоянно раскапывали, чтобы увидеть росточек. Полезное дело оказалось почти на краю гибели.

Зато другое начинание, рожденное в стенах горкома партии, получило зеленую улицу. Речь идет о социально-педагогических комплексах, появившихся в Казани в 1986 году. Было в этой идее рациональное зерно – объединить в каждом микрорайоне силы, которые способны строить по-новому работу по месту жительства, создать для этого единый денежный фонд. Конечно, хорошо, что в городе стали проводиться праздники улиц и дворов, что прибавилось средств для этого. А в остальном КПД комплексов оказался небольшим. Многие задачи, которые перед ними ставились, оказались невыполнимыми.

Предложений о том, как вести работу с детьми и молодежью, за эти годы высказано немало. Но реализованы единицы. Не учтены были и рекомендации ученых. До сих пор, например, не создан единый орган по координации и руководству всей работы с молодежью, не устранены ведомственные перегородки. А ведь еще в 1985 году кандидат философских наук Н.С.Фатхуллин и кандидат юридических наук Р.М.Валеев в своих рекомендациях, составленных по просьбе горкома партии, писали об отсутствии надежного управления социализацией подрастающего поколения.

Свои предложения внес и Евгений Бааль, подготовивший, опять же по заказу горкома партии, комплексную программу борьбы с правонарушениями молодежных группировок по месту жительства. В ней он указывал на необходимость создания Бюро Совета Министров ТАССР по делам молодежи, народного образования, культуры и спорта. Будет ли такое Бюро в обновленном Совете Министров – не знаю.

Зато в Казани создана депутатская комиссия по работе с молодежью, решается вопрос о соответствующем подразделении в аппарате горисполкома. Одновременно сверху и снизу начал формироваться творческий коллектив ученых и практиков для выработки целевой программы по молодежной политике. Над программой работают философы, психологи, социологи, педагоги, юристы, медики, экономисты, журналисты.

Требуется переориентировать город на борьбу с социальным явлением – пока же боремся с его носителями, отдельными подростками и группировками. Обостряем и без того сложное положение подростков, а это еще более отчуждает их от нас, от общества вообще, разводит два мира – мир детей и мир взрослых – в разные стороны.

По сути, мы объявили своим детям войну. Но вряд ли в такой войне могут быть победители...Работая над книгой, я прочитала все, что написано за эти годы в «Вечерней Казани», – и с ужасом обнаружила, что многие публикации все так же актуальны. Может, рассчитывая на быстрый успех, мы были наивны – слишком сложными оказались подростковые проблемы. Может, до сих пор страдаем слепотой – пытаемся разовыми инъекциями поднять на ноги тяжелобольного. Лекарства вроде бы хороши, медсестра опыта набралась, укол по всем правилам – а толку нет.

Но пока подобным образом практикуем, жизнь наших детей в опасности. Значит, в опасности и наша жизнь, наше будущее.  

КАЗАНЬ: ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ

Что видно из Москвы?

Публикации центральных газет и журналов о «казанском феномене» могли бы составить еще одну книгу. По этой теме «отметились», по-моему, все, кроме «Веселых картинок» и «Мурзилки». Однако читатель этой книги попал бы в весьма затруднительное положение, поскольку нашел бы в ней немало противоречий и несоответствий.

Это и понятно: авторы чаще всего брали информацию из разных источников (а расхождения тут бывают в пределах одного ведомства), из-за краткосрочности командировок не могли ее перепроверить. Порой по случайным интервью делались обобщения, не всегда верно отражающие тенденции. Даже собкоры, живущие в Казани, порой грешили против истины.

Не могу удержаться, чтобы не привести несколько примеров. Автор журнала «Наука и религия» среди причин возникновения вражды группировок прежде всего выделила социальные. Вот как обрисовала она микрорайон Приволжского района, прародителя печально известной банды «Тяп-ляп»:

«Пространство, населенное запертыми в нем «стариками»-ветеранами, «страшными» подростками из группировок, растапливателями печей, носильщиками воды из колонок, поедателями сырого черного хлеба,– пространство это будто давит гнилостным удушливым воздухом, ощеривается зияющими там и тут канализационными дырами».

Что и говорить – картина впечатляющая. Но когда я прочитала это одному из бывших «тяп-ляповцев», он снисходительно улыбнулся. Да, в районе объединения «Теплоконтроль» есть поселок, где в частных домах нет воды и газа, но ребята оттуда отличаются завидным трудолюбием, что и спасло многих от тюрьмы. И банда «Тяп-ляп» произошла совсем не из этого поселка.

Не исключено, что автор сосредоточила бы свое внимание на другом, если бы не встретила в Казани писательницу Фаузию Байрамову, которая и навела ее на мысль о том, что казанские «мотальщики» – это своеобразные борцы за свободу. Их хотела видеть в этой роли сама Байрамова, но это другое дело.

В письме совета матерей Татарского общественного центра и инициативной группы Народного фронта, опубликованном тут же, в «Науке и религии», об этом говорится без обиняков:

«Вы – большая сила, и вам надо повернуть эту силу против несправедливости, против бюрократии, против «знати», живущей за счет народа».

Но как бы ни хотелось авторам этой концепции поделить казанскую молодежь на «бедную» и «сытую», в группировки входит самый пестрый народ: здесь и дети рабочих, и сыновья начальства. Не приходилось встречать лишь выходцев из семей творческой интеллигенции.

Они объединяются по другому признаку, чаще всего в сообщества «металлистов», с которыми «гопники» враждуют. Но вражда эта не носит характер социального антагонизма – просто «гопники» не любят рок-музыки.

Очень неприязненно была встречена многими казанцами статья в журнале «Огонек», автор которой здорово романтизировал группировщиков. Тем, кто встречался с ними на улицах города, было совсем не до романтики.

Искать причины сложного явления, сидя в московском кабинете, – дело опасное. Один автор расселяет «мотальщиков» по трущобам центральной части города (упор на плохие бытовые условия), другой – по «спальным» районам (отсутствие социальной инфраструктуры). И оба оказываются правы. Потому что «конторы» есть и там, и тут. Вывод получается несколько другой.

Журналисты из Москвы часто брали в союзники социологов из Казанского университета, местных коллег. Не отказывался от встреч Савелий Тесис, в то время главный специалист по несовершеннолетним преступникам и связям с прессой. Это должно было бы страховать от ошибок и ложных выводов. Тем не менее в публикациях встречается немало погрешностей.

Не так страшно, когда одному из журналистов дает интервью директор несуществующего в Казани ПТУ-43. Куда серьезнее, когда в «Собеседнике» сочно описывается убийство, которое не имеет никакого отношения к «войне» группировок. Компания пьяных подростков, забившая до смерти своего собутыльника, была известна инспекции по делам несовершеннолетних Советского района за пристрастие к спиртному и не входила ни в одну «контору». В большинстве казанских группировок пить строго запрещено.

Некоторые ошибки воспринимались очень болезненно. Так, в одном из журналов сообщалось, что Хантемиров, осужденный как главарь банды «Тяп-ляп»,– убийца. Мама Хантемирова обратилась к судье В. Шакурову с просьбой защитить сына – он действительно никого не убивал.

Слава богу, обошлась без последствий публикация «Моталки» в «Комсомолке», где журналисты, решив блеснуть знаниями по истории, сыпанули соли в кровоточащую рану. В обстановке возрождаемого национального самосознания всплыли старые обиды. Вот и татары болезненно вспоминают события многовековой давности, когда Иван Грозный покорил Казань. И если москвичам абзац с лозунгами «Поставим Москву на колени! Наши предки покоряли Москву – покорим и мы!» мог показаться удачным в смысле выразительности, то казанцам было не до красот словесности.

Когда мы научимся учитывать отдачу каждого своего слова?

Наиболее раскованным в обращении с фактами оказался корреспондент «Советского спорта». Он писал о Казанском (читай: Татарском) обкоме комсомола, о двадцати годах, отделяющих сегодняшний день от времени существования банды «Тяп-ляп» (в 1969 году в Казани и не слыхивали о такой банде). Мало того, в отличие от других коллег, от ученых, которые точно не могут указать причины подростковой вражды, автор уверенно назвал главную. Оказывается, все началось 40-45 лет назад, когда в Казань понаехало много эвакуированных: «...и в ряду других проблем появляется проблема борьбы за власть между коренным молодежным населением и приезжими».

«Что происходит в Казани?» – так озаглавил свою статью автор журнала «Семья и школа». На дворе 1989 год, а ощущение такое, что первый человек взялся за перо, чтобы написать о «казанской заразе, которая расползается все шире». Он сообщил читателям, что к призывному возрасту половина ребят попадает за решетку, а две трети оставшейся половины, получив увечья в драках, признаются негодными к воинской службе. В Татвоенкомате очень удивились такой осведомленности столичного журналиста. По их сведениям, Татария одна из республик, которые в наше неспокойное время выполняют наряды по призыву. Хотя, конечно же, человек 400-500 ежегодно вместо армии попадают совсем в другие места.

Если верить журналу, «всевозможные псевдоспортивные сообщества, далекие от идеалов спорта и тем более от общечеловеческих идеалов», возникли в Казани после того, как здесь стали открывать спортивные клубы. В жизни же все было наоборот. Конечно, рисковали, создавая секции тяжелой атлетики, бокса. Но в них занимались не только те, кто хотел ловчее бить, но и те, кто учился защищать себя.

Из всех материалов столичных авторов, посвященных «казанскому феномену», ближе всего к истине мне кажутся публикации в «Литературной газете», журнале «Новое время» и очерк О. Чайки в книге «Отрицательный угол». Еще в 1988 году Юрий Щекочихин советовал не рассматривать вражду казанских группировок как локальное, казанское явление. В беседе «За круглым столом», опубликованном 12 октября, было названо много других адресов.

Ксения Мяло в двух статьях из «Нового времени» дала достаточно полное толкование причин, обусловивших молодежные проблемы, прогнозы их развития (№ 33-34, 1988 г.). Ольга Чайка связала современные группировки с бандой «Тяп-ляп», будучи лучше казанских журналистов защищенной от местных преступников и их высоких покровителей, рассказала о том, о чем до этого на широкой аудитории не говорили.

Читатели из других городов и весей формировали свое мнение в зависимости от тех или иных публикаций. Смысловые передержки и фактические неточности, вольные или невольные, таят в себе немалую опасность. Прежде всего потому, что мешают осмыслить происходящее адекватно, создают искаженное представление о сложном социальном явлении.

«У нас на каждом шагу убивают!» – истошно кричала со страниц «Комсомольской правды» моя землячка. Такие письма приходили и к нам, но по неписаным журналистским правилам мы проверяли сообщаемые в них факты. Подобные преувеличения в атмосфере нагнетания страстей вокруг Казани воспринимались за чистую монету. И мы это быстро почувствовали, когда уменьшилось количество иногородних абитуриентов в казанских вузах, когда стали отказываться приезжать к нам на гастроли артисты.

Наш город стал вроде пугала, которым пугают маленьких детей. «В Москве «назревает» Казань» – такой заголовок появился в «Московских новостях» в июне 1989 года.

Есть еще одна сторона лавины публикаций о «казанском феномене». Не могу утверждать достоверно, но мне кажется, что возникновение группировок в других городах Татарии, в соседних автономных республиках можно связать с газетными публикациями. Они в какой-то мере могли служить распространению «преступного» опыта, ведь некоторые журналисты уж очень увлекались, так сказать, технологией подростковой «войны». Наши доморощенные «мафиози» приобрели особый вес. Об этом говорилось в одной из публикаций «Московских новостей».

Рассказывая о «гастролях» в Москву хулиганствующих подростков из других городов, газета писала: «Московские рэкетиры начали использовать «казанскую фирму» для запугивания жертв: «Мол, мы казанские, вы ж знаете, мы никого не жалеем». В «Известиях» за 4 февраля 1989 года читаем: «...не можем не сказать о том, что нередко разговоры о «казанских налетчиках» основаны на всяческих слухах. К примеру, перед зимними каникулами в Подмосковье пошли гулять «сведения» о готовящейся «неделе любви», как, дескать, было в Казани. На самом деле ни в столице Татарии, ни за ее пределами никакой «недели любви» не было, был слух о ней, повторенный учительницей одной из подмосковных школ для того, чтобы «в конце четверти удержать ребят дома и заставить учить уроки».

И все-таки казанцы должны сказать спасибо московским журналистам. Только после их публикаций городские власти всех уровней наконец обратили внимание на молодежные проблемы. Помню, сразу после новогодних праздников, 3 января 1987 года, нас неожиданно вызвали в обком партии. Узнав, о чем пойдет разговор, легко вычислили причины такой поспешности – буквально за несколько дней до этого в «Комсомолке» была опубликована статья собкора В. Козина, которая впервые выводила проблемы казанских группировок на обозрение всесоюзного читателя.

Собрание прошло в духе традиционных «накачек». Больше всего досталось милиции. Тогдашний секретарь обкома партии по идеологии Р. Беляев спросил комсомольского лидера, какие у него проблемы, и был вполне удовлетворен ответом: оказывается, не хватало транспорта для боевых комсомольских отрядов. Заинтересованно обсуждались проблемы двух рабочих общежитий, где накануне побывало «высокое» начальство. «Если в колхозе на 100 граммов падает надой молока, поднимается весь актив»,– заметил один из ораторов. Теперь ставили всех под ружье подростковые проблемы.

Бюро Казанского горкома партии собиралось проанализировать ситуацию не откладывая, через месяц, обком намеревался вернуться к этому вопросу через полгода.

– Пока никого не наказали, никого не сняли...– Фраза эта прозвучала вполне определенно. Ее весомость подкрепил секретарь обкома: «Если драки не прекратятся...»

Драки не прекратились, хотя с тех пор собрания, заседания, совещания по проблемам подростков стали проходить с завидной постоянностью. Но это – тема для другого разговора.

Чем чаще писали о Казани центральные газеты, тем больше съезжалось к нам контролеров из различных ведомств, тем нервнее шел разговор, тем определеннее он переводился с рельс серьезного анализа ситуации на поиск виноватых. Иногда это были правоохранительные органы, иногда – журналисты. Все зависело, в каком кругу идет разговор.

Мы ждали от центральных изданий других публикаций. Местным журналистам было весьма сложно давать оценку республиканским и городским властям (это сегодня критикой первых лиц никого не удивишь). Казанцам меньше всего нужны были живописания драк, леденящие души обывателей не только других городов, но и жителей нашего города (мы старались «жареной» стороной эту тему не разворачивать – сами жили в этой атмосфере, знали, что страху хватает и без этого).

Они требовали конкретных действий. И если бы о некомплексной застройки новых районов, о переполненности классов и детсадовских групп, о социальной незащищенности подростков писалось не только в наших газетах, но и в московских, толку было бы больше. Сила печатного слова очень зависит от ранга газеты. Мы имели возможность не раз убедиться в этом. Конечно, немного обидно, когда глаза людям «открывали» не твои публикации, а другие, написанные порой по твоим следам. Но сочтемся славой...

Неужели нужно было непременно назвать проблему «казанским феноменом», чтобы посчитать ее действительно серьезной?

Здесь самое время разобраться с этой звучной словоэтикеткой – «казанский феномен». Мне не удалось установить, кто употребил это понятие впервые, но авторство несомненно принадлежит столичному коллеге. Существуют две версии его появления. Есть мнение, что о «казанском феномене» стали говорить после показа по Центральному телевидению фильмов Казанской студии кинохроники. И вправду, ни одна газетная статья не сравнится с силой воздействия даже одного кинокадра, снятого, скажем, в морге. Речь идет о картинах «А у вас во дворе...», «Страшные игры молодых» и «Крик. ПТУ не с парадного подъезда». Первый появился в 1987 году. Его создатели без шокирующих подробностей пытались осмыслить взаимоотношения подростковых компаний.

Их коллеги, снявшие три фильма на молодежные темы, пошли по другому пути – их интересовали не столько причины, сколько следствия. «Страшные игры...» повергли зрителей в состояние шока. Об этом они писали нам в своих письмах. А поскольку аудитория у картины была огромной (тираж 275 копий, сюжет в телепередаче «Взгляд»), о Казани заговорила вся страна. Вот тогда-то и зачастили в наш город столичные журналисты, а после их публикаций – и коллеги из многих зарубежных изданий.

 Я считаю, что московские журналисты могли обратить внимание на казанские группировки уже после первых публикаций в центральной печати. Это были статьи В. Гатова «Усобица» («Неделя», № 12) и В. Козина «Стая» («Комсомольская правда» от 29 апреля), опубликованные в начале 1988 года. После них в редакциях столичных газет должны были с большим вниманием отнестись к письмам из Казани. Мы знаем, что еще в 1987 году «казанская» почта стала темой отдельного разговора в редакции «Известий».

Казанцы забили тревогу в 1986 году. Тогда большая группа родителей (300 человек) обратилась в ЦК КПСС с просьбой навести в нашем городе порядок. Положение с группировками уже ни для кого в Казани не было секретом – публикации в местных газетах шли одна за другой. И в этом смысле мы, может быть, действительно накликали на город броский журналистский ярлык – «казанский феномен».

Взывая со страниц своих газет к казанцам, мы ведь меньше всего думали о том, что Казань может дурно выглядеть в зеркале всесоюзного общественного мнения. Писали – потому что болело, потому что не могли молчать. А за это нас клеймили с высоких трибун, что мы зря драматизируем ситуацию, что именно мы несем ответственность за все эти драки. Будто драки существовали только на страницах газет.

Если говорить о необычности явления, то оно, как это ни печально, имело место. Однако в словаре В. Даля слово «феномен» определяется еще одним важным компонентом – необычное, редкое явление. Было ли оно таким уж редким или вообще единственным, как это кое-кому представлялось? Мы здорово погрешим против истины, если ответим на этот вопрос утвердительно. Ведь раньше казанских «гопников» стали известны подмосковные «люберы». И первые публикации о вражде подростковых компаний, объединенных по признаку территории, посвящались не Казани, а городу Дзержинску, что в Горьковской области.

Как оказалось, нечто подобное наблюдается во многих других регионах страны – в Казахстане, Белоруссии... Так что события, происходившие у нас, не были сугубо казанским явлением. Просто Казань стечением обстоятельств оказалась в числе первых городов страны, где множеств» социальных болячек, проблем семьи, воспитания и образования подрастающего поколения, понимаемые как абстрактные, вылились в нечто конкретное, осязаемое и мало привлекательное. И очень жаль, что до сих пор это явление рассматривается как локальная проблема. Что опыт Казани не заставил ни правительство страны, ни народных депутатов СССР наконец повернуться к детям лицом, сделать материнство и детство приоритетными в своей политике.

Что еще должно случиться, чтобы все поняли, что не будет у нас ни здоровой экономики, ни нормальной жизни, если давний лозунг «Все лучшее – детям» не обретет реальность?

Наверное, все-таки есть основание говорить о феномене. Но не о казанском, а о всесоюзном. Общество, которое не заботится о молодежи, строит свое будущее на шатком фундаменте.

Что пишут за границей?

Журналисты из ФРГ, Австрии, Испании, Швейцарии, а чуть ранее корреспондент газеты «Нью-Йорк таймс», которого тоже довелось сопровождать, представляют средства массовой информации разной ориентации. Но в Казань их позвала одна тема – подростки.

«Подготовленные» нашей центральной прессой, они с удивлением обнаружили, что на улицах города царит спокойствие. Три дня мы колесили по городу в надежде отыскать хотя бы часть какой-нибудь группировки, чтобы корреспондент австрийского телевидения мог оправдать свою командировку. Но более четырех-пяти человек нам не встречались, пока, наконец, возле Казанки не увидели несколько подростков, в которых нетрудно было угадать «гопников».

Разговор состоялся интересный. Ребята из «Кировской» группировки охотно пошли на контакт. Этот разговор подтвердил некоторые мои опасения. Ребята охотно разговаривали с журналистами до тех пор, пока к нам не подошли еще два парня, старше по возрасту. Те, что помоложе, сразу примолкли. Подошедшие с деланным недоумением расспрашивали про «казанский феномен». «Что вы, у нас никаких драк нет! Живем дружно»,– убеждал один из них, с большой татуировкой на руках. Как потом выяснилось, он уже отсидел два срока, причем, по его мнению, каждый раз несправедливо. Эти были явно из «авторитетов».

Теперь уже по-другому воспринималась информация, полученная ранее. У группировок теперь нет постоянного места сбора, каждый раз назначается новое. В управлении внутренних дел пояснили, что «Кировская» ведет себя очень тихо, хотя имеет повод к отмщению. В феврале месяце у ЦУМа был убит один из ее «гопников» – Марат Хайруллин, 17 лет.

Пять группировок объединяют подростков и молодежь центрального Бауманского района. В каждой, по сведениям прокурора района А. Мингазова, по 40 и более человек. Выявлено 19 главарей в возрасте до 30 лет, в основном это ранее судимые. Двоих из них мы, видимо, и встретили возле Казанки.

После этого разговора стало как-то тревожно. Тишина на казанских улицах уже не радовала. Чувствовалась тревожная атмосфера предгрозья. Что это – перегруппировка сил? Период обучения «новобранцев» новым условиям существования, когда в роли «учителей» выступают преступники? Или просто летнее расслабление?

Вместе с патрульной машиной поздним вечером 14 июля мы объехали наиболее опасные места города. Везде было спокойно, Молодежи не оказалось в парках. Пустынно было возле кафе «Грот», которое в тот вечер не работало.

– Мы увидели «мертвый» город,– делилась впечатлениями Мария Хубер, корреспондент швейцарской газеты «Вельтвохе». Убедившись, что «казанские страсти» преувеличены, она тем не менее нашла пищу для размышлений. Мария приняла к сведению сообщение о том, что большая часть молодежи находится или за городом на отдыхе, или работает в трудовых отрядах. Но она не могла не заметить, что, окажись подростки в городе, им практически нечем было бы заняться.

Она была поражена тем, как мало в Казани мест для отдыха. На прощание я попросила К. Шмидт-Хойера предсказать, в каком направлении будут развиваться события. Давать прогнозы он отказался: не хватает информации. Но заметил, что посещение Казани убедило его в том, что говорить о «казанском феномене» вряд ли правомерно. Немало молодежных проблем он видел в других городах.

Не подтвердилось и другое мнение, которое ему довелось слышать: о том, что в казанских группировках началось расслоение по национальному признаку.

Нельзя не заметить, что материалы о наших подростках они собирали тщательнее, чем некоторые московские журналисты. В этом мы убедились, когда 13 июля 1989 года в газете «Нью-Йорк таймс» была опубликована статья спецкора Фрэнсиса Клайнса «Советский город встревожен возвращением молодежных группировок». Приведу несколько фрагментов из этой публикации.

«Десять лет назад, когда паника в Казани – древнем городе на берегу Волги, вызванная столкновениями между бандами подростков, достигла своего пика, был приговорен к высшей мере наказания и расстрелян один из главарей – Джавдат Хантемиров. По нему мрачно скорбели подручные из банды «Тяп-ляп», которым предстояло отбыть длительные сроки тюремного заключения. Власть, твердая в Советском Союзе, как гранит, и на этот раз решила проблему своей жестокостью, не раз оправдавшей себя в прошлом. Но вот сейчас, спустя десять лет, духи бандитов из «Тяп-ляп», похоже, переселяются в новое поколение молодежи. Однако сейчас цепи и металлические прутья, которые пускают в ход скорые на расправу молодчики, приводят к. совершенно иной реакции – некоему сочетанию умеренных контрмер и глубокого чувства вины. Во всяком случае, именно так откликаются на тревожные события городские власти. Отсутствие повальной наркомании и невозможности приобретения огнестрельного оружия 'удерживает ситуацию на уровне, который 0ы не очень тревожил полицейских во многих западных странах. Однако в обществе, где семейные традиции остаются важным социальным фактором, а привычка подчинения власти чрезвычайно сильна, казанские группировки представляют собой поистине зловещий призрак. Некоторые читатели обвинили газету в раздувании проблем группировок. Но журналист Любовь Агеева, освещающая эту тему, считает их следствием растущих социальных проблем. Не признавая понятия «казанский феномен», возникшего на страницах центральной печати, она считает, что Казань подает пример другим городам в смелости анализа существующих проблем. Они тоже должны решиться посмотреть правде в глаза».

К сожалению, материал других зарубежных изданий к нам не попал.

СУДЬБА ПОДРОСТКОВ: КРИМИНАЛЬНЫЙ АСПЕКТ

Почему в Казани молодежные проблемы носят криминальный характер, а не политический, идеологический, как в других городах? Какая связь между войной группировок и бандой «Тяп-ляп»? Какие причины обусловили перерождение обычных дворовых компаний в преступные сообщества? Почему в борьбе с ними оказались бессильны правоохранительные органы?

Думаю, без поиска ответа на эти вопросы здесь не обойтись. Точки зрения на этот счет существуют разные, поэтому я предоставлю слово нескольким собеседникам, которые были не просто наблюдателями, а непосредственными участниками событий. Из всех причин, обусловивших остроту молодежных проблем, выделю две, которые носят, так сказать, криминальный характер. Первая связана с давней городской традицией. Из поколения в поколение повторялась легенда о том, как на льду Кабана, в центре города, сходились в жарком поединке казанские батыры, чтобы помериться силой, утвердить свою власть в городе. Не о таком ли событии писал Лермонтов, рассказывая о купце Калашникове?

Легенда, естественно, находила повторение в жизни. Правда, поединки со временем видоизменялись. Если в далеком прошлом они скорее всего носили национальный характер – после покорения Казани Иваном Грозным русским полагалось жить по одну сторону озера, татарам – по другую, то в нашем столетии, а, может, и раньше и правая, и левая стороны посылали к месту поединка (с точки зрения современного закона – массовой драки) интернациональное «войско».

Мне не удалось определить, когда закончились эти схватки. Последнее свидетельство имею от «бойца» 1943 года рождения.

Иные «теоретики» современных группировок, прикрываясь седой стариной, считают себя наследниками той традиции. Но дрались на льду Кабана на кулаках и до первой крови, лежачего не били, слабых на драку не посылали. А что сегодня? О какой удали может идти речь, если «батыры» пускают в ход металлические шары и прутья, доски и колья, кирпичи и холодное оружие? Если топчут упавшего и насыщаются только кровью, как вампиры?

Медики отмечают, что редкая драка обходится без проломленного черепа. Не раз приходилось слышать, что на специальных занятиях группировщики учатся бить без промаха по почкам.

Вторая причина связана тоже с традициями, но иного плана. Как мне говорили многие, Казань не была городом, спокойным в криминальном отношении. Преступный мир здесь имеет сильные и глубокие корни. Тот факт, что перерождение дворовых компаний не обошлось без его влияния, не отрицает никто. Трудно анализировать события задним числом. Сейчас можно предположить всякое.

Существует несколько точек зрения на этот счет. Многие связывают разделение города на враждебные территории с бандой «Тяп-ляп». Подробнее об этом вы прочитаете в следующей главе. Не исключено, что разделение на «своих» и «чужих», взаимные набеги и примирения помогали подросткам как-то оживить их довольно скучные будни. Ведь играли же в свое время в Тимура, его команду и компанию Мишки Квакина. К этому времени школьная жизнь потеряла для мальчишек всякий интерес. Она не давала возможности попробовать свою удаль, была лишена абсолютно всякой романтики, о риске я уж не говорю.

Начавшись безобидно, игра «кто сильнее?» со временем трансформировалась в настоящую войну.

Есть и иное мнение: систему группировок создал преступный мир, видя в ней своеобразную школу для подрастающей смены. Не исключено, что, толкая малолеток на кражи, изнасилования, угоны автотранспорта, на массовые драки, матерые преступники тем самым сковывали силы милиции.

Какая из этих точек зрения ближе к истине, сейчас определить практически невозможно. Одно несомненно – в какой-то степени наверняка имели место все три причины. Впрочем, лучше предоставить слово профессионалам, работникам правоохранительных органов.

И. МАТВЕЕВ, начальник следственного отдела Управления внутренних дел Казанского горисполкома:

– Думаю, события развивались бы по другому сценарию, если бы не практика откровенного очковтирательства, которая наблюдалась в семидесятые и начале восьмидесятых годов. За состояние преступности отвечал прокурор, который мог в твоем присутствии бросить в корзину любой рапорт. Многие данные держали под семью замками. Ни в коем случае нельзя было допустить рост преступности несовершеннолетних, наоборот, в официальных отчетах данные занижались. О достигнутых «успехах» говорили с высоких трибун. Истинное же положение знали немногие. Но и они, называя реальные цифры, нередко переходили на шепот. Попробуй заяви открыто.

Те, кто, выступал против такой «химии», из органов изгонялись. А многие сами ушли – не хотели кривить душой. Горожане о наиболее тяжких преступлениях, конечно, узнавали – слухи помогали. Но их утешали: в семье, мол, не без урода. А когда приоткрыли завесу – все ахнули. Оказывается, подростки не только из-за шалости носы друг другу разбивали, но и грабили, насиловали, совершали дерзкие разбойные нападения и даже убивали. Ясно, что преступность несовершеннолетних поднималась не на пустом месте. Давали о себе знать упущения в борьбе с общей преступностью. Помню такое время, когда нам некогда было заниматься квартирными ворами, семейными дебоширами – все силы были брошены на группировки.

Е. ГАТЦУК, заместитель начальника Управления внутренних дел Казанского горисполкома:

– На момент существования банды «Тяп-ляп» в городе было еще несколько преступных сообществ. Я бы не назвал их бандами. Но это и не группировки в современном понимании этого слова. Целью их создания не было разделение сфер влияния – они создавались с целью обогащения. Как правило, такие группы существовали параллельно, конфликты имели только между собой.

Уже в ту пору были, конечно, и дворовые компании, оспаривавшие право считаться самыми сильными в городе. Случались драки между ними, спорадические, стихийные. Если бы мы умели прогнозировать события, если бы думали о возможных последствиях, если бы приглядывались к мелочам, которые на самом деле не мелочи. Если бы... Но мы не думали, не приглядывались. Мало того, когда события заставили-таки обратить на себя внимание, им не придали особого значения. Хотя многие уже понимали, что в городе происходит что-то неладное. После разоблачения банды «Тяп-ляп» стало относительно спокойно.

Резкий подъем пришелся на 1982 год. Драки между группировками шли с применением кольев и других «подручных средств». В 1984 году «Жилка» и «Грязь» устроили «ледовое побоище» на озере Глубоком, где собрались до 400 человек. Ясно, что за городом в один час они оказались не случайно. Понадобились немалые силы правопорядка, чтобы усмирить разбушевавшиеся группировки. А ведь у нас имелись факты, которые должны были бы насторожить...

В 1982 году директор ПТУ-51 М.Танеева сообщила нам (я тогда работал начальником в Приволжском райотделе милиции), что в училище многие ребята нацепили значок одного образца: маленький красный треугольник Речфлота РСФСР. Мы узнали, где он продается, и выяснилось, что в течение недели было раскуплено две с половиной тысячи штук. Кто выдвинул эту идею, кто организовал? Не могли же все враз принять одно решение?

Может, и не было в том событии ничего криминального – просто ребячье подражательство. Но через несколько лет подростки не будут скрывать от взрослых свою символику, оденутся в одну униформу, придумают знаки различия группировок, чтобы по типу вязаной шапочки можно было узнать «своего» и «чужого».

О том, что идет процесс организованного укрепления, можно было догадаться и по такому факту. В дни майской и ноябрьской демонстраций в одно место стягивались сразу несколько группировок. Они словно пробовали наши силы. И постепенно стали переходить в наступление. Когда несовершеннолетний Хабибуллин и трое его дружков совершили злостное хулиганство и групповое изнасилование, они были арестованы и отданы под суд. После процесса группировкой была предпринята попытка отбить их у конвоя.

Мы уже не могли помешать главному – механизмы вражды сложились. В одночасье обнаружили, что конфликтует весь город. Группировки пошли в наступление. Когда в марте 1985 года после допроса в милиции скончался один из подростков Кировского района, на похороны собралась, пожалуй, вся молодежь города. Это была настоящая демонстрация.

И как бы мы ни старались казаться хозяевами положения, силы, противостоящей группировкам, в городе не было. Если в середине семидесятых годов драки разных компаний были стихийными, то через 10 лет они становятся в большинстве своем организованными, заранее спланированными.

Группировки то мирились, то враждовали, а однажды вообще заключили всеобщее перемирие. Когда Казань была полна слухами о предстоящем съезде панков. Наши «мотальщики» решили дать им отпор. Пришлось поставить под ружье всю милицию города. К счастью, все закончилось без происшествий. Но после этого подросткам, остриженным на манер панков, стало небезопасно появляться на улицах города.

Не могу утверждать наверняка, но мне кажется, что казанским «мотальщикам» так понравилась популярность – о них писали в газетах и журналах, снимали фильмы и телепередачи, с ними встречались высокие должностные лица и ученые, что когда наступала относительная тишина, они подогревали ее с помощью нехитрых приемов. Например, пускали по городу слух о «месячнике любви», приводя в трепет тысячи казанских матерей и их дочек. Или наезжали в другие города.

Особую популярность наши «гопники» приобрели в Москве. И хотя процент иногородних преступников из числа казанских подростков в столице был небольшой, их выделяли из общей массы. Конечно, даже отдельные факты таких «гастролей» вызывали наше беспокойство. Для своевременного предотвращения подобных преступлений мы тесно сотрудничали с транспортной милицией и московскими коллегами.

Сегодня хозяева положения – уже не группировки. Нам удалось переломить ситуацию. Мы получили возможность заняться ее анализом, реальной профилактикой. Наша главная задача сегодня – это выявление потенциальных группировщиков в среде двенадцатилетних. Мало того, мы выявили ребят из группы риска во всех первых классах казанских школ. Но работа с ними – конечно же, не милицейское дело. Ребятам нужна помощь психологов, педагогов, медиков. Им нужны нормальные условия жизни и взросления, чтобы через несколько лет они не встретились с работниками милиции уже в новом качестве.

Н. БЫКОВ, старший следователь Ленинского РОВД:

– Где-то году в 80-м или 81-м мне поручили приглядеться к молодежи Соцгорода. По нашим предположениям здесь тоже действовала преступная группа. Район этот к тому времени представлял устойчивую городскую территорию заводской застройки со сформировавшимся населением, значительную часть которого составляли ранее судимые. Своеобразным организующим центром такого рода элементов, стягивающим преступников разного калибра со всего города, был птичий рынок, место легальных встреч и знакомств.

Я неделю не вылазил из Соцгорода – меня освободили от всех других дел. Однако выводы, к которым я пришел, моему начальству не понравились. Мне даже намекнули, не больной ли я? Так что не надо казанцев обманывать: мы знали, что в нашем городе существовала не одна банда «Тяп-ляп». Причем, если в пору ее деятельности остальные преступные группы не высовывались, то после суда над ней голову подняли другие.

Можно было предположить, что пример «Тяп-ляпа», державшего в страхе весь город, кому-то покажется заразительным, что найдутся другие группы, которые захотят занять лидирующее место в преступном мире. В 1984-1985 годах в противоборство были втянуты практически все казанские группировки, и преступные, и обычные, дворовые. Жесткий прессинг положение немного стабилизировал.

После амнистии наметился новый подъем. В Ленинском районе, например, из мест заключения вернулись 33 человека, значительная часть уголовных дел о хулиганстве была прекращена. Осужденные вернулись в свои группировки, а их места оказались заняты другими «авторитетами». Доказывая свое право на прежнее место в сообществе, некоторые шли даже на преступление.

Почему же правоохранительным органам не удалось предотвратить это явление? Нас прежде всего подвело неумение работать качественно, профессионально. Я имею в виду не только беспомощность инспектора ИДН, который не имеет нужных знаний и навыков, и малоквалифицированного следователя, но и в целом работу правоохранительных органов. Мы думали, что «силовыми» методами одолеем группировки, а получилось наоборот: мы сплотили их, подняли преступный «профессионализм» вожаков, выходящих на свободу из колоний более жестокими и более изворотливыми.

Нам бы помнить, что ребята из подворотен – никакие они не подонки, а наши дети. Я не верю, что с каждым конкретным пареньком нельзя разобраться. Устать с ним, конечно, можно. Порой так хочется плюнуть с досады. Но кто ему тогда поможет? До каждого паренька разве мы доходили?

Что мы сделали в масштабах всего города? Противопоставили подростков горожанам. Ужесточили контроль по всем направлениям. Многие формы работы, взятые на вооружение, не приносят пользы. Скажем, без конца дергаем ребят из группировок, обсуждаем, осуждаем, предупреждаем, заставляем регулярно являться пред наши очи, организуем многолюдные партийно-хозяйственные рейды, когда процесс воспитания напоминает конвейер.

Кто-нибудь задумывался, имеет ли все это результат? Я не раз убеждался, что таким образом мы лишь усугубляем положение дел. Попав «на крючок» милиции, подросток подвергается в группировке такой обструкции, что ему не позавидуешь. Он еще больше настраивается против нас, в другой раз старается напакостить так, чтобы его не поймали.

А почему все это происходит? Потому что спрашивают не за конечный результат, а за бумаги, за «мероприятия», за планы. Мне кажется, милиция должна работать по примеру американской. В каждом крупном микрорайоне – что-то наподобие шерифа со штатом, материальными ресурсами и полной самостоятельностью в действиях. Но и с полной ответственностью за порядок на своей территории. Тогда и спросить можно будет построже. Нуждается в переосмыслении деятельность всех общественных формирований, которые взаимодействуют с милицией. Скажем, районные комиссии и инспекции по делам несовершеннолетних во многом дублируют друг друга. Может, комиссии вообще не нужны? У нас любое дело могут так заформализовать, что выхолащивается сама суть. Скажем, в нашем районе мы подошли к мысли о необходимости специализации сотрудников для работы с главарями группировок. Потом группы «Лидер» были созданы везде, уже формально. И вместо будничной кропотливой работы начались отчеты, справки...

А. АВДЕЕВ, начальник организационного отдела Управления охраны при МВД ТАССР:

– В Казани уже десять с лишним лет разрабатываются специальные планы по борьбе с групповыми правонарушениями, однако результата ощутимого нет. Причина проста: нельзя набором каких-то разрозненных мер изменить то, что является плодом бездействия на протяжении многих лет.

Весь город боится «гопников». Не слишком ли много у нас «испугавшихся»? Не просматривается ли в этом простое обывательское равнодушие? Почему за подростков стали нести ответственность только работники милиции? Мы делали не одну попытку привлечь к охране общественного порядка широкую общественность.

Практика последних лет убедила, что существующая система добровольных народных дружин, основанная на производственном принципе, себя изжила. Дополнительные три дня к отпуску как-то дисциплинировали людей, отмена их повлекла массовые невыходы на дежурство. Три года мы пытались перестроить ДНД: создавали их не на предприятиях, а по месту жительства. Дружина из жильцов имеет много преимуществ. Начала потихоньку возрождаться забытая общественная мораль, у соседей появился повод познакомиться друг с другом. Мобильнее стали формы работы – дружинники не только патрулируют на улице, но и заходят в квартиры, где живут «трудные» подростки. Если на дружинника со стороны можно было не обратить внимания, то на помощь «своему» приходят другие жильцы, а с народом не повоюешь.

Важно, что в такую дружину приходят в основном мужчины. Мы не отрицаем и роль молодежных формирований по поддержанию общественного порядка. Но попытки создать массовые отряды в противовес группировкам заранее были обречены на провал. Мы только противопоставили одну категорию молодежи другой. Вот что писал в «Вечерке» об окодовцах один из группировщиков, пожелавший остаться неизвестным: «Не всех берут «мотаться». А те, кого отсеяли, идут в ОКОД, ОиД и кричат на всех углах, что решили бороться с группировками. Но среди них нет ни одного путевого человека, все они последние трусы. Когда они кучей подходят к группе ребят, то такие наглые, дерзкие, смелые. Но один оидовец или группа без милиции постараются с «гопниками» не встречаться».

А. ПАТУЛЯН, начальник республиканской инспекции по делам несовершеннолетних:

– Если соотнести пики активности дворовых группировок, то без труда углядишь, что они приходятся на годы «спячки» правоохранительных органов. Разогнали «Тяп-ляп» – и успокоились. Через несколько лет отправили за решетку сотни подростков – опять «заснули». А ведь события надо было упреждать. Или хотя бы идти с ними вровень.

Мы все эти годы запаздывали. Пытались улучшить положение какими-то частными изменениями, а, на мой взгляд, вся система работы правоохранительных органов нуждается в кардинальной перестройке. Мы говорим: главное направление нашей работы – профилактическое. А мы не заблуждаемся? Не лучше ли профилактикой, а точнее – воспитанием заниматься другим социальным институтам: семье, детскому саду, школе, учреждениям культуры? А нам оставить другие функции – обеспечение правопорядка, работу с теми, кто представляет общественную опасность.

Я считаю, что систему инспекций по делам несовершеннолетних необходимо упразднить вообще. Во-первых, ИДН сегодня не имеют полноценный кадровый состав, во-вторых, обязанностей у инспекторов столько, что изначально планируется нулевой результат. Разве может один человек держать в поле зрения до четырех-пяти тысяч подростков? А ведь у него есть и другие обязанности – дежурить по райотделу милиции, участвовать в раскрытии преступлений, даже по службе БХСС поручения дают. С другой стороны, все отделы занимаются несовершеннолетними. Будто не ясно, что любое дело профессионал сделает лучше дилетанта. Если уж оставить инспекции, то они должны иметь государственный статус.

С. ТЕСИС, начальник отдела по борьбе с организованной преступностью МВД ТАССР:

– К сегодняшним проблемам мы шли лет пятнадцать, и, пожалуй, подошли к молодежному кризису раньше других городов. Потому и прославились. Мы, к сожалению, до сих пор не имеем полного знания о группировках, о процессах, происходящих в молодежной среде, а потому очень часто «бьем по хвостам». Переориентация дворовых компаний на социально полезные дела практически не удается.

Ждали мы помощи от науки. Но на Всесоюзной конференции по вопросам молодежной преступности, проходившей в 1989 году в Минске, я убедился, что ученые не могут нам дать конкретных рекомендаций. Хотя подобное явление теперь наблюдается уже во многих городах страны. Правда, я в своем выступлении сказал, что Казани наука в какой-то степени помогла. В частности, исследования, проводимые социологической лабораторией университета во главе с А.Салагаевым, которые были проведены по ряду судебных процессов, в том числе и банды «Тяп-ляп».

До сих пор сильна установка решать молодежные проблемы милицейскими методами. Конечно, нам зевать не надо. Но правоохранительные органы сегодня оказались в очень сложном положении. Авторитет милиции и в молодежной среде, и у населения очень упал. Причин тут много. Да и сами работники относятся к своей работе без должного уважения. Велика текучесть кадров. По итогам социологического исследования, 38,5 процента хотели бы сменить работу. В прокуратуре и суде этот показатель еще выше – соответственно 50 и 60 процентов. Люди говорят о постоянных перегрузках. А объем и сложность работы не только не уменьшаются, а наоборот, увеличиваются.

Не думаю, что нам за короткие сроки удастся стабилизировать обстановку. Но и не стоит пугать горожан апокалипсисом. Нельзя сказать, что «гопники» терроризируют весь город, хотя такое мнение довольно устойчиво. Конфликты в основном не касаются горожан – группировки выясняют отношения между собой. Пока у нас нет основания говорить и о том, что преступный мир распространил свое влияние на все группировки, но опасность такая есть. Вот почему фиксируем каждый шаг, стараемся докопаться до корней. К трагическим событиям 1988 года с семью смертельными исходами, думаю, уже не вернемся. Все очевиднее становится ориентация «мотальщиков» на корыстные преступления. Прослеживается система вымогательства денег у сверстников. Не исключено, что есть виды на подростков у рэкетиров. Широкое распространение в группировках имеет карточная игра.

Сегодня мы больше знаем, лучше умеем работать. Отсюда и результаты ощутимее.  

Интервью эти нуждаются в небольшом комментарии. Мои собеседники – специалисты в своем деле, в этом не раз приходилось убеждаться. Более эффективная работа с группировками во многом связана с тем, что на ключевых позициях оказались как раз такие люди.

Все они в последние год-два поменяли место работы. Правда, причины у каждого разные. И. Матвеев ушел на пенсию, но поля боя не покинул. Тесная связь с журналистами привела его к мысли самому взяться за перо – он перешел на работу в редакцию «Вечерней Казани». Е. Гатцук, ранее работавший начальником РОВД Кировского района, возглавил новую городскую службу – управление профилактики. Руководитель республиканской ИДН С. Тесис стал начальником отдела по борьбе с организованной преступностью.  И очень жаль, что проработал в этом отделе недолго – его перевели в Москву, в МВД РСФСР.

Бывшие начальники районных ИДН А.Патулян и Н.Быков продолжают работать с подростками, правда, на другом уровне. А вот заместитель начальника УВД города А. Авдеев совершенно неожиданно для нас стал начальником отдела, который к ребятам никакого отношения не имеет. Как я выяснила, сделал он это отнюдь не по своему желанию. Нетрудно вычислить причины. Заместителя начальника УВД, в компетенцию которого входила борьба с преступлениями несовершеннолетних, принесли в жертву, когда понадобилось продемонстрировать Москве, что в Казани не дремлют, наказывают за плохой результат.

Между тем Александр Дмитриевич «крайним» тут не был. Хотя бы потому, что на своем месте делал все возможное, чтобы молодежные проблемы решались. На очередной сессии горсовета он, а не кто-то другой говорил о необходимости трудоустройства подростков на время каникул. Его статья в нашей газете «Откуда усобица и как ее преодолеть?» наводила на размышление не только о правовых аспектах «казанского феномена».

Нельзя не отметить, что при всех издержках именно правоохранительные органы оказались способны как-то влиять на развитие событий. Если бы не их наступательность, положение могло бы оказаться много серьезнее.

ЛЕГЕНДА ПОД НАЗВАНИЕМ «ТЯП-ЛЯП»

Мне по-человечески жаль эту женщину, хотя она сама во многом виновата в своих бедах: наши дети воздают нам то, что мы в них вложили или не вложили. Десятки служебных кабинетов обошла она за последние десять лет своей жизни, но ни в одном не получила поддержки. И вот теперь, по ее мнению, забрезжил для нее лучик надежды. Она не хочет умереть матерью бандита, она умоляет снять с сына это позорное клеймо. Ей очень хочется верить, что его осудили напрасно, а потому сегодня, в пору пересмотра многих прежних представлений, рассчитывает на реабилитацию...

– Вы расскажите людям правду, и пусть они скажут, правильно ли его осудили, – уже в который раз просит она меня. Как ей объяснить, что мой рассказ мало что изменит в ее судьбе? Разве что еще более озлобится против нее людская молва, которая вряд ли подвергнет приговор десятилетней давности сомнению – скорее пожалеет, что расстреляли всего двоих, а не всех четверых, как было решено вначале.

Это для нее Джавдат – любящий, заботливый мальчик, единственная надежда и опора родителей. Для других – он главарь преступной банды. Ей никогда не найти понимания и сочувствия у людей, которые содрогаются при одном упоминании об этом уголовном деле, «Тяп-ляп» для Казани – это знак беды, наложившей отпечаток на судьбы многих горожан. «Тяп-ляп» – это символ зла, которое не удалось победить даже суровым приговором,, лишившим жизни ее сына.

Было это в 1979 году. Журналистов пригласили на процесс, обещавший стать процессом года, а потом бесцеремонно выставили за дверь – и ни один материал о банде «Тяп-ляп» не появился. Люди питались слухами.

Помню, мне с большой долей уверенности очевидца рассказывали, как «тяп-ляповцы» ездят на машине по породу и стреляют по прохожим из обрезов. Какого-то старика убили прямо на скамейке у дома.

Появление «тяп-ляповцев» вызывало шок. Один из моих коллег так вспоминает встречу с ними во Дворце культуры имени Урицкого: «Они приехали на автобусах, профессионально блокировали зал, где проходили танцы, – и начали всех подряд избивать. Местная молодежь мужественно защищалась. К концу драки подоспела милиция. Автобусы отправились обратно с эскортом. Но, по-моему, это больше походило на охрану, чем на задержание хулиганов.

Насколько мне известно, и этот поход прошел для «тяп-ляповцев» безнаказанно». Этого эпизода в уголовном деле нет. Там дела пострашнее. Октябрь 1977 года – две попытки убийства приемщика посуды Гришина – чтобы не «стучал» в милицию. Февраль 1978 года – убийство с третьей попытки Даньшина. Убийство жестокое – шестеро на одного. Июль 1978 года – драка с местными у магазина деревни Старое Победилово. Двое пострадавших получили ножевое ранение, один – смертельное, в одного стреляли из пистолета. Событие случайное по завязке, но закономерное по существу. На всякий случай «тяп-ляповцы» имели при себе оружие, резиновый шланг и напильник.

И наконец та самая «пробежка» по улицам Ново-Татарской слободы в конце августа 1978 года, после которой бандитов задержали. О ней стоит рассказать подробнее.

Начну с цитаты из уголовного дела: «В 1973-1976 гг. в жилом микрорайоне казанского завода «Теплоконтроль» сгруппировалась часть молодежи, склонной к правонарушениям, совершая драки из хулиганских побуждений с подобными же группировками ул. Павлюхина, Тукаевской, в микрорайонах Казанского мехобъединения – ул. Меховщиков, К. Якуба, Ш. Камала и других (так называемой Ново-Татарской слободе). Эти столкновения носили стихийный, неорганизованный характер, в них участвовало незначительное число лиц. В такой противоправной форме зачастую разрешались личные счеты».

У меня еще будет возможность рассказать о взаимоотношениях казанской молодежи на почве соперничества. Здесь достаточно информации о том, что молодежь, живущая рядом с заводом «Теплоконтроль», в просторечии именуемом «Тяп-ляп», враждовала с молодежью Ново-Татарской слободы. «Тяп-ляповцы» очень хотели подчинить соперников своему влиянию, но Ново-Татарская сопротивлялась.

И вот в конце августа 1978 года руководящее ядро «тяп-ляповской» компании принимает решение проучить «врагов» – на 29 августа была назначена своеобразная «карательная» акция. «Тяп-ляповцы» должны были проехать по улицам Ново-Татарской слободы на мотоциклах, но им помешали работники милиции. Операцию пришлось отложить на 31 августа.

Собрались все в одном месте, получили инструкции и на машине отправились на место акции, где пробежали толпой по двум улицам, избивая первых встречных. Вот краткая хроника этой операции:

– избили металлическими прутьями мужчину;

– забросали такими же прутьями мотоциклиста с пассажирами;

– обстреляли другого мотоциклиста с пассажирами;

– обстреляли микроавтобус с четырьмя людьми;

– обстреляли микроавтобус с работниками милиции;

– у дома убит 74-летний Закиров, двое получили огнестрельные ранения, одна из потерпевших осталась в 20 лет инвалидом;

– на железнодорожной платформе Вахитово избили напоследок двух молодых мужчин.

Я представляю, в какой ужас были ввергнуты в этот день жители улиц Зайцева и Меховщиков. Число жертв могло быть больше: не взорвалась граната, брошенная Тазетдиновым вблизи от людей.

Это нападение было бессмысленным и жестоким. Мстили одним, а избивали других. Мало того, опьяненные своей силой, не заботились даже о безопасности своих – и в результате четыре человека получили в перестрелке ранения, один – Музафаров – скончался в больнице.

Трудно понять, как умудренные преступным опытом вожаки «тяп-ляповцев» пошли на столь рискованный шаг – финал его можно было предсказать заранее. Отвечать пришлось уже не только за набег, но и за другие преступления. Как видим, были у нападавших и металлические прутья, и оружие, даже граната была припасена.

Вот как охарактеризован этот эпизод в уголовном деле:

«Умысел участников бандитского нападения 31.8.78 на жителей Приволжского района был направлен на совершение нападения на граждан в составе вооруженной банды: многочисленность нападавших, обеспечение транспортом, сговоренность предстоящих команд и действий до начала нападения, наличие оружия и средств маскировки (чулки на лицах), выполнение команд и построений – все это охватывалось сознанием всех участников».

Итог известен – 27 человек на скамье подсудимых с обвинением по 77-й статье УК РСФСР (бандитизм), 28-й привлекался к уголовной ответственности за недоносительство.

Фамилии преступников мало что скажут читателям. Но кое-какие сведения о них представляют несомненный интерес. Люди разных специальностей и социальных положений: рабочие, служащие, учащиеся техникумов. Среднюю школу закончили 17 человек, неполное среднее образование имели 10, у одного за плечами была только семилетка. Один в момент нападения был военнослужащим, дома оказался случайно и вместо спортивных соревнований угодил на целых 10 лет в колонию. Семь человек не работали и не учились. Возрастной состав довольно пестрый: самому старшему 26, и лишь семеро – несовершеннолетние. То есть чисто молодежное сообщество, в котором проходили «практику» малолетки. Немаловажно, что были в компании в основном люди холостые, женаты – двое, оба имели по ребенку. Очень важная деталь: десятеро были ранее судимы, в основном, за хулиганство.

Меня в этой компании больше всего интересовал Джавдат Хантемиров, или Джавда, как звали его в дворовой компании. Его биография уместилась в несколько строк из судебного фолианта в 30 томов: родился в феврале 1956 года, окончил 10 классов школы №48, работал электриком в Молодежном центре и одновременно учился на пятом курсе строительного техникума, холост, жил вместе с родителями – отец 1926 года рождения, участник Великой Отечественной войны, мать с 1929 года.

Родители радовались, наблюдая, с каким упорством идет сын к диплому – выходцы из деревни, они сами не получили образования и очень хотели, чтобы это сделал их сын. Наверное, уже мечтали о внуке – знали, что у сына есть подруга. И вот последним августовским днем 1978 года на всем этом – на родительских мечтах, на его собственных планах – был поставлен крест.

Впрочем, его тень появилась много раньше – в январе 1974 года, когда он за хулиганский проступок был осужден на 4 года 6 месяцев. Никто тогда не увидел в нем закоренелого преступника, и после года с небольшим лишения свободы он был освобожден – сначала с привлечением к труду, а потом условно досрочно.

Очень трудно совместить в одном лице два разных лика – с одной стороны, добрый сын и умный ученик, который читал Конфуция, с другой – опасный преступник. Вот какую характеристику дала Джавде следственная группа по делу банды «Тяп-ляп»:

«Хорошо развитый, по характеру волевой и жестокий, обладающий специальными познаниями в области бокса, насаждал среди членов банды культ силы... Крайне опасный, жестокий преступник, в достижении своих преступных целей не останавливается ни перед чем, готовый на любое, самое тяжкое преступление».

Видимо, противоречивые чувства испытали и те, кто находился в зале суда, когда шел этот нашумевший процесс. Джавда, напоминающий подростка, совсем не походил на организатора и главаря преступного сообщества. Тем более что сам он не совершал тех злодеяний, о которых шла речь. В огромном уголовном деле было всего два эпизода с его участием, которые при другом стечении обстоятельств скорее всего не повлекли бы лишения свободы. Судили его, однако, не за то, что он вместе с товарищами украл овцу, озорства ради, и не за то, что, выясняя отношения, ударил человека. Семьдесят седьмая статья УК РСФСР позволяла привлечь его к уголовной ответственности именно как организатора банды, даже если сам он ничего не делал.

О том, что Джавда был инициатором преступлений, в начале следствия говорили несколько подсудимых, однако потом они от своих слов отказались. Сам Джавда избрал тактику молчания. Он, единственный, отрицал все обвинению. Руководитель следственной группы по делу В. Красов в нашем разговоре вспомнил слова Конфуция, которыми руководствовался подсудимый: «Когда я молчу, я выигрываю». Но Конфуций не предвидел всей сложности положения, в котором оказался Хантемиров. Молчание только усугубило его вину.

Видимо, теперь так и не удастся выяснить, каким он был на самом деле. Есть официальная точка зрения, изложенная в приговоре. Комментируя ее, В. Красов говорил о том, что Джавда был в банде своего рода идеологом. Это он стремился к тому, чтобы подчинить влиянию «тяп-ляповцев» все молодежные компании города. Именно он, вернувшись из колонии, организовал устойчивую вооруженную группу. Есть свидетельства тех, кто с ним рос, дружил, сидел на скамье подсудимых. Не отрицая того, что Хантемиров пользовался в среде «тяп-ляповцев» авторитетом, входил, что называется, в высшие эшелоны руководства бандой, а порой был вообще на первых ролях, они не признавали за ним роль главного вожака.

Сейчас вряд ли усмотришь в их признаниях какую-то корысть. Мало того: есть тут определенная опасность: если главарь не Джавда, то кто? И хотя с той поры немало воды утекло, я не почувствовала в собеседниках желания раскрыть все карты. Кто знает – может, игра тем процессом не закончилась или прервалась только временно.

У меня такое ощущение, что и подсудимые, и те, кто их оценивал, знали, что в зале суда речь идет лишь о верхушке айсберга.

В уголовном деле целевые установки банды были сформулированы так: нападение, физическая расправа и уничтожение граждан, не поддающихся влиянию банды или препятствующих действиям банды, или заподозренных в нарушении интересов членов банды и их знакомых, совершение корыстных преступлений, разбойных нападений, грабежей и краж. Отдельные эпизоды уголовного дела подтверждают эти установки. Однако те корыстные преступления, о которых идет речь в приговоре, на мой взгляд, совсем не требовали создания банды.

В деле фигурируют магнитофоны (два), мохеровый шарф, кроссовки, часы (двое), куртка, украденная с вешалки, ворованные овца и гуси... У одного прохожего отняли чемодан и сумку, у другого – две бутылки вина, коробку конфет и золотое кольцо. Наибольшей притягательностью пользовались у «тяп-ляповцев» джинсы и мотоциклы – и тех, и других украдено по четыре. Если учесть, что список подсудимых по этому делу составил 28 человек, а большинство корыстных преступлений совершались отдельными лицами или небольшими группами, а потому рассматривались отдельно от обвинений по 77-й статье, имеет ли смысл говорить об организованном преступном промысле?

Однако, как утверждают специалисты, такой промысел все же был. Ко времени существования банды «Тяп-ляп» у нас относят зарождение рэкета (это слово мы тогда знали из кинофильмов про итальянскую мафию). В уголовном деле находим отголоски оставшихся за кадром событий: один из потерпевших едва не поплатился жизнью за помощь милиции в изобличении трех вымогателей. В деле есть показания об одном бармене, который под пыткой был вынужден написать расписку о выдаче тысячи рублей, правда, в обвинительное заключение они не попали.

Показательно, что среди свидетелей было много представителей «денежных» профессий: мясники, приемщики посуды, таксисты, директор комиссионного магазина. Официальная версия конфликта «тяп-ляповцев» с бывшим сотоварищем Даньшиным – его контакты с молодежью Ново-Татарской слободы, с которой компания Хантемирова враждовала. Есть мнение, что Коля-Колесо стал вторым «медведем» в берлоге и кому-то мешал.

А, может, все было много прозаичнее? В среде бывших «тяп-ляповцев» мне говорили о большой сумме денег, которую должен был отдать Даньшин и не отдавал. Возможно, это был карточный долг, возможно, преступная добыча. Убийство Даньшина, согласно выводам следствия, организовал Хантемиров. Но крайним был не он. Хантемиров исполнял чью-то волю. Но чью?

Неужели следователи, судьи не знали этого? Естествен вопрос: чем это объяснить? Московская журналистка Ольга Чайка, впервые обнародовавшая историю банды «Тяп-ляп» и назвавшая имя ее настоящего главаря, отвечает на этот вопрос без обиняков: такой расклад дела был выгоден казанской мафии (в ее существовании она не сомневается): «Джавда явился, собственно говоря, типичной фигурой, которой играющий мафиози был готов пожертвовать в своей игре и пожертвовал» (Отрицательный угол. Молодая гвардия. 1990).

По ее предположениям, банда имела надежное прикрытие в правоохранительных органах, а возможно, и еще кое-где повыше. Чем иначе объяснить, что в период деятельности преступной группы в Приволжском районе было укрыто 28 преступлений из 36 по городу? Я тоже располагаю сведениями о том, что работники милиции будто боялись «тяп-ляповцев» – те без всякой опасности кутили в ресторанах, имея там «свои» столики, играли в карты в «своем» номере гостиницы «Татарстан».

Тем не менее я бы поостереглась делать уверенные заключения. Их не докажешь. Есть и другие обстоятельства, которые нельзя не учитывать. Первое: работники милиции и следствия не были готовы к борьбе с новым видом преступной деятельности. Анализируя все факты, связанные с бандой «Тяп-ляп», я не нашла прямых подтверждений о ее связях с сильными мира сего. Не сомневаюсь, что следователи знали больше, но не на все преступления могли представить суду доказательства. Организованная преступность тем и сильна, что создает особые условия существования, гарантирующие максимальную безопасность. Ведь совсем не случайно Хантемиров не запачкал своих рук в убийствах, и Даньшина убивал совсем не тот, кому он помешал. В свою очередь Джавда предпочел расстаться с жизнью, но не выдал, от кого получал указания.

Свидетель обвинения Манты, такой же преступник, но из другого клана, назвал истинного главаря банды – Антипова, но подтвердить показания в суде побоялся. Страх парализовал и жителей Ново-Татарской слободы – многие, на кого было совершено нападение, остались в материалах дела неустановленными лицами.

В правовых «университетах» преступных сообществ учат, как уйти от возмездия. Существует строгая конспирация, которая не позволяет всем знать друг друга. В ходу только клички, между собой знакомы лишь руководители «пятерок». При случае у каждого в наличии – минимальная информация. Если бы не глупая выходка «тяп-ляповцев», решивших в открытую попугать «врагов» из Ново-Татарской слободы, быть может, милиция и не подобралась к банде, кусая ее по мелочам.

Уже в ходе следствия от основного уголовного дела отпочковалось несколько «дочерних». Все, что не имело надежных доказательств связей с основным сюжетом следствия, рассматривалось отдельно, не по 77-й статье. Истинный главарь, которого все-таки удалось изобличить, был обвинен совсем за другие дела: его судили одновременно по двум статьям: 146-й (разбойное нападение) и 117-й (изнасилование).

Второе: система очковтирательства, которая была сильна в то время, могла покрыть любое преступление, если это нужно было для радужного отчета. И не только правоохранительных органов. В. Красов рассказывал мне, что трижды в неделю он бывал в одном высоком кабинете обкома партии. Однажды чуть не лишился своего поста, поскольку его версия не устраивала руководство республики. «У нас нет преступного мира», – говорил ему большой человек из Прокуратуры. Начальству было от чего волноваться: кому же хотелось прославиться на всю страну?

Родители осужденных «тяп-ляповцев» заблуждаются, считая, что дело было сфабриковано для получения наград и почестей (я читала их письмо в «Литературную газету» с просьбой о реабилитации сыновей). На самом деле была довольно настойчивая попытка сделать вид, что ничего особенного не произошло – обычное уголовное дело. По признанию одного из участников событий, на 70-м году советской власти говорить о существовании банды было не в унисон с победными репортажами о состоянии преступности.

Следственной группе стоило немалого мужества отстоять свое заключение. В награду же они получили по 30 рублей (Красову как руководителю дали 160), хотя полгода работали без выходных.

Почему вдруг выводы следствия нашли высокую поддержку, сказать трудно. Но можно предположить, что не последнюю роль здесь сыграла передача какой-то западной радиостанции, куда просочились сведения о «тяп-ляповском» деле. Передачу, естественно, слышали и в Москве...

В Верховный суд ТАССР дело пришло уже с «согласованным» обвинительным заключением. Как сказал мне судья Б. Шакуров, который его рассматривал, довольно смелая по тем временам формула обвинения, появившаяся на стадии следствия, была вызвана безысходностью ситуации. Суд руководствовался законом. Действия преступной группы подпадали под статью 77, хотя большинству подсудимых наказание все-таки определяли за конкретные преступления. Они бы его в любом случае получили.

Я не юрист и приходится верить на слово. Могу лишь засвидетельствовать, что все двенадцать адвокатов заявили в суде, что необходимых доказательств существования банды у следствия не было. Правда, к их словам надо тоже относиться критически. В порыве защитить подопечного (само это право сомнению не подвергается) кое-кто охарактеризовал преступную акцию с двумя трупами, совершенную «тяп-ляповцами» 31 августа 1978 года, «проявлением хулиганства», простой «пробежкой» по улице.

Я спросила у Б. Шакурова, как бы он поступил, если бы это уголовное дело пришлось рассматривать сейчас, подписал бы смертный приговор Хантемирову? Вместо ответа он сказал следующее: «Как же низко опустился порог чувствительности! К убийству стали относиться как к нормальному явлению. Суд исходил из общественной опасности преступной группы, учитывая конкретные обстоятельства того времени».

Я не зря уделила столько внимания Джавдату Хантемирову. Так понятнее многие механизмы событий, сокрытые от нас десятилетней давностью. Джавда стал не только жертвой своих сообщников, попавшихся на нехитрую уловку – они поверили слуху о его самоубийстве, а узнав, что он жив, с той же легкостью свалили вину на мертвого Музафарова.

Хантемирова принесла в заклание сама Фемида, которой в тот момент, видимо, было все равно, чья голова падет в искупление зла. На скамье подсудимых находилась далеко не вся компания. При желании ее вожаки могли намного увеличить число нападавших, поскольку к тому времени имели единомышленников во всем городе.

Интересно, что завоевывали они их по-разному. Кого-то подчиняли силой, к кому-то засылали для ведения переговоров своих «дипломатов», как было с молодежью Кировского района. Причем действовали по-умному: не разрушали старых компаний, а ставили во главе своих людей.

По мнению социологов университета, стремление «тяп-ляповцев» захватить новые территории стало одной из причин возникновения тех специфических форм, которые приняли молодежно-подростковые компании в нашем городе. Политика экспансии вызывала сопротивление у ребят из других микрорайонов, возникла необходимость защитить себя, свои интересы. Компании объединялись. Не все они обладали преступной ориентацией, но идеология была одна – защитить свою территорию. Это и стало пусковым механизмом явления, которое проявило себя в полной мере много позднее.

Не случайно сегодняшние группировки во многом похожи на «тяп-ляповскую» – по своей структуре, разделению ролей, законам жизни. По мнению специалистов, они более организованны, чем их прародитель. Помню, как одна ученая дама из московского НИИ поучала меня: мол, не должны вы связывать современные группировки с бандой «Тяп-ляп». Видимо, она полагала, что с «Тяп-ляпом» покончено навсегда. В отличие от нее, у меня не было тогда достаточной информации, чтобы судить об этом. Теперь связь между событиями разных лет для меня очевидна.

Но я бы не стала упускать из виду и другие обстоятельства. Что и говорить – Хантемиров, не выдав ни одного своего сообщника, ушел из жизни героем в глазах подростков. Сама банда стала в глазах казанской молодежи легендой. Мальчишки из микрорайона «Теплоконтроля» растут с ощущением своей избранности. Правда, сожалеют, что сегодня «Тяп-ляп» уже не так грозен, как раньше. Не думаю, что они имеют склонность к преступному миру.

Вряд ли сегодняшние подростки представляют, что это такое – банда «Тяп-ляп». Психология у них такая, что они весьма критичны ко всему, что говорят взрослые. И чем напористее те пугают бандой, тем больше прибавляют ей мифического авторитета. Удивляться не приходится – до сих пор уголовное дело о банде покрыто флером неизвестности. Волевое решение закрыть журналистам рот (вполне возможно, руководствовались каким-нибудь добрым побуждением) через годы дало неожиданный эффект. Будь у мальчишек последующих поколений более полная информация о деяниях «тяп-ляповцев», они, наверное, не стали бы их столь романтизировать.

Мы рискуем ошибиться, если будем рассматривать идеологию войны группировок только с чисто криминальной стороны. Чтобы понять, что случилось с молодежью города, надо заглянуть в шестидесятые годы, когда на окраине Казани, рядом с заводом «Теплоконтроль», появился новый микрорайон из панельных пятиэтажек, в которые вселялся в основном рабочий люд. Хантемировы переехали сюда в 1961 году, когда Джавдату было 5 лет.

Когда он стал подростком, в этом микрорайоне поселился тот, кто сыграл роковую в жизни многих ребят роль. Почему именно этот человек стал в компании «авторитетом», сейчас сказать с достоверностью трудно. Говорят, сначала его тут крепко избили – и он позвал на подмогу приятелей с прежнего места жительства, А потом новые друзья посрамили старых – картежники и воры, кучкующиеся в районе рынка Суконной слободы, вынуждены были уступить более молодым и более сильным «тяп-ляповцам». В том, что надо держаться дружной компанией, юные новоселы убедились, что называется, на собственной шкуре. Микрорайон, в котором они жили, был окружен частными домами, одной стороной выходил на промышленные предприятия, создававшими отнюдь не лучшую экологическую обстановку.

Мальчишки из соседних поселков Калиновка, Нахаловка и Борисково встретили новоселов в штыки – то один, то другой был бит. Здесь не было ничего, кроме жилых домов и самых необходимых магазинов. Чтобы как-то заполнить свободное время, мальчишки ездили в центр или Дворец культуры на улице Павлюхина. Там их тоже били. Драки между ребячьими компаниями в то время были спонтанными, никто из взрослых не придавал им особого значения. Таким образом утверждали себя, соперничая с другими, как молодые олени в брачную пору.

Как признавался мне один из бывших «тяп-ляповцев», жить в группе было много легче. Они объединялись, чтобы защитить себя перед лицом общей опасности. Основой объединения стал спорт. В подвалах домов они оборудовали несколько спортзалов (первый появился где-то в 1970 году), где «качались», занимались боксом. Некоторые посещали спортивные секции, ездили на соревнования. Годах в 1972-1974 «тяп-ляповцы» разгромили калиновцев, совершали рейды по другим районам и однажды переломили соотношение сил в свою пользу.

Калиновка объединилась с Борисковым. Появились монтировки; прозвучали первые выстрелы; начался счет жертв. Консолидация шла с обеих сторон. В этой обстановке каждый мальчишка был вынужден подчиниться обстоятельствам – иначе просто было нельзя. Мир разделился на «своих» и «чужих».

Постепенно «тяп-ляповская» компания берет в городе верх. Она ищет и находит союзников. На улицах, где живут «враги» «врагов», во дворах, где раньше жили мальчишки. Когда-то их били на танцплощадке, теперь они там верховодят. «Сохнут» по «героям» с «Теплоконтроля» девчонки. Чем дальше, тем больше растет у парней уверенность в своих силах, стремление главенствовать, добывать блага любой ценой.

Видимо, в этот момент обычная дворовая компания переродилась в преступное сообщество. Она была готова на все – и этим умело воспользовались те, кому нужны были «боевики». Если вначале боролись, что называется, за светлые идеи (бей чужих, чтобы они не насиловали твою сестру!), то постепенно на первый план вышли идеи совсем другие – корыстные.

Всеобщим становится опыт, принесенный из преступного мира и дополненный опытом мира обычного: молодые люди видели, что живет лучше не самый умный и трудолюбивый, а тот, кто при деньгах или при власти. Зачем идти на завод (дорога для многих была именно туда), если можно и без этого иметь все, что хочешь?

Милиция им особо не досаждала. Во-первых, как говорили мне бывшие «тяп-ляповцы», ей за это платили, во-вторых, жертвы межгрупповой войны у стражей порядка жалости не вызывали. Если бы не августовские события 1978 года, убийство Даньшина и покушение на Гришина, по всей вероятности, остались бы нераскрытыми.

Как видим, нет оснований говорить о том, что идеология вражды была кем-то привнесена извне, она развивалась естественным путем. Не только романтика двигала подростками, а прежде всего необходимость выжить в этом сложном для них мире.

Разоблачение «тяп-ляповцев» вызвало в городе неоднозначную реакцию. «Враги» порадовались, друзья огорчились, считая, что разбор дела был необъективным, а приговор несправедливым. Кто тогда задумался, какими будут последствия этого уголовного дела. Семьдесят седьмая статья, по которой судили «тяп-ляповцев», придала им еще больший авторитет. В зоне их встречали с особым почтением. Они принесли туда иные нравы, видоизменив привычный «кодекс чести» преступного мира.

Говорят, колонией, где сидели казанцы, управлять обычными методами было невозможно. В свою очередь дорога назад, привычный мир, оказалась для многих затруднена. А ведь не все угодившие тогда на скамью подсудимых были закоренелыми преступниками. Они стали жертвами своего времени, и их судьба во многом оказалась предопределенной.

Поселись Джавдат Хантемиров в другом месте, он был бы сейчас в живых. Сошлюсь опять на мнение бывшего «тяп-ляповца». По его мнению, агрессивность их компании во многом – порождение того мощного прессинга, который они на себе испытывали. В обществе, где все настроено на воспитание победителей, где победителю прощают все, где в достижении победы все средства хороши, не умеют проигрывать с достоинством, с честью.

Мой собеседник проводил параллели с боксом: там в выигрыше чаще всего не тот, кто умеет бить, а тот, кто научился не получать удары. Так что в каком-то смысле матери «тяп-ляповцев», просящие реабилитировать их сыновей, правы. Они назвали их жертвами застойного времени.

Направив общественное мнение исключительно против «тяп-ляповцев», мы загнали болезнь вглубь, через несколько лет она возобновилась, но уже в более сложных формах. Ведь почва для ее возникновения осталась и дала всходы.

ГРУППИРОВКА КРУПНЫМ ПЛАНОМ

Письма подростков дают довольно полное представление о структуре, отношениях, жизнедеятельности казанских «контор», которые во многом схожи, но имеют и существенные различия.

Исходя из законов своей группировки, авторы откликов на исповедь Валерия и оценивали сообщаемую им информацию, в чем-то соглашаясь с ним, с чем-то споря. В основном Валера нарисовал довольно точную картину нравов в мальчишеской среде. Но, видимо, резко негативное отношение к сверстникам, которые причинили ему много плохого, помешало ему быть до конца объективным.

Спорили с ним в основном по двум позициям. Он писал о том, что в «конторах» нравится только тупым, ограниченным подросткам, о дворовых вожаках – тупых, ограниченных людях. Такое представление о «мотальщиках» встречается и сегодня как в ребячьей, так и во взрослой среде, но оно нуждается в серьезной корректировке.

Если принимать за ограниченность отсутствие каких-либо духовных потребностей – то Валерий прав. Ребята из группировок действительно мало чем интересуются. Любимые занятия у них – кино– и видеосеансы, спортивные тренировки. Посещение дискотек – не столько вид отдыха, сколько возможность самоутверждения, из-за чего танцплощадки стали местом постоянных драк.

Группировка нивелирует вкусы и пристрастия ребят. Никто не признается, что имеет какое-то отличное от других увлечение. Чаще всего свободное время отдается коллективному «балдению». И хотя такое общение в подростковом возрасте тоже имеет ценность, постоянное ничегонеделание вызывает тревогу.

Не раз приходилось убеждаться, что какое-то серьезное увлечение – учеба в художественной или музыкальной школе, занятия в клубе юных техников – может спасти от «конторы». Во-первых, ребятам из-за большой занятости не до «балдения», во-вторых, к таким не пристают. Конечно, есть исключения. Знаю паренька, который учится играть на кларнете.

Два разных занятия – музыка и группировка – плохо уживаются друг с другом и трудно сказать, в чью пользу он сделает выбор. Не уверена, что победит музыка.

Многие «мотальщики» занимаются в спортивных школах и секциях. Но они живут в ином режиме, чем остальные: могут не ходить на «сборы», не участвовать в драках.

Что же касается тупости «мотальщиков»... Конечно, лица их не назовешь одухотворенными, и манеры далеки от идеальных. Церемониться в их среде не принято, мат так же естественен, как дыхание.

Однако каждый «гопник» в отдельности может оказаться вовсе не глупым парнем, один, без компании, он и ведет себя совсем по-другому. Казанские ученые исследовали влияние группировок на индивида, отмечая, что отклоняющееся поведение во многом обусловлено стадным чувством. Так, И.Юсупов и Э.Ахатова, опрашивая учащихся ПТУ, выяснили, что почти каждый пятый группировщик совершает противоправные деяния под влиянием группового эмоционального заряжения.

Один из «мотальщиков» признавался мне, что в толпе сверстников он становится сильнее и увереннее в своих силах, куда-то пропадает страх за собственную жизнь.

Предмет особого внимания ученых и правоохранительных органов – руководители группировок. Когда наша газета начала употреблять по отношению к ним слово «лидер», имея в виду понятие из области психологии, нас забросали гневными письмами. Как мы смеем называть хорошим словом нехороших людей?! Пришлось учесть общественное мнение и пользоваться другим понятием – главарь. Однако в принципе это ничего не меняло.

Мы порой слишком упрощенно толкуем вещи, которые выходят из круга привычных нам представлений. Мне пришлось встретиться с тремя разными вариантами управления группировками. Одна имела совет «авторов», во второй заправляли три судимых сверстника, третья управлялась «дедом», которого рядовые «мотальщики» не знали. Как правило, вожаки в излишней рекламе не заинтересованы, их имен в милиции наверняка не знают.

Исключение составляют несколько человек. Такие, как главарь «Жилки» Хайдр. Он имел как бы два лица – положительный на работе и дома, Хайдр пользовался непререкаемым авторитетом среди подростков, и не только на Жилплощадке. Зная о его роли в группировке, работники милиции тем не менее долго не могли к нему подступиться.

Нейтралитет взрослых по отношению к ребячьим взаимоотношениям привел к тому, что исчез положительный лидер двора. Появился главарь. Он тоже защитит слабого, даст отпор хулиганам из соседнего района. Исчезли только функции благородства. Если раньше дворовый лидер одновременно являлся лидером в школе (это был комсомольский активист, спортсмен и т. д.), то сейчас школьный активист во дворе не пользуется никаким авторитетом, и за ним ребята не идут.

Вся беда заключается в том, что официального лидера назначают учителя и чаще всего выбирают удобного и послушного, а во дворе лидер выявляется сам. Один из казанцев, прошедший полную школу «мотания», сказал о вожаках так:

«Дворовая среда выдвигает естественных лидеров, которые не сумели найти способов самоутверждения в нормальной жизни. Общество намного бы выиграло, если бы использовало их положительный потенциал. Лидеры, как правило, на голову выше других и по уму, и по жизненному опыту. Могут многому научить, и не только плохому. Сам на себе испытал. Принято считать, что их авторитет держится только на силе кулака. Но это не так. Вожаку не обязательно быть самым сильным. Для этого ему достаточно соблюдать законы социальной справедливости, принятые в мальчишеском мире».

Речь, конечно, идет о законах, которые порой очень далеки от норм нормального человеческого общения.

Внедряя в сознание подростков грубые стяжательские ориентации, полное безразличие ко всему, что выходит за пределы интересов группы, воспитывая жестокость по отношению к «чужакам», главари преступного мира способствовали процессу масштабной нравственной деградации сотен подростков и юношей. Это дало возможность моей коллеге из «Комсомольца Татарии» С. Бессчетновой предсказать для Казани скорый апокалипсис.

Я бы воздержалась от столь пессимистических прогнозов, но и преуменьшать опасность не следует. Дело ведь не в том, что у нас много «гопников». Их, в общем-то, не так много. Если ребят 14-17-летнего возраста в Казани чуть более 57 тысяч, то лишь 1218 из них (данные на 1 января 1990 года) вызывали опасение работников милиции.

Анализируя сведения, полученные в УВД Казани, количество «мотальщиков» увеличить нетрудно, приплюсовал сюда около тысячи человек, снятых по разным причинам с учета: привлечены к уголовной ответственности, отправлены в специальные учебные заведения, призваны в армию... Свыше трехсот подростков вышли из группировок – как пишется в официальных бумагах, по исправлению. И все-таки это лишь малая часть.

Правда, по мнению социологов, в «конторах» объединена одна четвертая часть казанской молодежи.

Но сила группировок измеряется не количеством «гопников», а распространенностью их идеологии. Заместитель начальника УВД Казгорисполкома Е. Гатцук сравнил ее со СПИДом: есть «больные», которые нуждаются в «лечении», а есть «бациллоносители»– в плохом себя не проявляют, но «гопников» не осуждают. Это очень затрудняет воспитательную работу с молодежью.

Помню, на одной из встреч со старшеклассниками Приволжского района одна вполне примерная девочка спросила меня недоуменно: «А что в этих группировках плохого?» Аргументы привела знакомые: в группировках не пьют, не курят, не употребляют наркотики, ребята, готовя себя к армии, занимаются спортом. Другую сторону деятельности группировок – преступную, она в расчет не принимала, хотя о ней знала.

Вся беда в том, что так думает не одна эта девочка. Во всем обществе грань между нормальным и ненормальным сегодня очень размыта. Одни называют «несунов» ворами, другие – умеющими жить. Уже не может быть и речи о четком разграничении нравственных ориентиров. Мало того, один из бывших «тяп-ляповцев», отсидевший довольно большой срок, говорил мне о том, что в среде преступников порядочности больше. Об этом же поведал собкору «Учительской газеты» Д. Мдивани тбилисский вор в законе: «Взяточник на должности, хотя и хуже уличного грабителя, но при всех своих – почет, уважение, служебная машина, дефицитные товары» («Учительская газета» от 3 августа 1989 г.). По его мнению, разочаровавшись в лозунгах, видя несправедливость, «молодняк» тянется к воровской справедливости: «Наши законы требуют одного – объективности, даже в том случае, если виновен родной брат. И никто из нас не возьмет грех покривить душой. Иначе можешь потерять все...»

Стоит ли удивляться, что подростки так восприимчивы к законам преступного мира: им нравится «уголовная романтика» (жаргон, наколки), они верят в «групповое братство» со всеми вытекающими отсюда последствиями – законами кровной мести и молчания.

Однако так было не всегда. Благодаря социологическим исследованиям кандидата философских наук Н. Фатхуллина и кандидата юридических наук Р. Валеева, проведенным в 1985 году, мы с большой долей вероятности можем судить о том, что объединяло ребят в дворовые компании в то время и каковы были их связи с преступным миром. Ученые попросили инспекторов ИДН дать характеристику групп, за которыми те ведут постоянные наблюдения. По мнению большинства опрошенных, «убежденные» правонарушители составляли лишь небольшую часть.

Мальчишеские компании – это скорее психологическая общность, чем объединение по интересам и убеждениям. Чем привлекают группировки современных подростков? Своя компания в условиях города, поделенного на враждебные территории, их защищает. И чем группировка сильнее, тем безопаснее парень себя чувствует. На чужой территории ему бывает достаточно назвать свою «контору», «Грязь», например,– и его не тронут.

Ни родителей, ни учителей, ни правоохранительные органы подростки в расчет не берут – взрослые их защитить, увы, не могут. Лишь в единичных случаях ребята прибегают к помощи закона.

С годами «защитительные» функции группировок становятся для них все очевиднее. Можем проследить это по результатам социологических исследований, проведенных в разное время. Исследователи пединститута И. Юсупов и Э. Ахатова проводили свой опрос в 1988 году. По их данным, 52,4 процента ребят из ПТУ пришли в группировку добровольно, 48,1 процента указали, что это дает личную безопасность. Среди 64 группировщиков, опрошенных Ю. Фисиным и С. Гарецом в 1990 году в Советском районе, уже 64,3 процента пришли в «контору» за защитой, 52,8 процента – чтобы отомстить за себя, а 47,5 процента – за товарища.

Видимо, автономное существование подростков вне группировки становится с годами все сложнее и сложнее, и ребята выбирают из двух зол наименьшее. Мой приятель сокрушался, глядя на своего сына, мало общающегося со сверстниками. «Я не знаю,– говорил он мне, – что хуже: сидеть вот так, одному, бирюком, или быть в компании, но иметь голову, чтобы не попасть в милицию...»

Врач-психотерапевт В. Менделевич, изучающий механизм жестокости подростков, подтвердил опасность такого воспитания, ведь общение со сверстниками формирует многие важные черты характера. По его наблюдениям, чувство страха перед группировкой зачастую становится причиной неврозов. Он наблюдал такое явление: ребята стремятся получить в драке травму, причем желательно в голову – в таком случае группировка оставляет в покое. Но такое бывает с теми, кто уже хлебнул «уголовной романтики» и хочет, что называется, на волю.

Лишь 5 процентов опрошенных заявили, что пришли в группировку по принуждению. Таковы данные обоих опросов, о которых речь шла выше. Директор школы № 83 А. Неманов, выросший среди «мотальщиков», так объясняет добровольность вхождения подростков в группировку: «Контора» предложила им те ценности, которые оказались ближе, чем школьные. Тот же культ силы, который ранее жил в основном только в преступном мире, а сейчас получил широкое распространение. Как ни крути, каждый мальчишка в душе – супермен. Один он едва ли пойдет в ресторан, а компанией – пожалуйста.

Большую роль в укреплении идеологии группировок сыграли девочки. Кого они предпочитают: хлюпика, который не может за себя постоять, или сильного рыцаря, которого никто пальцем не тронет? А о том, как важно ребятам отношение к ним девочек, говорить не приходится.

Тут есть еще один важный момент. В подростковом возрасте все хочется познать, попробовать. Приходит и время сексуальных потребностей. Реализовать их мальчишке не так-то просто. А в группировке – пара пустяков. К услугам ребят – «общие» девочки.

Ясно, что выбор в пользу сильного был сделан на определенном духовном, точнее, бездуховном фоне». Продолжение этой мысли я нашла в статье академика Д.С. Лихачева в «Литературной газете» (30 мая 1990 г.), где он писал об агрессивности бездуховности, о том, что для агрессивности характерно стремление сколачиваться в группы, собираться в банды.

Целевая установка казанских группировок для каждого нормального человека абсурдна, но для подростков защита своей территории, борьба за сферы влияния, отмщение за пострадавшего товарища – все это имеет большой смысл.

По мнению бывшего заместителя начальника УВД Казгорисполкома А. Авдеева, имеющего большой опыт общения с группировщиками, «конторы» укрепляет солидное материальное обеспечение, или «общак». Ребята чувствуют себя ущемленными без денег. «Общак» выручает: можешь взять любую сумму денег, потом вернешь.

Как формируется «общак»? Прежде всего это добровольные взносы самих «гопников», во многих группировках они регулярны. Существуют «откупные» деньги – есть сведения, что за выход из группировки надо заплатить 250 рублей. В «общак» стекаются деньги, отнятые у сверстников, а чаще всего у малышни.

В последнее время стало известно, что группировщики, которые в одиночку или небольшими компаниями занимаются квартирными кражами, платят «конторе» дань – за то, что из-за своего промысла не могут быть ее активными членами.

А. Авдеев писал в нашей газете:

«Удивляет та обреченность, с которой подростки и их родители воспринимают денежные поборы. Поводы разные – на похороны, на подкуп должностных лиц, на зону. Куда идут деньги на самом деле, никто не знает. Наверняка большая часть оседает у главарей, которые беспечно кутят в казанских ресторанах».

Одно время казанцы были потрясены важной новостью: социолог А. Салагаев на страницах «Комсомольца Татарии» предположил, что общая сумма «общака» в группировках составляет один миллион. Цифра пошла гулять по свету уже в виде непреложной истины. Точные данные о сумме «общака» вряд ли кто знает. Имеют ли эти деньги отношение к покупке автомобилей для главарей, как было заявлено со страниц «Литературной газеты»? Ответ на этот вопрос – тоже из области предположений.

Лишь одна группировка может позволить себе это – так мне сказал один из бывших «тяп-ляповцев». Думаю, у него сведения точные.

Кандидат исторических наук К. Мяло, которая изучала казанские группировки, определила их как типично средневековую общественную структуру:

«Человечество начинается там, где вместо стаи возникает сложная и развивающаяся социальная организация. Там же, где сложная социальная организация начинает по каким-то причинам распадаться, там и возникает обратное движение – к стаям, бандам» («Литературная газета» от 12 октября 1988 г.).

Казанский психолог Т. Горшенина пришла к такому же выводу, увидев в группировках все признаки примитивной группы. Прежде всего это иерархия групповых ролей, раз и навсегда заданных – Главарь, Авторитет, Ведомые, определенные нормы поведения, которым подчиняются все члены компании («Вечерняя Казань» от 20 марта 1989 г.). По ее мнению, группировка – это отражение существующей, точнее существовавшей, общественной структуры. Она замкнута, каким долгие годы было наше общество, не допускает иной идеологии, кроме общепринятой в группе, тоталитарна по сути, низводит отдельного человека до положения «винтика».

Подтверждение ее точки зрения я нашла в беседе с одним из бывших «мотальщиков», который много размышлял о том, что случилось с ним и его сверстниками. Меня всегда удивляло, почему подростки, уходя из жесткого формализированного мира в школе, ПТУ, с такой легкостью принимают в чем-то даже более жесткие законы дворовой компании. Но, видимо, удивляться тут нечему: они приучены к таким взаимоотношениям, поскольку не знают иных.

Ребята с активно выраженным чувством (собственного достоинства в группировке, как правило, не приживаются.

Группа социологов Казанского университета под руководством А. Салагаева в своем исследовании антиобщественной деятельности объединений подростков, проведенном в 1989 году, сравнила обычные дворовые компании и группировки и пришла к таким выводам. Традиционная компания складывается, как правило, вокруг лидеров – наиболее уважаемых и авторитетных сверстников или людей постарше. При исчезновении лидеров компании, как правило, распадаются, пока не выделяются новые лидеры. Но руководитель компании здесь – не главарь, а скорее первый среди равных. Он является образцом для подражания. Раньше в роли таких лидеров чаще всего выступали школьные активисты, которые были авторитетны и во дворе. Сейчас таких ребят не уважают, поскольку их выбирает не класс, а учительница.

Если такая дворовая компания попадала под влияние преступного мира, то чаще всего через лидера. Ее можно было довольно-таки быстро нейтрализовать – достаточно изолировать его.

Совсем иная картина в группировках. Это организация с жесткими нормами поведения. Отношение к ребятам определяется здесь не столько их личными качествами, сколько местом, которое они занимают в иерархии.

Казалось бы, жесткую структуру легче сломать, чем неопределенную, аморфную организацию традиционной компании. На самом деле все наоборот – целостность неформальной компании поддерживается за счет личностных отношений, тонких и уникальных. Целостность группировки поддерживают все ее члены. Лидеры этой структуры легко могут быть заменены, но группировка не распадается – на место выбывших встанут другие.

Тем не менее роль вожаков казанских группировок преуменьшать нельзя. Особенно тех, кто стоял у истоков этого социального явления, формировал «кодекс чести» группировок, составляя «неписаные» правила. Раньше жесткие формы организации являлись средством, обеспечивающим защиту от «внешних врагов», теперь наличие в группировках таких структур определяет их дальнейшее развитие.

Есть люди, заинтересованные в сохранении «контор». Это прежде всего главари преступного мира. Кандидат философских наук Р. Булатов исследовал связи молодежно-подростковых компаний с преступным миром. Он выделяет три типа преступных групп несовершеннолетних, отличающихся друг от друга не только направленностью основных видов групповой деятельности, но и уровнем организации.

Первый тип представлен традиционными преступными группами, малочисленными и нестойкими. В таких группах в 1988 году в Казани было совершено каждое третье преступление. Подавляющее их большинство содеяно в результате внезапно возникшего умысла в конкретной жизненной ситуации. Это в основном кражи, грабежи, разбои, треть преступлений – хулиганские действия.

Второй тип – это переходные группы от первого типа к преступным сообществам высокого уровня развития, более многочисленные, лучше организованные, дольше существующие. В них меньше подростков младшего возраста, побольше взрослых – 18-20 лет. Налицо повышенная криминальная активность таких групп. Они разделены на микрогруппы, которые соотносятся друг с другом через «авторов». Прекращение преступной деятельности в такой компании, как правило, связано с вмешательством правоохранительных органов, а не распадом самих групп.

Третий тип – это устойчивые образования с преобладанием лиц старшего возраста – в среднем до 42 процентов. Их уже не назовешь подростковыми в собственном смысле. Эти группы достигли такого уровня развития, при котором практически невозможно вести работу, направленную на переориентацию в социально значимом направлении. Они носят «закрытый» характер, а потому труднее поддаются изучению. Такие группы наиболее опасны. Паразитируя на повышенной потребности подростков в общении со сверстниками и их отчужденности от формальных общественных институтов, преступные группы предлагают подросткам альтернативу для самоутверждения.

Чем выше организация в преступной группе, тем она губительнее для социализации подростков.

Специалисты-практики, имеющие прямые контакты с группировками, делят их на две группы. Одни «конторы» создаются в чисто оборонительных целях, чтобы защитить себя и свою территорию от «чужаков». Они не представляют большой социальной опасности. Вторая группа – это «конторы» агрессивные, регулярно делающие набеги в другие микрорайоны, самоутверждающиеся в драках и избиениях.

Сведения о группировках второго типа, напоминающих бандитские формирования, противоречивы. Одно должностное лицо считает, что их 6, другое – 13. По мнению третьего, такое разделение вообще проводить нельзя, поскольку в конкретных обстоятельствах любая группировка может совершить тяжкое преступление, даже убийство.

Система правил, определяющих жизнедеятельность группировок, во многом остается стабильной, однако наблюдаются кое-какие изменения. Если раньше гарантией безопасности подростка могла стать его спутница, то в последнее время нападению стали подвергаться и парни с девушками. Мало того, избиение в присутствии девушки стало одним из способов унижения подростка.

Существует целая система мер для «работы» со строптивыми, вступающими в конфликт с группировкой. Причем избиение – самый легкий путь для жертвы, наблюдаются прямые заимствования из преступного мира, например, обряд «опускания» – когда вся группировка мочится на провинившегося.

При задержании одного из «гопников» в Ленинском районе был найден своеобразный дневник учета «воспитания» недисциплинированных – «разборке» подвергался каждый, кто трижды без уважительной причины не пришел вместе со всеми на дискотеку.Обязательными являются и драки.

И все-таки в последнее время наметилась тенденция открытого противостояния группировке. Трудность в том, что подросткам мало кто может помочь. Я слышала об одном пареньке, которого дважды сильно избивали – но не сломали. У большинства сил на сопротивление не хватает. К тому же они встречают неприятие в среде нормальных ребят, да и педагоги не готовы протянуть руку помощи. Родителей тут, как правило, в союзники не берут, даже отцов.

Если раньше «мотальщики» чаще всего выясняли отношения между собой и роковым был вопрос «за кого мотаешься?», то сейчас жертвами междоусобицы нередко становятся так называемые чушпаны. Для двоих из них встреча с группировкой закончилась трагически, причем оба подростка были избиты до смерти возле дома. Это открытая демонстрация силы. И перед враждебными группировками, и перед горожанами.

Группировки всегда оказываются мобильнее официальных структур, легко меняют тактику, учитывая особенности ситуации. Появилось решение горисполкома о том, что несовершеннолетним запрещается быть на улице после 21 часа – и к программе «Время» они бывали дома. А драться стали не вечером, а утром. В городе контролировался каждый двор и каждая улица – они мерились силами за городом. Милиция задерживала для проверки любую компанию, было приказано в общественных местах больше пятерых не показываться. Научились предотвращать массовые драки – начались групповые избиения: пятеро-шестеро на одного. Потери – те же, найти виновных много труднее.

Число «моталыциков»-преступников растет. Но группировки мешают городу не столько активной преступной деятельностью, сколько самим фактом существования устойчивых структур с четким управлением, жесткой дисциплиной и умелой конспирацией. Такая компания может направить свою активность на что угодно, в том числе и против общества. Нет никакой гарантии, что не найдутся желающие использовать их в политической борьбе.

Но куда реальнее вовлечение подростков в преступный мир, что уже наблюдается. Ребят привлекает возможность иметь большие деньги, не работая. Как это ни горько признавать, но идеология преступного мира имеет очень широкое распространение в группировках.

Есть еще один аспект общественной опасности «контор» – это порожденная ими атмосфера страха, подчиненности и взрослых, и детей нелепым законам междоусобицы. Многое в городе делается с оглядкой на нее. Помнят о ней, когда выбирают место учебы и работы, кружок во Дворце культуры или клубе юных техников, когда организуют дискотеки и открывают досуговые центры в микрорайонах.

В «конторы» входят только мальчики и юноши, но возле каждой из них обязательно есть особы женского пола, так называемые «общие» девочки». Это еще одна грань явления с названием «казанский феномен». В преступном мире распространено отношение к другому человеку как к средству. Видимо, с этим связано отношение «гопников» к своим сексуальным партнершам. Достаточно иметь статус группировщика, чтобы приобрести право на пользование «общими» девочками.

Среди девушек подобного рода, помимо тех, кто встал на путь половой распущенности добровольно, есть и те, кого заставили угрозами и принуждением. Случаи насильственного принуждения девушек к вступлению в половую связь со стороны «гопников» в последние годы участились. Снижается и возраст потерпевших.

Статистика выявляет здесь одну закономерность: большинство потерпевших живет на «чужой» территории. Так в данном случае проявляется идея своей исключительности. Половой акт становится не столько средством удовлетворения сексуальной потребности, сколько средством самоутверждения. Причем в одиночку такие преступления против личности не совершаются.

Социолог А. Тузиков, исследуя уголовные дела по изнасилованиям, выяснил, что примерно 60 процентов подростков-преступников не испытывают моральных раскаяний. С точки зрения «гопника» это вполне приемлемый вариант реализации сексуальных потребностей.

Интересно проследить социальный состав группировок. Это выходцы из самых разных семей – рабочих, служащих, интеллигенции, рядовых и руководителей, ребята разных национальностей. В последние годы сократилось число учащихся ПТУ, увеличилось количество работающей молодежи – соответственно изменениям, происходящим в самой жизни.

Если раньше студент в группировке был редкостью, то теперь эмблемы уличных «королей» увидишь практически во всех вузах Казани. Это сразу заметно сказалось на уровне общей культуры в стенах институтов.

Группировки во многом определили однородность молодежной среды Казани. Здесь не получили развития иные формы группирования: рокеры, металлисты, пацифисты. «Гопники» ведут с ними непримиримую борьбу.

Вузы до сих пор представляли собой автономные территории. Не исключено, что в результате «нашествия» группировщиков они эту автономию потеряют.

В последние годы «гопники» и помолодели, и постарели одновременно. С одной стороны, группировки распространяют свое влияние даже на первоклассников, с другой – половина «гопников» – взрослые люди, некоторым под тридцать. В прежние годы армия чаще всего становилась рубежом между подростковыми «забавами» и серьезной жизнью. Сейчас многие бывшие солдаты возвращаются в «конторы». Группировка не отпускает даже женатых, имеющих детей.

Пришлось встретиться с таким фактом: расстроенная мама, получив письмо от сына с жалобой на «дедовщину» в армии, сокрушалась, что ее чадо не получило должной закалки в группировке. Говорят, казанские «мотальщики» не бывают в числе обиженных. Когда в одной части оказываются ребята из разных районов Казани, это не мешает им держаться землячеством. После возвращения домой они снова оказываются по разные стороны «баррикад».

Какими только факторами не пытались объяснить жестокость подростков. Перебрали, кажется, все: от влияния планет до каких-то специальных гормонов. В последнее время все чаще стали раздаваться голоса о том, что подростковые отклонения связаны с нарушениями психики. Я попросила прокомментировать это мнение врача-психотерапевта В. Менделевича. Вот что он сказал:

– Есть опасность воспринимать как болезненное любое поведение, не соответствующее чьему-то пониманию нормы. Это результат длительного воспитания в условиях догматического мышления. Наши представления очень не похожи на представления наших детей. Так, вызывающее поведение группировщиков, с точки зрения их среды, – это норма, для нас оно девиантное, то есть отклоняющееся. В свою очередь, им не кажется нормальным наш образ жизни, с его двуличием и лицемерием.

В подростковом возрасте поведение часто можно характеризовать с помощью слова «слишком»: слишком застенчивый, слишком подвижный, слишком впечатлительный... Я бы поставил в этот ряд «слишком жестокий». Это норма для этого возраста.

Однако многие склонны видеть здесь патологию. Жестокость объясняется не психическими расстройствами, а социально-психологическими факторами. Нельзя отрицать, что в группировках есть ребята с психическими отклонениями. Но они, по нашим подсчетам, составляют не более 25-30 процентов. Душевнобольные в подростковой среде чаще всего являются ведомыми, чем ведущими. Тем не менее их роль довольно активная. Это, как правило, самая агрессивная часть «конторы»: они первыми начинают драку, возбуждая всеобщие страсти.

Группировки не раскрывают всех своих секретов, поэтому многие оценки специалистов – психологов, социологов, криминалистов, журналистов – предположительны и не всегда соответствуют истине. Так, некоторые говорят о наличии в городе некоего координационного центра, который управляет всеми группировками. Он устанавливает время «войны» и время «мира», определяет взаимодействие отдельных группировок. Раньше «грешили» на ЦРУ, сейчас ищут концы в преступном мире.

Другие утверждают, что организационное оформление группировок в преступные структуры еще не закончилось и это дает надежду на успешное лечение опасного социального недуга. Если такой координирующий центр появится, положение в городе может выйти из-под контроля.

Довелось слышать и такую точку зрения: преступный мир якобы обеспокоен «беспределом» в подростковой среде, но не может его прекратить. В обстановке, когда милиция держит весь город как бы под колпаком, рэкетиры и иные преступники вряд ли чувствуют себя спокойно. Эта противоречивость информации заставляет быть осторожным в оценках. Изучаемый в течение более чем десяти лет мир казанских группировок во многом еще остается непознанным.

 СЛОВАРЬ КАЗАНСКИХ ПОДРОСТКОВ

Молодежная среда всегда имеет свой жаргон. Какие-то словечки живут в ней годами. Например, предупредительный клич об опасности «атас», который я помню с детства, встречается и сегодня. Есть понятия, связанные с определенным временем, с определенным уровнем общественного развития. Наконец, возможны какие-то новообразования, характерные для определенного региона страны. Казань в этом отношении являет пример показательный.

Новое социальное явление в среде молодежи не могло не оставить своего следа в языке. Словарь казанских подростков составляют достаточно много понятий, которые определяют ранее не существующие отношения. Одни из них – «мотаться», «мотальщики»– стали широко известны благодаря публикациям центральных газет и телепередачам, другие обитают в пределах Казани и Татарии.

Чтобы читатели лучше смогли ориентироваться в жизни казанских подростков, предлагаю вашему вниманию словарь наиболее употребительных жаргонизмов, введенных в русский язык группировками.

Мотаться – быть членом группировки, жить по ее законам.

Мотальщики, мотаны, гопники – так называют членов группировок.

Контора – молодежная компания, объединяющая молодежь определенного двора, микрорайона, улицы. На официальном языке конторы называют группировками.

Шелуха, салаги – члены группировки 10–13 лет. Это резерв «конторы».

Супера – члены группировки 14–16 лет.

Молодые – члены группировок 17–19 лет, входящие в руководящее ядро молодежных компаний.

Старики, старшие – юноши и взрослые люди. Возрастные границы – от 20 до 35 лет и даже старше.

Авторитеты – высшее звено руководства группировкой. Их еще называют «стариками», «дедами», «королям».

Автор – руководитель определенного возрастного отряда, определяющий жизнедеятельность группы. Он входит в руководящее ядро группировки, обеспечивает связь своего отряда с другими частями, компаниями.

Коробка – исходное ядро группировки, которое включает двор или несколько рядом стоящих многоэтажных домов. Группировку может образовать одна «коробка», но есть «конторы», включающие несколько «коробок».

Сбор, обязаловка – регулярные встречи членов группировки в точно назначенные дни и часы.

Разборка – обсуждение всей группировкой «боевых действий» – набегов на «чужую территорию», драк...

Чушпан – подросток, не состоящий в группировке, тот, кто не мотается.

Копилка – черепно-мозговая травма.

Грязнушка (Грязь), Жилка, Чайники, Пентагон, Двадцатый двор, Воровский, Финны, Стандартный поселок и другие – названия группировок.

Общак – коллективная касса группировки, которая состоит из добровольных взносов, разовых и регулярных, а также из поступлений, добытых преступным путем.

Общая девочка – при многих группировках есть девичьи компании, полностью разделяющие законы их жизни. Они вместе проводят время, являются сексуальными партнершами всей компании.  

 

Читайте другие публикации по теме в рубрике «Читальный зал»

Казанский феномен: миф и реальность

Казанские подростки глазами зарубежных журналистов

Обвиняются в убийстве

«Рыцарский полонез» на казанской танцплощадке