Цитата
<...> Казань по странной фантазии ее строителей – не на Волге, а в 7 верстах от нее. Может быть разливы великой реки и низменность волжского берега заставили былую столицу татарского ханства уйти так далеко от Волги. Впрочем, все большие города татарской Азии, как убедились мы во время своих поездок по Туркестану, – Бухара, Самарканд, Ташкент, – выстроены в нескольких верстах от берега своих рек, по-видимому, из той же осторожности.
Е.Марков. Столица казанского царства. 1902 год
Хронограф
<< | < | Ноябрь | 2024 | > | >> | ||
1 | 2 | 3 | |||||
4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | |
11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | |
18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | |
25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 |
-
1954 – Состоялось торжественное открытие памятника студенту Владимиру Ульянову, приуроченное к празднованию 150-летия Казанского университета
Подробнее...
Новости от Издательского дома Маковского
Погода в Казани
Фотогалерея
Город на пяти холмах – что от него осталось?
- 12 декабря 2018 года
Наш собеседник – журналистка Светлана Запорожченко, она же Беккер. В Казани ее знают и под первой, и под второй фамилией.
Светлана Беккер – это студентка, а потом выпускница кафедры журналистики филологического факультета Казанского государственного университета. Светлана Запорожченко – жена известного среди фотожурналистов и фотолюбителей Казани Вячеслава Запорожченко. Уехав из нашего города, он поддерживал связи с казанскими коллегами, помогал им экспонироваться на больших выставках, а в Казань привозил фотоэкспозиции мастеров мирового уровня.
Однажды он увез Светлану с собой, и с тех пор она приезжает в Казань только в гости. Работала в газетах Сибири, на радио в Белгороде, была в первой команде телевизионщиков ГТРК «Белгород» (первый выход в эфир канала состоялся 29 декабря 1992 года), была заместителем председателя регионального телерадиокомитета.
Сегодня Светлана Львовна возглавляет отдел по связям с общественностью Россельхознадзора Белгородской области.
В январе 2015 года Светлана приезжала в Казань, навестила своих близких, друзей. Мы вместе с ней побывали в гостях у поэта Николая Беляева и Лоры Чернышевой, которые в это время обживали уютную квартиру, которую им дали после возвращения семьи из Владимирской области.
Приятные мгновения жизни, когда общаешься с теми, с кем знаком много-много лет. Чувствуешь себя как бы в двух измерениях: тогда, в студенческие годы, и сейчас, когда мы со Светланой уже думали о предстоящем «большом» юбилее.
Николай показал нам свою самиздатовскую книжку POST SCRIPTUM, в которой он собрал стихи, написанные после возвращения в Казань. Какие-то я уже слышала – он читал на своих творческих вечерах в Доме-музея Василия Аксенова и в КГУ (простите – КФУ. Или не надо просить прощения? Для нас навсегда – КГУ). Но были и новые, незнакомые. Получив разрешение поэта, я разместила их в «Казанских историях» (Николай Беляев: «Время свои обязанности выполнит!» ).
Поскольку в это время и Светлана, и Николай с Лорой смотрели на Казань другими глазами, не всегда узнавая родной город, мы договорились со Светой поговорить об этом особо, и это уже был разговор не частный, а общественный. Мне было интересно, как Светлана оценивает новую Казань.
– Я уезжала из Казани… Это был 69-й год. Тогда многие отсюда стремились куда-то в большие столичные города. Потому что хоть Казань считалась столицей, но таковой она не была. Это был просто очень глубоко провинциальный город, скажем так. Ну, с моей точки зрения, конечно.
А потом я попала в еще более, может быть, провинциальные города, в том числе Кемерово. Но Сибирь – это немножко другие люди, другой народ. Там было больше свободы…
– Говорят, что сибиряки более искренние, более человечные?
– Ну как тебе сказать?.. Не то, что более человечные. В Казани тоже люди очень человечные. Я приезжаю в Казань, и меня просто поражает приветливость людей. Чего нет в Белгороде, где я сейчас живу. Народ там, как бы сказать точнее? – себе на уме.
Приезжала в Казань несколько раз наскоком, а потом попала сюда где-то лет через 20, наверное.
– То есть еще в Советском Союзе?
– Нет. Наверное, нет. Я попала в Казань в 2005 году. У меня умерла мама, вот я сюда и приехала. Меня уже тогда Казань поразила. Все готовились к тысячелетнему юбилею. Весь центр города был полуразрушен, многие дома затянуты сетками – шла реставрация. Только улица Баумана уже была отремонтирована, ее сделали пешеходной. Мы, естественно, по ней прошлись…
А потом я приехала спустя еще почти 10 лет. В прошлом и позапрошлом годах. Особенно в прошлом году меня Казань просто поразила, несмотря на то, что была зима и город был засыпан снегом. Наверное, не самое выигрышное впечатление от зимнего города, но он меня потряс! Потряс дорогами, эстакадами, многочисленными транспортными развязками. Без провожатого уже никуда не пойдешь, не попадешь.
Я увидела новую архитектуру, новые здания, новые спортивные сооружения, целые новые микрорайоны. Появились три новых моста. Меня повозили по новым районам. В Ленинский район ездили. Впрочем, сейчас он уже не Ленинский, наверное…
– Да, уже не Ленинский, в одной части – Московский, в другой – Авиастроительный, в третьей – Ново-Савиновский.
– Совершенно потрясающее здание, где находится Министерство сельского хозяйства РТ.
– Это Дворец земледельцев.
– Все о нем вспоминают, когда приезжают из Казани. От нас сюда часто приезжают, например, здесь защищаются наши ветеринары. Здесь хорошая научная база. Сюда ездят на симпозиумы, в Казани проходил ветеринарный конгресс. В общем и Татарстан, и Белгородская область – территории с развитым сельским хозяйством. Между ними есть какие-то взаимоотношения, обмениваются делегациями. И вот, все в восхищении от города.
Во общем город стал совершенно другой. Я его не узнаю. Может, только Кремлевскую улицу узнала, бывшую Ленина. Кремль узнала, хотя там много нового. Пассаж закрыт…
– Его уже много лет ремонтируют.
– Город, конечно, просто восторг! Просто поражает…
– Потому туристов у нас очень много.
– Слышим, что все рвутся сюда. Раньше Казань таким туристическим центром не была. Много иностранных туристов.
– Ты разве забыла про огромные туристические пароходы, которые привозили в Казань туристов со всего света? Почему-то особенно много было немецкоговорящих.
– Казань стала такой красивой, современной. Это настоящий европейский город. Это столица настоящая европейского уровня. Как говорят, здесь Восток встречается с Западом.
Дважды сходила в центр «Эрмитаж-Казань». Вам просто везет. Не надо ехать в Петербург, чтобы посмотреть коллекции Эрмитажа Петербуржского. Это здорово!
Еще мне понравился центр современного искусства «Смена» с выставочным залом. В наше время такого культурного центра не было, и нашим художникам, писателям иногда негде было общаться. Столько интересных людей в городе! Здесь даже воронежский художник, наш земляк, однажды выставлялся. Выставочный зал в каком-то складе… Совершенно необычный. Раньше такое только в Москве было.
Я помню, во времена студенчества мы ходили по мастерским художников. Возможности где-то выставиться, пообщаться у них не было. А тут я смотрела сразу три выставки, в том числе выставку совершенно удивительного казанского художника – Владимира Чигарева. Мы в восторге были от его картин.
Молодежный театр на Булаке – тут прямо Таганка казанская для меня. Очень интересный театр.
Во общем-то город, действительно, изменился, помолодел. Такие ведущие на телевидении. Я посмотрела некоторые программы. Столько красивых лиц… Чувствуется, нет провинциального налета.
Не знаю, может, после моего маленького провинциального Белгорода так все кажется, но…
– Город многим нравится. И казанцам-старожилам тоже. Внешне он, конечно, хорош. Но все тоскуют по старой Казани. Говорят, что это чужой город. Сколько снесено, сколько уничтожено… Сколько построено – и не всем хочется восхищаться.
– Главное – город перестал был провинциальным.
– А что тебе из старой Казани жалко?
– Не могу сказать. Улица Баумана, конечно, изменилась, но она стала лучше. Мне трудно сказать. Что утрачено, не помню. В полуразрушенные одноэтажные дома рядом с вокзалом и на Булаке страшно было заходить, а сейчас они облагорожены.
– Чаще снесены. Некоторое время мы жили в городе, в котором можно было бы снимать фильм о войне. Рядом с вокзалом, на месте, где сейчас гостиница «Кристалл», руины исчезли только к 2013 году.
– Я этих руин не видела. Я увидела город в 2015 году.
– Ты заметила, «Кольца» нет. Площади нет, теперь это уже просто улица. А «Кольцом» назвали огромный магазин, ради которого снесли памятник культуры – «Музуровские номера».
– Кажется, рядом «Детский мир» был?
– Теперь там тоже магазин, но там продают дорогую косметику и туда просто так не зайдешь.
– Вспоминаю, я приезжала, когда мы отмечали тридцать лет школьного выпуска в ресторане «Татарстан».
– Ресторан и гостиница остались, но стали совсем другими.
– Кажется, нет «Елочки» на Баумана – кафе, где мы тусовались. В Казани много было мест, с которыми связана моя юность. Конечно, можно об этом грустить… Но жизнь ведь движется вперед. Пришло другое поколение, которое хочет больше комфорта.
– Защищая старую Казань, мы пытаемся разговаривать с властью на понятном им, прагматичном языке. Скажем, уничтожен дом Хлебникова – вместо того, чтобы сделать его культовым зданием футуристов всех стран, принимать туристов, стричь доходы... И все почему? Кто принимал такое решение, просто не знает, кто такой Велимир Хлебников. А на Западе в артистических кругах это хорошо знают. Музей Толстого так и не смогли сделать…
– Я согласна. Мое суждение чисто поверхностное. Приехала, прошлась по улице, не вникая, так сказать, что сохранилось, что не сохранилось.
А исторический краеведческий музей остался?
– Остался. Он теперь уже Национальный. Однажды горел, долго восстанавливали. Снесли два этажа. Помнишь, у нас там иногда учебные занятия проходили?
– Театр оперы и балета, надеюсь, не снесли?
– Такое красивое здание?! Его отремонтировали к тысячелетнему юбилею города.
– А ТЮЗ остался?
– Да. Но он тоже горел. Его долго ремонтировали. Все, что для зрителей, отремонтировали, а с внутренней стороны все осталось, как было. Я в этот театр со двора ни разу не входила. Когда пришла познакомиться с новым главным режиссером, зашла – и ужаснулась!
У нас к 2013 году нашли способ заставить, не мытьем, так катанием, собственников домов-памятников привести в порядок фасады. Поэтому очень многие старинные дома восстановлены, правда, только со стороны фасадов. Внутри там все как было, так и осталось, но укрепили фундамент, заменили старые крыши, сделали новые окна, двери. Город после этого совершенно по-другому стал смотреться.
– Для коренных жителей, конечно, расставаться с какими-то привычными местами грустно. Я помню, мы в студенчестве ходили на Арское кладбище. Любимое место было для прогулок. Сколько красивых памятников было. Это ведь тоже история города: Лобачевский, другие профессора Казанского университета. И ходили, смотрели…
Там все это осталось? Если утрачено, то, конечно, жалко. И грустно.
– Конечно, жизнь меняется – и сохранить все нельзя. Естественно, люди хотят жить в комфортных условиях. Помню, когда приехала в Казань в 1965 году, сильно удивилась, увидев, что в доме на улице Щапова, где я жила, туалет был на дворе. Но у нас хотя бы газ был, а в домах чуть ниже к улице Куйбышева (теперь Пушкина) топили печи дровами, а воду таскали с колонки.
Самая большая потеря для города – не отдельные дома. Не оставили даже следов старой Казани. Например, уничтожили всю Федосеевскую улицу, сломали оригинальные деревянные дома на улице Тельмана. Если ты пойдешь сейчас в эту часть города, там ничего нет из старого. Оставили разве что дом Дружининой, его разобрали по бревнышкам, потом собрали. Реконструкция продолжается.
На улице Тельмана, где я начала жить в Казани, деревянные дома были примечательные. Хорошо, что некоторые хотя бы на фотографиях остались. В целом разрушена атмосфера старой Казани. Новая жизнь бульдозером по центру проехала… Почему не сделали, как в Елабуге, где есть старый купеческий город и есть новая Елабуга – и они друг другу не мешают?
– Конечно, это грустно… Создали мегаполис.
– И второй момент очень для меня, например, важный. Первое, что меня поразило, когда я приехала в Казань, – это холмы в центре города. Говорили, Казань, как и Рим, стоит на пяти холмах. Может, я обратила на это особое внимание потому, что на одном из холмов жила.
На первом холме был Казанский университет, где я училась, на втором – финансово-экономический институт, на третьем – сад Эрмитаж, напротив которого был мой дом. Если смотреть с улицы Куйбышева, то мы жили на четвертом холме. Недалеко от нас был дом, во флигеле которого родился Шаляпин. На пятом холме стоял памятник Хусаину Ямашеву.
Это были чисто казанские, природные доминанты, нигде такого не было. И однажды одного из холмов не стала – у его подножья построили здание пенсионного фонда. Нам так говорят, хотя пенсионный фонд занимает там не такое уж большое место. Так что сегодня даже увидеть трудно, что тут был огромный холм. Холм частично сровняли с землей, а наверху построили новые дома.
– Я обратила на это внимание.
– Но это еще не все. Помнишь, как величаво стояло здание финансово-экономического института? Сейчас за ним поставили огромную высотку – и все, еще один холм потерялся.
Любители старой Казани сожалели, что убрали старинные лабазы. Люди, знающие толк в архитектуре, критиковали здание пенсионного фонда. К зданию можно как угодно относиться. Сейчас к нему привыкли. Теперь ругаем магазин «Кольцо».
Большая потеря, увы, невосполнимая – Казань утратила часть своего природного своеобразия.
Однажды стали говорить о том, что можно убрать холм, на котором стоит памятник Хусаину Ямашеву (помнишь, как в постперестроечные годы расправлялись с революционерами?). По-моему, ради нового здания Ленинской, ныне Национальной библиотеки. Слава Богу, холм на месте, и памятник на месте, а за ним – шахматная школа.
– И все-таки повторю: ушла провинциальность. Казань теперь – мегаполис, огромный город. Современный город. Я говорю, как человек, который знает две Казани, ту, которая была 45 лет назад, и ту, которую я вижу сегодня. Конечно, это чисто визуальное видение. Но это небо и земля.
– Мы никогда не умели сохранять. Не только для Казани это беда. Это и Москва, и Петербург, может, в меньшей мере. Потому что у нашей страны длинная история.
– У нас психология такая: до основания разрушим, затем начинаем строить заново.
– Нет, совсем не поэтому. Возьми Америку – страна с небольшой историей, и американцы над каждым старым домом трясутся. Или Варшава… Во время войны она же практически вся была разрушена. Я приезжаю в этот город – и попадаю на Старе Място, каким оно было в начале XIXвека.
По-моему, наше небрежение памятниками старины от этого, от длинной истории и больших просторов.
– Может, мы с тобой потому так говорим, что не жили в казанских ветхих домах, без воды, газа и канализации. Не забудь, там еще коммунальные квартиры были.
– И так тысячи казанцев жили. Когда наша республика стала суверенной, ввели специальный налог на ветхое жилье, из старых домов всех выселяли, для них построили специальные дома.
– Вот видишь. Люди получили современные квартиры. У них не было никогда такой возможности – жить по-человечески.
– Как сложно на эти темы разговаривать. С одной стороны… С другой стороны… Такой клубок противоречий получается.
У каждого казанца своя Казань. И с этим ничего не поделаешь…
Читайте на эту тему:
Между Сциллой настоящего и Харибдой прошлого
Между Сциллой прошлого и Харибдой настоящего
«Детский мир»: вчера и сегодня
Алексей Сёмин: «Это наше лицо. Оно нам нравится!»
Благотворное влияние Универсиады
У «чайного домика» появилось будущее
Александровский Пассаж: оптимизм пока сдержанный
Город, который оставим потомкам (заметки с сессии Казанской Думы)