Сто лет Нины Ильиничны Жигановой

Любовь Агеева

26 марта 2022 года

28 марта Нине Ильиничне Жигановой исполнилось бы сто лет. Есть два обстоятельства, выделяющие ее из числа юбиляров, для которых день рождения – праздник сугубо личный, семейный. Во-первых, она почти 40 лет была спутницей жизни выдающегося татарского композитора Назиба Жиганова. Во-вторых, Нина Ильинична – создатель и первый директор Музея-квартиры Н.Г. Жиганова – филиала Национального музея РТ.

О дружбе с Ниной Ильиничной Жигановой (1922-2009) вспоминает журналист Любовь Агеева.

Помню день ее памяти 1 декабря 2011 года, через два года, как Нины Жигановой не стало. Тогда мы вспоминали ее в музее-квартире композитора Назиба Жиганова (Памяти Нины Жигановой), где она жила и работала. На этот раз ее друзья, знакомые и коллеги соберутся в воскресенье в главном здании Национального музея РТ.

«Познакомьтесь, моя жена – Нина Ильинична»

Вспоминаю, как мы встретились впервые. Мы были знакомы с Назибом Гаязовичем давно и не раз общались, но больше в Актовом зале консерватории и оперном театре, на каких-то заседаниях. Доводилось и в ректорском кабинете консерватории. Сближению послужило беспрецедентное собрание в Доме композиторов, где обсуждалась статья казанского музыковеда Махмута Нигмедзянова в газете «Советская культура», в которой он подверг резкой критике консерваторию и лично ректора.

Шла перестройка. Это было время свержения старых авторитетов, и ярче всего это проявилось в сфере искусства. Люди, упоенные представившейся возможностью говорить всё, что они хотят, инициировали много «разборок» с признанными мастерами. В Казани объектом для такого выяснения отношений стал Назиб Жиганов. На собрании мелочно сводили с ним счеты многие уважаемые мной люди – вспоминали старые обиды, сомневались, что многочисленные награды даны ему заслуженно, обвиняли в том, что его музыка недостаточно татарская. Поскольку Назиба Гаязовича на собрании не было, говорили, не выбирая выражений.

Редактор «Вечерней Казани» Андрей Гаврилов, выслушав мой рассказ о собрании, которое проходило два дня, принял решение сопроводить мой отчет комментарием Назиба Жиганова. И с этим предложением я напросилась к ректору консерватории на встречу. Он пригласил меня домой, где познакомил с женой – Ниной Ильиничной. Давать комментарий Назиб Гаязович отказался. О многом мы тогда говорили, но только не о том собрании. Меня напоили чаем в маленькой кухоньке, где потом я бывала много-много раз.

Помню, семейное гнездышко Жигановых меня удивило. Прежде всего, размерами. Как я потом узнала, квартира была площадью 100 квадратных метров. Специально для ректора консерватории и известного композитора объединили две квартиры на лестничной площадке. Как говорили тогда, это была «улучшенка», сделанная по индивидуальному проекту.

Нина Ильинична провела меня почти по всем комнатам, поскольку везде были книжные шкафы. Еще в коридоре, где тоже стоял книжный шкаф, она заметила, что меня интересуют книги. Беседовали мы в кабинете Назиба Гаязовича, где было несколько книжных шкафов со снимками внутри. (Они и сейчас там стоят: семейные фотографии, портреты Шостаковича и Хачатуряна с дарственными надписями).

Значительную часть комнаты занимал черный рояль фирмы Ed. Seiler. Еще был письменный стол Назиба Гаязовича с креслом и тахта. Рядом со столом стояла огромная пальма. Как рассказала хозяйка, вырастил ее муж.

Я сообщаю эти подробности не случайно. Всё в квартире бережно сохранено и доступно посетителям мемориального музея на Малой Красной. По меблировке – супер-скромное жилище даже по тем временам. Жиганов в быту был очень скромным человеком, и Нина Ильинична не могла этого не учитывать, ведя домашнее хозяйство. Правда, не во всем. Например, она была одной из первых в Казани авто-леди, о чем однажды мне сообщила. Муж семейной «Волгой» не пользовался.

Была у меня еще одна встреча с супругами Жигановыми. Когда стало известно, что концертное исполнение новой музыкальной редакции оперы «Джалиль» включено в программу Дней литературы и искусства ТАССР в Башкирии (30 мая – 4 июня 1988), я решила взять краткое интервью о предстоящей премьере. Обычное рабочее интервью. Подробнее договорились поговорить с Назибом Гаязовичем после его возвращения в Казань.

Я всегда стараюсь перед публикацией показывать текст интервью собеседнику, и тот раз не стал исключением. Назиб Гаязович пригласил меня домой. Текст был небольшой, и я рассчитывала освободиться через полчаса, но визит к Жигановым сильно затянулся. Нина Ильинична не дала нам уединиться в рабочем кабинете мужа до тех пор, пока не напоила меня чаем.

Впрочем, и после этого уединиться мы не смогли, поскольку она приняла самое активное участие в вычитке текста, давая дельные советы, чем сильно меня удивляла. Я тогда не знала, что у нее есть опыт редакторской работы – несколько лет, начиная с 1965 года, она работала в редакционно-издательском отделе Казанского пединститута.

А утром 2 июня, как и все казанцы, я узнала, что ночью, после спектакля, в Уфе Назибу Гаязовичу стало плохо, и он скончался. Гражданская панихида проходила 5 июня в Актовом зале консерватории.

Рецепт сырников для друзей

А потом мы с Ниной Ильиничной подружились. Скорее всего, после антижигановских публикаций в СМИ. Их было немало в то время. Некоторые особи сводили счеты уже с покойником. Спусковым крючком стала публикация в «Вечерней Казани» письма с предложением назвать Казанскую консерваторию именем ее создателя и первого ректора. В редакцию пришли не только коллективные письма в поддержку этой идеи, но и пламенные послания от тех, кто ее не разделял. Прозвучало контрпредложение – назвать консерваторию именем Салиха Сайдашева… Противопоставление двух великих композиторов было тогда основной темой публикаций оппонентов. Возбуждение музыкальной общественности было таким сильным, но мы решили прекратить полемику в газете, поскольку письма выходили за рамки приличий. Помню, Марсель Таишев, в то время министр культуры ТАССР, сказал мне однажды: «Давайте подождем, когда страсти улягутся». Ждать пришлось долго…

Наверное, именно тогда вдова Назиба Гаязовича мне позвонила, а потом мы стали общаться часто. Я тогда терялась в догадках, почему Нина Ильинична выбрала для задушевных бесед именно меня. У нее ведь было много других собеседников. Решила, что потому, что незадолго до кончины мужа я была в их доме и теперь напоминала о нем. По себе знаю – после потери близкого человека такое бывает.

Когда я приходила, первым делом Нина Ильинична усаживала меня за стол в кухоньке и потчевала чем-то вкусным. Готовить она умела и любила. Рецепты либо выписывала из кулинарных книжек, либо выдумывала сама. Иногда я их записывала. Например, у нее получались отменные сырники.

Я встречалась в ее доме с композиторами, музыковедами, артистами. Как-то сидела за столом на кухне с поэтом Вилем Мустафиным и ее супругой.

Когда был создан музей Жиганова, в ее день рождения – в марте, в январе и июне – в день памяти Назиба Гаязовича, здесь всегда бывали коллеги по Национальному музею.

И всегда был вкусный стол и необыкновенное радушие. И очень часто, как и прежде, звучала музыка. Например, в январе 2011 года Владимир Зотов представил нам здесь своего сына Янека, начинающего пианиста.

Хорошо, что эта традиция сохраняется и сегодня. Я была на многих концертах в музее-квартире Жиганова, и при жизни Нины Ильиничны, и после ее кончины в 2009 году.

Меня всегда восхищают женщины, которые способны, забыв о себе, посвятить свою жизнь мужу. Именно так сложилась жизнь у Нины Ильиничны. У нее было хорошее образование – в 1946 году она окончила Московский нефтяной институт имени Губкина (промысловый факультет), после этого работала инженером в тресте «Главнефтегазстрой».

В 1948 году заболела туберкулезом и была направлена в специальный санаторий, где познакомилась с Жигановым. У них нашлось много тем для неспешных бесед. Взаимный интерес довольно быстро перерос во взаимную симпатию. В том же году они поженились, и Нина Ильинична переехала в Казань. В 1949 году у них родился сын Рустем, в 1957-м – второй сын, которого назвали в честь детдомовского друга Жиганова – Ивана Павлова.

Нина Ильинична жила в Казани до самой смерти, с небольшим перерывом с 1967 по 1970 год. Здесь же похоронена 1 декабря 2009 года, в одной могиле с мужем на Арском кладбище.

Когда однажды я сказала, что вряд ли сумела бы поступить, как она – посвятить себя мужу, семье, Нина Ильинична заметила: «Если бы у тебя был такой муж, как Назиб Гаязович, сумела бы…». А потом заметила, что была не просто домохозяйкой, хотя домашних хлопот, конечно, было много. Муж, двое детей… Насколько я понимаю, домработниц она не имела. В последние годы, когда у нее уже не было сил вести домашнее хозяйство, ей помогали коллеги по музею – убирались, ходили за покупками.

Назиб Гаязович находил в жене и редактора, и первого слушателя своих сочинений, и советчика в трудную минуту. Судачили, что без нее Жиганов не принимает ни одного серьезного решения. Узнав от нее, насколько она была вовлечена в дела мужа, я не увидела в этом ничего плохого. К тому же жена имела право голоса настолько, насколько ей позволял муж.

Хранительница памяти композитора Жиганова

После кончины Назиба Гаязовича у меня появилось много других поводов для восхищения Ниной Ильиничной. Будучи верной хранительницей семейного очага, она стала верной хранительницей его памяти. Так, к сожалению, получилось, что, будучи женой одного из самых известных в республике людей, она внезапно оказалась одна. Внешне всё было благопристойно. Ее приглашали на какие-то мероприятия. В оперном театре у нее было постоянное место. Но она не могла не чувствовать глухую стену вокруг себя. Она и раньше ощущала такие настроения, но это были одиночные проявления. Они не удивляли. Удивляло то, что никто не возражал, ни ученики, ни коллеги по консерватории и Союзу композиторов.

Достаточно сказать, что ее чуть не выселили из квартиры, дело дошло до суда! Скульптурный портрет композитора на его могилу работы его друга, известного питерского мастера Михаила Аникушина, был привезен в Казань в 1991 году, а установлен только в декабре 1994-го. Торжественная церемония открытия мемориальной доски Жиганова на доме 14 по улице Малой Красной, где он жил, состоялась только в мае 1998 года.

Нина Ильинична с Дмитрием Шостаковичем

В музее Жиганова есть письмо Тихона Хренникова от 16 мая 1991 года на имя Президента Татарстана, в котором великий композитор напоминает Минтимеру Шаймиеву о выдающихся заслугах своего коллеги перед отечественной музыкальной культурой. Это был год 80-летия Назиба Гаязовича. Союз композиторов СССР предлагал присвоить имя Жиганова одной из улиц Казани (это случилось только в 2011 году – На задворках Казани появилась улица композитора Назиба Жиганова) и Казанской консерватории, создать музей-квартиру для изучения творческого наследия композитора, постоянную музейную аудиторию в вузе, посвященную истории музыкального образования в республике, издать полное собрание сочинений Жиганова, установить его скульптурный портрет в Татарском театре оперы и балета, где он когда-то работал и где шли его оперы и балеты.

Решение о создании мемориального музея в квартире, где композитор жил с семьей с 1971 по 1988 год, было принято 30 июля 1991 года. Официально открыли его только 2 марта 2001 года, к 90-летнему юбилею. Хотя никаких особых забот по его созданию не требовалось. Надо было отремонтировать квартиру, описать и систематизировать мемориальные вещи.

Тот год был переломным для увековечения памяти Назиба Жиганова. 90-летний юбилей отмечался как большое культурное событие. 2 марта на фасаде консерватории была открыта мемориальная доска с барельефом композитора (автор – скульптор М. Гасимов). На ней надпись: «В этом здании с 1962 по 1988 год работал основатель и первый ректор Казанской государственной консерватории, выдающийся татарский композитор, народный артист СССР, профессор Назиб Гаязович Жиганов».

Была, наконец, реализована идея о присвоении консерватории имени Жиганова, высказанная еще в 1988 году. 12 января 2001 года был подписан приказ министра культуры Российской Федерации. Соответствующий указ Президента РТ Минтимера Шаймиева появился следом, 2 марта.

На могиле Назиба Жиганова появился его скульптурный портрет 

Юбилейные мероприятия по случаю 100-летия Назиба Жиганова шли в течение всего 2011 года. Был восстановлен школьный музей имени Жиганова в гимназии №93 Советского района Казани, состоялась премьера новой постановки оперы «Джалиль» на сцене оперного театра, оперу «Алтынчеч» студенты оперной студии консерватории показали в Казанском Кремле. Юбилейные мероприятия проходили в Уральске, на родине композитора, и в Санкт-Петербурге.

В отчете музея о юбилее я прочитала: «Обобщая пройденный нелегкий путь становления музея под руководством заведующей музея-филиала НМ РТ Н.И. Жигановой, надо однозначно сказать, что музей сохранен, несмотря на многочисленные трудности субъективного характера, имевшие место быть факты административного давления, а порой небрежное и даже неуважительное отношение к имени, в честь которого музей собственно был открыт».

Сколько раз ради ее спокойствия я говорила Нине Ильиничне, что она излишне остро оценивает некоторые факты. Но этот отчет писала уже не она, а новый директор – Лидия Яковлева.

Надо отдать должное Минтимеру Шариповичу. Он не раз помогал Нине Ильиничне. Так было, например, с музеем. Идея о нем возникла у вдовы Жиганова практически сразу после его кончины. Она задумала сохранить квартиру в том виде, в каком она была при Жиганове, с рабочим кабинетом, где он писал музыку как композитор, работал над документами как ректор и председатель правления Союза композиторов республики, с теми вещами, которыми он пользовался, с книгами, которые он читал, с подарками, которые ему дарили.

Впервые Нина Ильинична поделилась с музеем предметами, представляющими интерес для исследователей, в 1997 году, о чем свидетельствует Дарственная грамота, подписанная генеральным директором Геннадием Мухановым. На этот раз она нашла в себе силы отказаться практически от всего, что напоминало ей о Назибе Гаязовиче, хотя каждая вещь – это память прежде всего для нее.

Рабочий Кабинет  Назиба Гаязовича

Основу фондов будущего музея составили несколько мемориальных коллекций: предметное наследие (300 единиц хранения); библиотека, музыкальная, художественная, академические издания, справочная литература (около 1000 единиц хранения); документальное наследие (документы, автографы, фотоматериалы (2034 единицы хранения); творческое наследие (79 единиц хранения); беловые, черновые рукописи, заметки, афиши, программы (более 200 единиц хранения); научно-вспомогательные материалы (более 300 единиц хранения).

Большую ценность представляет архив – уникальное собрание документов 20-80-х годов ХХ века. Это личные документы, рукописи, программки,  книги с пометками композитора и дарственными надписями деятелей литературы и искусства, а также воспоминания современников, автографы выдающихся деятелей культуры. Эпистолярный архив насчитывает несколько сотен документов, здесь письма Д. Шостаковича, А. Хачатуряна, Т. Хренникова, Р. Щедрина, Б. Покровского, Н. Рахлина, Г. Литинского и других известных деятелей культуры.

Я хорошо знакома с фондами музея. Это настоящее богатство не только для тех, кто изучает жизнь и творчество Назиба Жиганова, но и для исследователей культуры и музыкального образования нашей республики, музыкального искусства СССР.

Когда Нина Ильинична стала директором музея, ей приходилось нелегко, поскольку никакого опыта в музееведении у нее не было. Музей командировал в свой новый филиал опытного научного сотрудника – Людмилу Жигалко. Им помогали исследователи творческого наследия композитора: Д. Хайрутдинова – по балетному творчеству, Я. Шамсутдинова – по симфоническому творчеству, З. Сайдашева – по вокальному творчеству, В. Булат-Алеев – по симфоническому творчеству, Л. Миннулина – по литературному творчеству. Историю создания консерватории изучала З. Салехова.

Помню, когда Нина Ильинична составляла реестр экспонатов, часто задумывалась, что будет интересно будущим посетителям музея, а что окажется лишним. Не раз проверяла свое решение на мне. Однажды мы вместе с ней думали, надо ли включать в него домашние тапочки Жиганова. Решили – включать. Ведь музей необычный – жилая квартира.

Одну комнату отдали под фонды и рабочий кабинет директора музея. С 2001 по 2009 год эту должность занимала Нина Ильинична. Музей оставался и ее домом. Для себя она оставила кухню и небольшую комнатку.

Музейная зона включает гостиную и рабочий кабинет Назиба Гаязовича. Нет ни особого музейного оборудования, ни традиционных экспозиций, кроме нескольких фотографий на одной из стен гостиной. Испытано не раз – одновременно здесь могут находиться не более 20-ти человек.

Нина Ильинична в доме Жигановых в Боровом Матюшино. Дом был в аренде. После смерти  Жиганова аренду не продлили

Нина Ильинична не раз обращалась по инстанциям с просьбой расширить помещение музея. Это можно было сделать, выделив квартиру соседям по лестничной площадке. По разным причинам не получилось. Единственное, что удалось сделать – хороший капитальный ремонт.

Не обошлось без проблем издание двухтомника о Назибе Гаязовиче. Она делала его с Зульфирой Салеховой, которая тогда работала в музее (безвременно ушла в 2014 году). В одном томе – воспоминания о Жиганове, его статьи и выступления, во втором – письма. Очень много фотографий.

По каким-то причинам подготовка рукописи к печати сильно затянулась. Было такое впечатление, что ее в консерватории тормозят намеренно. Не исключаю, что виной были разногласия между редактором и Ниной Ильиничной. Не скрою, общаться с ней было делом трудным. Она была человеком придирчивым, настойчивым, порой слишком категоричным. При всей внешней мягкости.

Она запрещала мне быть ее ходатаем и сама старалась никому не докучать своими просьбами. Ей казалось противоестественным доказывать, что ее муж, сделав столько полезного для своего народа, для своей республики, заслужил доброго к себе отношения. Представляю, как тяжело было ей преодолевать это сопротивление. К тому же в СМИ постоянно появлялись материалы против Жиганова, порой похожие на пасквиль. Нина Ильинична узнала, что такое предательство учеников, наветы коллег. Она встречалась с фактами поразительного невежества и болезненной зависти. Я была в это время для нее громоотводом. Нина Ильинична возмущалась лживостью авторов, цитируя тексты, приводила факты, доказывающие необоснованность обвинений. Порой ее критика была предвзятой, но зачастую она была права.

Как-то во время очередного такого разговора она предложила мне написать книгу о Жиганове, чтобы восстановить честное имя ее мужа. Мы не собирались публично спорить с его оппонентами и недругами, просто хотели привести факты, опровергающие ложные обвинения. Нина Ильинична включила издание книги в план мероприятий, посвященных столетию Назиба Гаязовича. Ее концепцию мы составляли вместе, министр культуры РТ (в то время Зиля Валеева) ее одобрила. Нашу идею поддержал на первых порах ректор консерватории Рубин Абдуллин.

Однажды Нина Ильинична известила меня, что Леонид Любовский согласился завершить балет «Легенда о Желтом аисте», довести музыку Жиганова до сценической версии. Дело в том, что в 1963 году Назиб Гаязович написал 7 симфонических новелл по народной сказке о Желтом аисте, которую услышал в 1957 году в Китае. Намеревался превратить их в балет. Но как можно было поставить его в пору обострения отношений между нашими странами? Так и осталась от того замысла только партитура новелл для оркестра (Желтый аист – привет из Китая – о балете «Легенда о Желтом аисте»; «Неизвестный Жиганов» – концерт оркестра La Primavery из произведений Назиба Жиганова). К сожалению, балет так до сих пор не поставлен. Есть только концертная версия. Нина Ильинична ее слышала. Успела.

Для кого – ректор и композитор, для нее – муж, отец ее детей

Со временем наши разговоры стали касаться и сугубо личных вопросов. Например, Нина Ильинична рассказала мне о своем отце. Как оказалось, Илья Самсонович Шка́па, писатель и очеркист (1898-1992), был человеком в свое время известным. Выпускник Глуховского пединститута участвовал в боях с кайзеровцами и петлюровцами, заведовал политпросветом и отделом народного образования в городе Стародубске. Добровольно вступил в Красную Армию и воевал с деникинцами, был ранен. Дважды арестован – в 1921 году, когда публично высказался за отмену продразверстки, и в сентябре 1935-го. В первый раз освободился быстро, во второй раз домой вернулся лишь в 1955 году. Два года находился в одиночном заключении, 18 лет – в колымских лагерях. Был реабилитирован – помогли заявления академика И.И. Минца и писателя М.А.Шолохова, близко знавших его.

С 1925 года семья жила в Москве, где Илья Самсонович работал в «Крестьянской газете», в редакции созданного Максимом Горьким журнала «Наши достижения». По сути, он был литературным секретарем писателя. Участвовал в редактировании первого тома книги «История гражданской войны». В 1929-1934 годах вышли его книги «Жизнь и хлеб», «Крестьяне и советская власть», «Лицом к лицу». Все свои работы Шкапа подписывал псевдонимом «Гриневский» (он родился в местечке Гринёв Черниговской губернии). Кроме одной – книги «Семь лет с Горьким», изданной в 1964 году (переиздавалась трижды). В этой книге он рассказал о работе с великим русским писателем, опубликовал письма Горького, адресованные ему лично, вспомнил писателей и журналистов, приложивших немало труда для осуществления горьковских начинаний.

Говорили мы с Ниной Ильиничной и о ее личной жизни – о том, как познакомилась с мужем, как счастливо они жили. Не утаила и семейных трудностях. В какой семье их нет?! В фондах музея-квартиры я нашла немало документальных свидетельств взаимоотношений Жиганова с женами и детьми. Он был хорошим мужем, отцом и дедом.

Широкая общественность мало знала о его личной жизни. Только посвященные были осведомлены о том, что у него было две жены – Серафима и Нина, которые подарили ему троих детей: в первом браке – Светлану (она работала с ним в консерватории, Алексей Егоров, ныне возглавляющий музей-квартиру деда, – ее сын), во втором браке – Рустем и Иван. Последний, как отец, избрал музыку делом своей жизни – он руководит известным московским детским театром «Домисолька».

Назиб Гаязович, Рустем, Нина Ильинична и Иван

Когда мы обсуждали с Ниной Ильиничной, какой будет моя книга о Жиганове, она не возразила против идеи рассказать об обеих его семьях. Помогла отыскать в архиве документы, связанные с первой женой – солисткой оперного театра Серафимой Алексеевной (муж звал ее Симурка). Я увидела, как много было во второй семье ее снимков, снимков Светланы Назибовны. Такое бывает нечасто.

Нина Ильинична не дожила до юбилейного дня рождения супруга – 15 января 2011 года, к которому так готовилась. Иначе были бы у нее новые переживания и новые разочарования. Улицу именем Жиганова назвали, но находится она в новостройках Приволжского района – предлагалась Малая Красная (На задворках Казани появилась улица композитора Назиба Жиганова). Памятник Назибу Гаязовичу обещали, но не поставили. Нет его до сих пор. Помещения музея не расширили.

К счастью, Нина Ильинична не узнала, что не вышла и моя книга. Очень бы расстроилась. Дело застопорилось на верстке двух разделов из шести. О причинах говорить не буду – рассказала об этом в одной из своих публикаций (Концерт памяти Назиба Жиганова в трех частях. Часть третья).

Нина Ильинична при всем пессимизме вряд ли могла предположить, что столетний юбилей Назиба Жиганова будет проводиться как событие локальное, республиканское; что его не будут чествовать в Москве, где он много работал; что не состоится торжественный вечер в оперном театре имени Мусы Джалиля, предусмотренный планом юбилейных торжеств. А ведь он был утвержден Правительством республики после указа Президента Р. Минниханова.

... Как много узнавала я нового во время наших бесед! О Назибе Гаязовиче, о его дружбе с известными всей стране людьми, о консерватории, о музыке, о работе в союзах композиторов ТАССР, РСФСР и СССР. Не раз я думала о том, что надо бы всё записать на диктофон. Но всегда не хватало времени – была вечно занята. В последний год ее жизни, когда она уже сама захотела записать свои воспоминания, я посоветовала ей сделать это на диктофон. Нина Ильинична отказалась. Сказала: «Мне надо видеть твои глаза».

Я в это время работала над очередной своей книгой об истории современного Татарстана и очень редко к ней заглядывала. Мы разговаривали в основном по телефону. Нина Ильинична серьезно заболела. Я ходила к ней в больницу. Когда она выписалась, навестить ее дома уже не смогла. Мне сказали, что она уже не встает с постели и ее не стоит беспокоить.

Однажды Нина Ильинична грустно сказала: «Завершишь свою книгу, а я уже умерла». И оказалась пророчицей. Когда я сдала книгу в печать и позвонила, чтобы сообщить о своем приходе, телефон взял Рустем. Он сказал мне, что Нину Ильиничну похоронили. Сегодня. Для меня это стало большим потрясением…

Мы всегда надеемся, что наши родные и близкие друзья будут жить вечно…

С тех пор прошло уже более десяти лет. Нину Ильиничну Жиганову, создателя и первого директора мемориального музея на Малой Красной, в Казани не забыли. Стремясь увековечить память своего знаменитого мужа, она оставила огромный след в истории Казани и сама.