Среди самых заметных медийных персон последнего времени – бизнесмен, глава Инвестиционной группы компаний ASG Алексей Семин.

С ним встретилась журналист Любовь Агеева.

Разговор шел на разные темы, но в основном по двум направлениям.

Чтобы не утяжелять чтение беседы, мы решили разбить интервью на две части. В первой речь пойдет о бизнесе, о приватизации, о взглядах Алексея Семина на российскую экономику.

Алексей СЁМИН родился в Казани в 1967 году. Окончил КГУ, кандидат социологических наук. Он один из первых предпринимателей Татарстана: ОАО «Образование» под его руководством, работавшее в сфере ценных бумаг и недвижимости, было зарегистрировано под номером 2, вслед за «КамАЗом», получившим номер 1. Чековый фонд «Образование» принимал от населения российские ваучеры и татарстанские ИПВ и покупал на них акции промышленных предприятий России и Татарстана.

Ныне он председатель Совета директоров инвестиционной группы ASG. Основные направления деятельности инвестиционной группы компаний ASG – ленд-девелопмент, инвестиции в коммерческую недвижимость и сохранение объектов культурного наследия.

 Пионервожатый – за деньги

 – Мы с вами знакомы давно, о многом разговаривали, особенно когда вы были депутатом, а я – руководителем пресс-центра Государственного Совета Татарстана.

Тем не менее оказалось, что я многого о вас не знаю. В этой связи сегодня задам прежде всего такие вопросы, которых раньше не задавала.

Ответ на мой первый вопрос я неожиданно получила недавно, когда на одном из мероприятий в Доме-музее Аксенова встретила знакомую, которая вспомнила, что когда-то вы вели во Дворце пионеров курсы для вожатых на коммерческой основе. Она тогда работала в республиканском комитете профсоюза работников образования.

Наверняка это были первые в истории города платные курсы.

– Думаю, да.

– А меня как раз интересуют истоки вашей предпринимательской биографии. Мы много раз встречались и говорили на разные темы, но не об этом. Между тем вы для меня являете пример того, что в пору приватизации можно было стать богатым и благодаря личным качествам.

Когда вы впервые ощутили желание и способность заняться бизнесом?

– Я скажу так. Когда я еще учился в школе, видел себя в будущем большим начальником, конечно, партийным работником. Где-то в классе пятом я это осознал уже как аксиому и начал развивать себя в этом направлении. Отсюда и поступление на отделение научного коммунизма Казанского государственного университета. Поступить туда было почти нереально даже для выпускника с золотой медалью. Но я поступил с первой попытки.

Надо было искать себя в новых условиях. Уже тогда стало ясно: чтобы оставаться на плаву, надо было заниматься не политикой.

Надо сказать, что отделения научного коммунизма (это сейчас страшно звучит – научного коммунизма) были в то время единственной школой научного управления. Они были открыты не от хорошей жизни и были призваны готовить не идеологически преданных режиму, но безграмотных людей, а грамотных апологетов коммунистической власти.

– Еще были высшие партийные школы.

– Это совсем другое. В высшие партийные школы поступали верные коммунисты, не имеющие базового образования. В отделениях научного коммунизма давали базовое образование. Здесь учили науке управления: философии, логике, другим профильным дисциплинам. Это с одной стороны.

В то время, если помните, стало престижным заниматься коммерцией. Но я не видел себя коммерсантом в чистом виде.

Вспомним, что начиналось всё с создания молодежных научно-производственных центров, которые, пользуясь правами, данными им комсомольскими организациями (у нас это был Татарский обком комсомола), занимались коммерцией. В основном перепродажей, например, компьютеров. Туда шли все, кто хотел себя проявить в новых условиях. У меня был выбор: либо зарабатывать деньги, либо найти что-то другое.

В таких центрах можно было довольно быстро заработать «короткие» деньги. Но этот процесс затягивает, и все, кто тогда этим занимался, так и остались в малом бизнесе.

Я выбрал другой вариант – стал создавать коммерческие педагогические отряды.

– Это как-то было связано с вашим образованием, с будущей профессией?

– Конечно, была определенная связь. В каком-то смысле это считалось педагогической практикой, необходимой студенту исторического факультета. Но в то время, как вы знаете, всё уже развалилось. Желающих работать в пионерлагере не было. Студенты предпочитали заниматься коммерцией либо на худой конец записывались в стройотряды, которые уже стали коммерческими.

А те, что хотел оставаться в профессии, на предложенных условиях работать не хотели. Слишком мало платили. Промышленные предприятия были вынуждены отправлять в загородные лагеря своих работников, платили им приличную зарплату, но те к работе с детьми подготовлены не были.

Я и предложил рескому профсоюза работников образования организовать педагогические отряды, начать обучение еще в зимний период. Промышленные предприятия встретили эту инициативу на ура. Откликнулись с десяток казанских предприятий, готовых заплатить любые деньги, чтобы только закрыть эту болезненную проблему.

Надо было думать, о том, как это официально оформить. Под эгидой Татарского обкома комсомола было создано специализированное направление в центре «Булгар», я его возглавил. Стали заключать договора…

Рядом со мной работали те, кто занимался продажей компьютеров. Они смотрели на меня как на ненормального. Я, заработав большие деньги для студентов, сам получил за сезон 10 тысяч рублей. Это была их месячная зарплата.

Но те, кто тогда смотрел на меня как на ненормального, добился меньших успехов. Надо уметь видеть в дне сегодняшнем день завтрашний.

 Пришел с улицы – и предложил…

 – Меня интересует история создания чекового инвестиционного фонда «Образование». Я об этом читала, но хотела услышать от вас. Тем более что меня интересует то, что я не знаю.

 Как я понимаю, тут могли быть два пути.  Первый – вы пришли в в какой-то кабинет, используя какие-то рычаги и свои личные способности. Теперь я понимаю, почему это был именно фонд «Образование».  Второй – поскольку вы уже успели проявить себя как человек деятельный, вас пригласили возглавить фонд, в котором власть была заинтересована особо.  Возможно, есть какой-то другой вариант. Как всё было на самом деле?

 – Был первый вариант. Всё развивалось естественным путем. Мне пришлось перейти из-под крыши комсомола под крышу профсоюзов. Комсомол уже полностью перешел на коммерцию и пионерскими лагерями заниматься не хотел, а профсоюзы продолжали выполнять одну из задач, которые им поручила партия.

 – Вот так – пришел с улицы и предложил? Все приходили, что называется, от пап и мам, а вы с улицы?!

 – Да, в ту пору это было нормально. Прийти с улицы и записаться на прием к тому, что этот вопрос мог решить. Меня приняла Гайнуллина Фарида Исмагиловна. Она меня выслушала и поддержала.

 Я, уже имея опыт и положительную практику, предложил создать под эгидой рескома профсоюза работников образования специальную структуру – научно-производственный хозрасчетный центр «Лето», который потом взял на себя не только подготовку вожатых, но и решение всех задач, связанных с обеспечением деятельности пионерлагерей. Законодательство тогда это позволяло. Нам дали полный карт-бланш.

 Я тогда учился на пятом курсе университета, который закончил в 1990 году.

 Тогда же возникла другая идея – создать чековый инвестиционный фонд для бюджетников. Законодательства еще не было, правила игры только обсуждались.

 Кстати, мы зарегистрировали свою организацию как акционерное общество за неделю до публикации указа Бориса Ельцина, которым определялась законодательная основа будущих чековых фондов. Когда оказалось, что ОАО не может работать с ценными бумагами, мы создали фонд.

 – Помню, ваш офис в декабре 1996 года посетил главный «приватизатор» страны Анатолий Чубайс, который назвал «Образование» «плодоносящей веточкой, выросшей из приватизационного чека».

 – Стартового капитала у нас тогда не было. За фондом никто не стоял: ни банк, ни криминал. Учредители фонда – Министерство народного образования, реском профсоюза работников образования и Казанский химико-технологический институт, которые выделили нам лишь 50 тысяч рублей.

Как видите, никто мне тогда сделать предложение создать фонд не мог. По той причине, что «Образование» был чековым инвестиционным фондом номер один в Татарстане. Все остальные были созданы позднее.

 Тогда никто не понимал, что это такое и воспринимали фонд как некую экзотику. А потому не пришлось ничего пробивать. Фонд, можно сказать, получил государственную крышу. Все обещали оказать поддержку. Например, глава казанской милиции Искандер Галимов выделил нам милиционера, который охранял наш офис. Нанимать милицию было накладно. Ситуация, помните, была криминальная, вопросы безопасности стояли остро. Но мы смогли избежать криминального влияния.

 – К вам понесли чеки работники всей бюджетной сферы – педагоги, врачи, государственные служащие… Им кто-то должен был посоветовать обратиться в «Образование», так ведь?

 – Мы имели поддержку как на городском, казанском, так и на республиканском уровне. Государство определило правила игры, по которым мы играли. Это вызывало доверие. Это во-первых. Во-вторых, люди на ура фонд воспринимали. Это же интересно было.

Мы принимали российские приватчеки, обменивали их на акции российских предприятий. Если помните, в Татарстане процессы приватизации шли медленнее и ИПВ стали выдавать позднее. Работа пошла активнее.

Поскольку сначала наш фонд был один, все ваучеры несли к нам. Потом появились другие фонды, со временем их стало где-то полтора десятка.

Стиральный порошок за приватчек

 – То, что было потом, как фонд стал корпорацией «Образование», как в 1997 году появилась трастовая компания «Образование», можно прочитать не только в газетах, но и в вашей книге «Это мое время».

 Меня интересует не экономический и даже не социальный аспект приватизации, скорее аспект философский. Как вы сегодня воспринимаете процесс приватизации в России?

Ваша личная судьба устроилась счастливо: вы попали в струю, как говорится, оказались в нужно время в нужном месте. Вы смогли воспользоваться обстоятельствами, приложив свои старания и умения. Но вы не можете не видеть, что приватизация сегодня оценивается неоднозначно: и со страной что-то не так, и экономика не получила импульс для развития, как нам обещали идеологи чековой приватизации во главе с Анатолием Чубайсом. Большинство людей больше проиграли, чем выиграли от принятых решений.

Итак, ваше личное отношение к приватизации? Как человека, лично участвовавшего в этом процессе, и как законодателя, вместе с другими народными депутатами Татарстана определявшими правила игры. Вы ведь в это время уже заседали в Государственном Совете.

– История не терпит сослагательного наклонения. Понятно, что очень легко рассуждать, когда мы уже прошли тот или иной этап: как было бы хорошо, если бы всё сделать по-другому. Не один час я мог бы говорить о том, что мог бы сделать, если был бы на месте Чубайса или Газизуллина хотя бы. Но я считаю, что они были на своих местах и сделали все не по худшему варианту. Но как бы они ни сделали, критики все равно были бы. Не с той, так с другой стороны.

Но если бы история терпела сослагательное наклонение, единственное, что я бы сделал по-другому, так это начал приватизацию пораньше, с 1991 года, и начал бы с малого бизнеса¸ не трогая бюджетообразующие предприятия. Этот вариант был бы более мягкий, эффективный и легитимный.

– Другие соцстраны по нему и пошли, например, Польша, где своих граждан не ограбили, наоборот, прирастили их личный капитал, собрав его в банке под 33 процента.

– Для меня приватизация начала 90-х годов – не что иное, как хорошая деловая игра-обучение, которая совершенно разумно, рационально и технократично, как тогда было принято, предложила всем сесть за игорный стол, всем бесплатно раздали фишки, а дальше каждый поступал по-своему. Кто-то просто плюнул и сказал: «Да не буду я играть!». Кто-то отдал свои фишки соседу. За символическое вознаграждение или просто бесплатно. Кто-то менял акции за бутылку водки. А кто-то менял свой чек на акции предприятий.

И в зависимости от того, насколько люди были подготовлены к приватизации на теоретическом уровне, они и действовали. Одни выбирали предприятия сознательно, другие интуитивно, третьи в силу молодости находили правильное решение. А кто-то просто работал на успешном предприятии и поменял чек на его акции, как, например, работники «Татнефти». У всех были разные возможности.

– Помните, как вас критиковали за то, что вы давали бабушкам за акции стиральный порошок?

– Это была уже середина 90-х годов. Второй этап приватизации.

Когда мы увидели, что многие не хотят играть, а сроки приватизации уже завершались – это была середина 90-х годов, ориентировочно 1994 год, мы стали искать легитимные схемы того, как забрать с рынка фишки тех, кто не под каким видом не хотел играть. Стиральный порошок в то время был дефицитом, мы, купив на чеки бюджетников акции химкомбината Вахитова, приобретали эшелоны стирального порошка, который потом обменивали на акции. Желающих было много.

Мы использовали легитимные, законные схемы, и не к чему было придраться. К тому же Госкомимущество РТ видело, что приватизация завершается, а у половины населения фишки еще на руках. При таком раскладе вся приватизация могла завершиться крахом. Так что государство против обмена стирального порошка на акции активно не возражало.

По какому бы сценарию не пошла приватизация, все равно, прежде всего, это была великая игра, где побеждали те, кто в силу каких-то обстоятельств оказывался более подготовленным. Не более умным, а более подготовленным. В совокупности факторов…

Кто-то выигрывал, кто-то проигрывал вчистую... Другим путем провести приватизацию было нельзя.

– У нас в «Казанских ведомостях» была даже рубрика такая – «Портфель инвестора». И мы учили читателей играть.

– Но не все хотели это читать. Многим это было неинтересно. Но это право выбора человека. Как можно насильно человека взрослого заставить что-то делать?!

– К тому же, как теперь выясняется, не каждый человек может быть бизнесменом. Это особый склад характера.

– Естественно.

Управлять по-новому никто не умел

 – Вы уже говорили о бюджетообразующих предприятиях, приватизация которых во многом обрушила нашу экономику. Почему результаты именно здесь оказались столь разрушительными? На основании своего предпринимательского опыта как вы это сегодня прокомментируете?

 – Возможно, говоря о том, с чего надо было начинать приватизацию, я рассуждаю как дилетант. Поскольку люди, которые принимали решения, владели гораздо большим объемом информации. Мне кажется, они тогда понимали, что лучше хирургическое вмешательство, когда многие погибнут, но кто-то выживет, чем терапия, когда все будут мучиться, и еще неизвестно, чем все закончится...

 Ситуация в стране была такова, что по-старому управлять уже было нельзя, а по-новому никто не умел. Государство не могло управлять, нужны были собственники. Да, они пускали некоторые предприятия под нож, но во многих случаях это было лучше, чем реанимировать.

 И в этом плане надо правильно понимать, что ни приватизация, ни реформы привели к тому, что многие предприятия умерли, а к этому привела 70-летняя их история. Неэффективным стало то, что было эффективным в 30-е годы, когда строили энергоемкие монстры, рассчитанные на низкие транспортные издержки, когда комплектующие можно было везти из одной части страны в другую.

 Как только стали всё считать, как только ушли в прошлое дотированные железнодорожные перевозки, как только цены вышли на мировой уровень, как только нефть повысилась в цене – так всё сразу встало на свои места. Оказалось, что эти монстры в значительной степени были построены в угоду политическим принципам – чтобы страну соединить. И вот за всё за это пришлось расплачиваться.

 То есть чем дольше мы накапливали опыт своего собственного пути развития, тем больший эффект получился, когда пружину разжали. И это был закономерный результат.

На Западе были те же процессы, просто не столь масштабные, поскольку там 70 лет вопреки экономике экономику не развивали.

Там тоже предприятия умирают. И моногорода были построены не только в Советском Союзе. Но там их искусственно не поддерживают. Предприятие становится банкротом – люди из города уезжают. Такие брошенные города есть, например, в Соединенных штатах Америки.

А у нас был хоть один брошенный город? Нет, конечно. Такого в принципе не могло быть при плановой экономике.

На мой взгляд, это более чем наполовину ответ на ваш вопрос. Первая причина – объективное несоответствие требованиям экономики.

Вторая причина, вне всякого сомнения, носила субъективный характер. Развитые экономики приложили максимум усилий, чтобы убрать конкурентов. Акции наших предприятий скупались не с целью развития предприятий, а с целью их удушения. Это нормальный закон развития рынка. Но это не был столь масштабный процесс, как кому-то может показаться.

Наконец, сыграла «положительную» роль глупость «красных директоров». Это были люди, воспитанные в условиях плановой социалистической системы, лучшие директора для своего времени. Но, будем откровенны, они оказались не готовы перестроиться в новых экономических условиях. Это была уходящая элита.

Чем сильнее был «красный директор», чем сильнее его авторитет, чем мощнее была его харизма, тем в большей степени он задерживал развитие своего предприятия, набирая под свое имя какие-то заказы, получая кредиты, добиваясь социальных преференций. Тем в большей степени предприятие набирало проблемы, которое не могло решить до его ухода из деятельности или из жизни.

– Я о других директорах спросить хочу. С 1999 года вы работали председателем Комитета РТ по делам о несостоятельности и финансовому оздоровлению. Изучали положение дел на многих предприятиях. Встречались ли вам директора, которые думали только о своих личных интересах?

– Как раз среди «красных директоров» таких не было. У них были твердые убеждения, принципы, и на первом месте всегда была не личная корысть, а интересы общественного развития, пусть и ложно понимаемые. «Красными директорами» двигала не жажда личной наживы. Они были преданы своему делу, своим предприятиям, ведь многие начинали на них со слесарей.

Это не нынешние менеджеры, которые каждые полгода могут менять место работы.

Конечно, были и другие директора, но эта причина не была на первом месте.

Хождение во власть и его польза

 – Следующий вопрос – про вашу работу в Государственном Совете Татарстана. Вы стали депутатом в 1995 году, когда в республике сформировался первый профессиональный парламент, были избраны в состав Президиума. Еще вы были депутатом Казанского городского Совета.

 Вспоминая те годы, когда мы оба работали в парламенте, не могу не отметить, во-первых, вашу активность, во-вторых, бурные дискуссии по поводу ваших законодательных инициатив. Вас обвиняли в том, что вы вносите проекты, которые вам лично выгодны.

 Как вы оцениваете эту часть своей жизни сегодня?

 – Кстати, тут тоже можно вспомнить про «красных директоров». Если диалектически подходить, то мое отношение к ним сформировалось во многом благодаря Минтимеру Шариповичу Шаймиеву. Для них он был отец родной. Так казалось.

Мудрость Шаймиева – в том, что он умел прикрыть свои истинные намерения изящными одеждами. Опыт, которого у меня по молодости не было.

Давайте вспомним 95-й год. Почему я вообще оказался во власти и как я попал в Госсовет, просто приняв решение туда баллотироваться?

Кто-нибудь сегодня туда так просто попадет? Нет, конечно.

– Но тогда была реальная конкуренция. В вашем округе были другие кандидаты, у избирателей было убеждение, что именно они выбирают себе депутата…

– Надо понимать истинные причины происходящих тогда событий. Вы помните, когда принимали закон о выборах в Государственный Совет, предполагалось, что депутаты, избранные по территориальным округам, должны были работать в парламенте на основе первичной занятости. А сделано это было с одной единственной целью – исключить из борьбы «красных директоров», которые однозначно не были готовы покинуть свои кресла. Раньше ведь они почти все были депутатами Верховного Совета. Это позволило исключить их из процесса законотворческой деятельности.

Мудрый Минтимер Шарипович все это грамотно просчитал… Он же не мог сказать, что он против «красных директоров» в парламенте! Он внес эту норму. Никто этого до конца не понял. Но эта норма открыла нам дорогу в Государственный Совет.

И на первом же заседании Гелий Васильевич Кобелев, мощнейший и грамотный партократ, объяснил, какие затраты придется нести, если все избранные депутаты будут работать на основе первичной занятости. Сколько ковров на это потребуется и так далее. И тогда сразу было принято решение оставить в парламенте только тех, кто готов уйти с основной работы.

Мы, молодые, депутаты, с новыми подходами, с удовольствием приняли эти правила игры и стали неосвобожденными депутатами, оставшись на своих должностях в бизнес-структурах. А «красные директора» так и не поняли, насколько изящно и грамотно Шаймиев сумел поменять механизм принятия политических решений. То есть взамен людей, которые никогда бы не поддержали ни один рыночный законопроект, пришла молодежь, ну, относительная молодежь, в любом случае люди новой формации, которые, естественно, уже мыслили другим категориями.

А «красные директора» так и не поняли, насколько изящно и грамотно Шаймиев сумел поменять механизм принятия политических решений. То есть взамен людей, который никогда бы не поддержали ни один законопроект рыночный, пришла молодежь, ну, относительная молодежь, в любом случае люди новой формации, которые, естественно, уже мыслили другим категориями.

Если бы нам пришлось конкурировать с «тяжеловесами», которые кормили целые районы, никто бы не проголосовал за Семина, за Мусина и так далее. Но они ушли, причем добровольно ушли. Они же против нас не выступали.

Ну и, конечно, нами ему было управлять намного проще, чем товарищами по партии.

Так одним решением Шаймиев изменил всю политическую ситуацию в республике. Было решено сразу множество проблем. Я считаю, что от этого республика очень выиграла.

Нам тогда удалось создать новые условия для развития республики, чего не было сделано в других регионах, где ждали решений из Москвы.

Смею думать, что свой вклад в создание рыночной инфраструктуры республики внес и я.

Я уже не раз говорил журналистам, что в чистом виде бизнес как процесс мне не слишком интересен. Предпринимательство в моей биографии носит условный характер. Как только я завоевал позиции в качестве бизнесмена, захотелось общественной деятельности. Что и было реализовано через депутатство.

Кроме того, заниматься крупным бизнесом без номенклатурных корней в тот период было чрезвычайно сложно. Как раз депутатство, с точки зрения понимания как вести диалог, имело и имеет огромное значение. Позволяло заматереть, повзрослеть, выйти на новый серьезный уровень. Пришло понимание, как работает власть.

– Хорошо, что вы об этом сказали. Но я все-таки возвращаю вас к своему вопросу: каково вам было слышать, когда вас обвиняли в корысти. Вопрос, в конечном счете, не о вас лично. Помню обсуждение законопроекта о поддержке книгоиздательства в республике. Его во многом не приняли из-за неприятия лично из-за этого. Семину выгоден этот закон, потому что у него есть книжный магазин…

– Это было нормальное явление в условиях низкой политической культуры. Сегодня это нормально. Например, руководитель Татарстана в рейтингах лоббистов на уровне федерального центра стоит на первых позициях. А лет 10-15 назад это слово – лоббист – было ругательным. А сегодня это показатель силы руководителя региона.

Алексей Семин на сессии Государственного Совета РТ

Я к этому совершенно спокойно отношусь. Понятно, что человек может эффективно проводить какую-то политику, если он в ней разбирается. А если не разбирается?

Я, например, сейчас считаю необходимым на уровне России принять целый комплект документов по стимулированию инвестиций в сохранение объектов культурного наследия.

– Приходилось не раз слышать, что успехами в бизнесе вы обязаны тому, что работали во власти. Сначала были депутатом, потом возглавили Комитет по банкротству и оздоровлению.Как бы вы это прокомментировали?

– Действительно, почему-то по умолчанию считается, что чиновнику всегда проще заниматься бизнесом. Вне всякого сомнения, должность дает определенные рычаги влияния. В то же время несет в себе очень много минусов, связанных с функционированием успешного бизнеса. Наезды журналистов, конкурентов. А любое действие трактуется как использование имеющегося у тебя рычага. При определенной массе капитала должность уже мешает.

Только люди, далекие от этих вопросов, думают, что сама по себе государственная служба дает огромные преимущества для бизнеса. Но госслужба – это еще и наличие огромного числа врагов, которые становятся врагами или недоброжелателями именно в силу того, что чиновник выполняет возложенные на него функции. То есть не идет навстречу в решении каких-то вопросов, еще что-то.

Если говорить обо мне конкретно, у меня наоборот вышло: мой бизнес поддерживал комитет. Вплоть до того, что люди поначалу в моих же помещениях сидели.

Когда начинаешь с нуля, любая должность дает возможность решать проблемы с использованием административного ресурса. А к 2005 году у меня возникло противоречие между реальными масштабами бизнеса и скромной должностью председателя республиканского комитета.

Секреты бизнесмена Семина

 – Создание чекового инвестиционного фонда автоматически гарантировало вам богатое будущее?

 – Конечно, нет. Когда мы имели лишь российские чеки, то точно так же, как наши коллеги из других фондов, влачили жалкое существование. Свой первоначальный капитал накопили, когда появились первые татарстанские именные приватизационные вклады. Люди отнеслись к ним очень прохладно, но мы-то знали, что за этими вкладами стоит реальная собственность Татарстана! Госкомимущество, чтобы показать серьезность своих намерений, выбросило на рынок пакеты акций самых доходных предприятий республики. А ИПВ, на которые их продавали, были только у нас: уже через полгода существования мы, опять-таки первыми, открыли фондовый магазин, где за свой ИПВ человек мог получить «живые» деньги, правда, с небольшой отсрочкой выплаты.

Так мы смогли практически вне конкуренции приобрести акции самых рентабельных предприятий. Я объяснял «красным директорам», что если они станут совладельцами завода, то уже «не придет варяг и не выкупит контроль».

Один директор категорически отказался купить у меня в 1990-х годах акции его паяльной фабрики – небольшое предприятие даже по местным меркам. Может, 2 или 3 процента от уставного капитала. Долго они у меня болтались. А спустя 5 лет сторонний инвестор скупил у трудового коллектива 49 процентов, еще 49 процентов было у директора. И мой пакет оказался решающим для получения контроля. В итоге я свои 2 процента продал по цене выше, чем сторонний инвестор купил 49 процентов.

А вся ценность той компании заключалась даже не в цехах, и тем более не в бизнесе, а в железнодорожной ветке, которая подходила к складам соседнего предприятия. И оно давало огромные деньги только за право разгружать свои вагоны.

Визит в Казань Анатолия Чубайса

Это чрезвычайно важно в бизнесе – быть первыми. Тот, кто сумел раньше других угадать назревающую в обществе потребность, кто раньше других оказался готовым ее удовлетворить, занимает рынок. Последователям приходится довольствоваться тем, что осталось.

– То, что одним из самых доходных бизнесов станет недвижимость, вы предвидели?

– Да. И у нас была хорошая возможность покупать эту недвижимость за сравнительно небольшие деньги.

 «Красные директора» смотрели на меня как на идиота, когда я предлагал им обменять недвижимость на акции. И особенно, когда я пытался доказать, что мне за это надо дать деньги. В итоге соглашались дать продукцию. Предприятия работали на склад, продать свою продукцию не могли из-за ее высокой себестоимости. А уж когда я соглашался брать у них корпуса, в которых уже никто не работал, но за которые они налоги платили и которые надо было обслуживать, они вообще не понимали.

 А мы эту недвижимость сдавали в аренду, наладили эффективную систему. Позже на ее основе возникла компания – «Единая арендная система», объединившая десятки тысяч метров бывших промышленных площадей по всей Казани и сдававшая их в аренду предпринимателям под офисы.

 Мы всегда ориентировались не на быстрое получение сверхприбыли, а на долгосрочные проекты, направленные в будущее.

Встреча казанских бизнесменов в Торгово-промышленной палате с Евгением Примаковым

  – А каким еще секретом своего успеха вы бы могли поделиться с другими?

 – Я всегда оказываюсь в нужное время в нужном месте. Раньше так получалось бессознательно, а сейчас стремлюсь к этому осознано. То есть просчитываю ситуацию. На мой взгляд, сегодня в Татарстане очень благоприятная ситуация для привлечения инвестиций. Не потому, что здесь норма прибыли выше. Нет, в Москве она выше. Но там конкуренция очень большая. А в Татарстане созданы объективные условия для того, чтобы стоимость недвижимости, инвестиционная привлекательность региона росли гораздо быстрее, чем в той же Москве.

 Я уже давно понял, что покупать надо не старые заводские корпуса, которые резко повысились в цене, а строить новое. И для этого все деньги мы направили на приобретение земли.

 Сегодня построить несложно. Самые большие проблемы – найти хорошую землю и проложить коммуникации.

 Я уже несколько лет как поменял свое мышление с девелоперского на лендлордское. То есть строю не то, что сегодня более выгодно, а то, что более соответствует данному земельному участку.

 У меня есть проект в самом центре Казани на очень большом и хорошем участке в 2,5 гектара. Казалось бы, можно построить очень хорошие элитные квартиры. Но я пришел к выводу, что надо там строить маленькие студии. Район замечательный, но загазованный. А маленькие квартиры, рассчитанные на проживание 1–2 человек с 24-часовым сервисом по разряду 5-звездочного отеля, будут востребованы. Зачем одинокому человеку снимать квартиру в спальном районе с хорошей экологией и тратить время на дорогу, если он приехал работать в деловом центре Казани?

Любовь АГЕЕВА

Снимки представлены пресс-службой Международного института актиквариата

Использованы фото из газеты «БИЗНЕС-Online» - спасибо коллегам

 Продолжение следует

Читайте в «Казанских историях»:

Л. Агеева. Алексей Семин не вступает в бой, который можно проиграть. Часть 1

Л. Агеева. «Формула финансового здоровья» Алексея Семина. Часть 2

 Алексей Сёмин: «Это наше лицо. Оно нам нравится!» – заметки с пресс-конференции по итогам реализации программы «500 дней»

Эффективный способ развития культуры – частная инициатива

28 марта 2013 года в музее Международного института антиквариата Инвестиционной группы компаний ASG собрались члены редакционного совета нового журнала «Мир искусств: Вестник Международного института антиквариата» и представители музейного сообщества Казани, чтобы обсудить дальнейшее развитие нового научного издания.

Журнал «Мир искусств: Вестник МИА ASG» – уже второй номер

Третий номер журнала «Мир искусств»

Второй день рождения Международного института антиквариата  (репортаж о празднике и знакомство с коллекцией)

Homo legens: человек читающий – выставка в Выставочном центре Международного института антиквариата