«Прошу считать меня выбывшим»

Нил Алкин

16 октября 2020 года

Размышлениям Нила Халиловича Алкина в рубрике «Актуальная тема» был предпослан подзаголовок - «Размышления об участившихся случаях добровольной сдачи партбилетов».

Возможно, кому-то они покажутся сегодня неактуальными, но это не так. Историю о том, как растеряла свой авторитет правящая Коммунистическая партия СССР, полезно знать многим. Чтобы она не повторилась...

«Прошу считать меня добровольно выбывшим из рядов КПСС. К этому решительному шагу я пришел не случайно, а после долгих размышлений...».

С таким заявлением обратился в цеховую парторганизацию ее секретарь, член парткома Вакиф Фахрутдинов – рабочий-модельщик электротехнического завода.

За несколько недель до этого на пленуме Вахитовского райкома КПСС он по личной просьбе был выведен из состава членов районного комитета. Вся процедура заняла десять минут. После того, как была исчерпана повестка дня, утомленные долгим сидением участники пленума, даже не выслушав объяснения, дружно проголосовали «за».

Совсем по-другому отнеслись коммунисты к заявлению Фахрутдинова на своем цеховом собрании. Из двенадцати выступивших лишь один сказал, как отрубил: «Партия не проходной двор, чтобы сегодня в нее войти, а завтра выйти. Пусть уходит». С этим безапелляционным мнением, продиктованным, как потом выяснилось, личными обидами, резко разошлась позиция остальных ораторов.

«Заявление Фахрутдинова меня ошарашило, – сказал ветеран цеха Г. Пресс. – Такой энергичный человек хочет уйти из партии. Как же так? Уходит из партии сам секретарь. Я уже в партии 35 лет, но такого еще не было...».

«Лучше него в партийной организации никто не работает. Если мы будем таких исключать из партии, то кто же в ней останется? Я категорически против», – горячо поддержала старшего товарища инженер–нормировщик Л. Горемыкина. Взяв слово вторично, добавила: «Если уж Вакиф уйдет – уйду из партии и я».

Мы еще вернемся к этому собранию, а пока немного статистики.

В течение семи месяцев на заводе добровольно сдали партбилеты 12 коммунистов – в три раза больше, чем за весь прошлый год. В основном это кадровые рабочие с партийным стажем 15, 20, 25 лет. Прибавьте сюда еще несколько аналогичных персональных дел, которые «на подходе». Не многовато ли даже для такой крупной организации, в которой более 850 членов и кандидатов партии?

Впервые мы столкнулись с явлением оттока из рядов КПСС Шапкозакидательское: «Пусть уходят – партия станет только сильнее» – несерьезно. Не мы ли провозгласили: «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи»? Обращает внимание, что выход из партии происходит на фоне резко сократившегося приема новых членов.

Вот у меня в руках заводская многотиражка «Маяк» со статьей секретаря парткома X. Багавиева «Укреплять ряды коммунистов». Читаю: «Многие партийные организации цехов и отделов завода, среди них 3, 4, 5, 6, 7, 11, 13-й цеха, за последние годы не подготовили в партию ни одного человека».

С глубоким беспокойством говорил о том же на собрании коммунистов цеха №21, на котором мне довелось присутствовать, потомственный рабочий–партиец Д. Михельсон, отец которого был знаком с самим Свердловым в пору работы Якова Михайловича среди казанских большевиков.

ЭТИ ЗАМЕТКИ, не претендующие, разумеется, на истину в последней инстанции, вобрали в себя некоторые мысли и впечатления, почерпнутые в беседах и встречах на заводе и в райкоме партий, раздумья о побудительных мотивах, лежащих в основе участившейся сдачи партбилетов.

Председатель парткомиссии райкома С. Ганчурин достал из шкафа шестнадцать дел «отказников» (столько коммунистов завода, теперь уже бывших, обратились за два года с заявлениями о выходе из партии). Перелистал подшитые документы, сделал выписки, и через двадцать минут экспресс-сводка была готова. Разнесены по графам партстаж, специальность, образование, участие в выборной партийной работе. Заглянем в последнюю графу – «Объяснение выхода из КПСС». Какие же причины выделяет председатель парткомиссии? Утеря партбилета – 1 человек, ввиду плохого состояния здоровья, невозможности участвовать в общественной жизни – 2, не желают платить партвзносы – 4, не хотят быть балластом – 2, формализм в работе парторганизации – 1, утрата веры в КПСС – 6.

Оставим в стороне случаи, когда опустившийся, утративший нравственный стержень человек, по существу, сам себя поставил вне партии. «Отказываюсь платить взносы, так как считаю себя некоммунистом,– написал в своем заявлении оператор цеха №13 М–ев. – Лежал на излечении от алкоголизма, нахожусь на учете в наркологическом диспансере». А ведь за плечами почти 30 лет партийного стажа!

Уходят из партии некоторые пенсионеры.

«Часто болею, с 1983 года не посещаю партсобрания, не имею возможности платить взносы», – пишет бывшая работница ОТК К-ва. «Прошу исключить ввиду преклонного возраста. Чувствую беспомощность, трудно ходить»,– читаю в заявлении В-на.

Разбитые болезнями, они отдали партии все, что могли. Кто бросит в их адрес слово осуждения, если при нынешних галопирующих ценах, в том числе на лекарства, им стало обременительно отрывать от своей скромной пенсии пусть даже несколько рублей в партийную кассу.

Среди тех, кому стало в тягость членство в партии, встречаются, однако, и такие, кто отнюдь не может пожаловаться ни на здоровье, ни на скудные доходы. На заводе, замечу, сравнительно высокая средняя зарплата. А хорошие специалисты-сдельщики «выгоняют» в месяц до 500–600 рублей.

Раз коммунист – значит больше доверия. Так принято было считать. Партийный билет давал определенное преимущество при направлении в загранкомандировки. А это, что там лукавить, возможность сделать сбережения, купить потом машину или кооперативную квартиру. Желание при нашем убогом уровне жизни, в общем-то, естественное.

Но какая-то часть высокооплачиваемых работников оказалась в плену потребительской психологии. Деньги заслонили иным коммунистам белый свет. Жалко стало расставаться с кровной своей двадцаткой.

«Осознал свою ошибку. Не хочу быть членом партии, – без обиняков пишет токарь-расточник Ю. Сахаров, дающий 130-150 процентов выработки, не имеющий замечаний по работе. – Честно заработанные деньги не хочу отдавать на взносы».

Откровеннее не скажешь. К моменту выхода из партии задолженность по партвзносам у него составляла более 220 рублей.

А двадцать лет назад, когда вступал в КПСС, наверное, писал в заявлении: «Хочу быть в первых рядах...».

Немало примазалось к партии, мы все это понимаем, людей случайных. В застойные годы состоять в партии было выгодно. Глядишь, быстрее продвинут по службе, дадут хорошую должность, а к ней сами собой приложатся всякие льготы и блага. Система разнарядок – столько-то принять рабочих, ИТР, столько-то через комсомол и т. д. –– тоже не могла не сказаться на качественном составе партийных рядов.

Что же, ударить теперь в ладоши в рассуждении, что происходит естественный отсев из партии всякого рода конъюнктурщиков и приспособленцев?

Но вот что-то не слышно, чтобы добровольно вышел из партии хотя бы один высокопоставленный чинуша или махровый взяточник из тех, про кого говорят – «по нем тюрьма плачет».

Проще, конечно, всех сдающих партбилеты чохом объявить «балластом». Но жизнь не всегда укладывается в заготовленные схемы.

ВСЕ ЧАЩЕ МЫ сталкиваемся с фактами, когда из партии уходят люди, представляющие ее самую честную, самую совестливую и думающую часть. Уходят, не выдержав разрыва между лозунгами перестройки и обыденной действительностью, от сознания собственного бессилия, когда с высоких трибун провозглашается одно, а на деле все идет по старинке. Именно в этом противоречии, на мой взгляд, суть глубокой личной драмы (да, драмы!), которая стоит за заявлением Фахрутдинова о выходе из партии.

«Еще раньше, – пишет он, – я видел, что из партии уходят достойные коммунисты, прекрасные работники. Беседовал с ними, отговаривал, старался найти причины принятого ими решения. И понял, что их толкнуло на этот шаг неверие в возможность что-то изменить в жизни цеха и завода».

Опять обращусь к собранию, на котором обсуждалось его заявление.

Г. Агапова, мастер: «Я его понимаю как честного, искреннего коммуниста. Ведь у нас все гибнет в формализме. Куда бы он ни обращался, с какими бы вопросами ни выступал, ни у кого не находил поддержки. Никто его не хочет понять. У нас кто бы что бы ни захотел сделать для пользы дела, спросят: «Тебе что, больше всех надо?». Многим непонятно, о чем человек хлопочет, если самому нет никакой выгоды. Лишь бы никто никого не тревожил. Он из породы комиссаров. В цехе у нас такой парторг за все время – второй. Что партия потеряет одного из своих убежденных и преданных бойцов, очень жалко».

Так чего же добивался, за что боролся коммунист Фахрутдинов?

Например, за демократические, а не марионеточные выборы СТК. Горестно, что на пятом году перестройки за это приходится еще бороться.

На конференции трудового коллектива выяснилось, что делегатам предложили список кандидатур, выдвинутых в основном треугольниками цехов и служб, без широкого участия членов профсоюза. В газете «Маяк» появилась по этому поводу критическая статья «По старой колее, или В плену привычек». Но вместо поддержки ее авторов обвинили... в политической близорукости. Партийный комитет затеял недостойную возню вокруг своего печатного органа. Потребовалось вмешательство райкома партии, но и после этого на расширенном заседании парткома работники газеты, а также Фахрутдинов и другие активные коммунисты-рабкоры были объявлены «кучкой крикунов», создающих ненужную нервозность.

Критическая кампания ни к чему не привела. Конференция, утвердившая «рекомендованные» кандидатуры, была признана правомочной, В итоге половина СТК, мне говорили, оказалась неработоспособной и, по существу, только присутствует на заседаниях для кворума.

Бурно проходила на заводе отчетно-выборная партконференция. Деятельность парткома признали неудовлетворительной. Раздались голоса с требованиями полностью обновить его состав. Список кандидатур для включения в бюллетени для тайного голосования зачитал от лица инициативной группы секретарей парторганизаций Фахрутдинов. Но по итогам голосования в партком попали и несколько старых членов. А дальше произошло неожиданное. На первом организационном заседание начальник бюро технического контроля 35-го цеха В. Переяславский, набравший больше всех голосов, взял самоотвод. «Мы ничего понять не успели, – рассказывал мне Вакиф Шайхнурович, как была поставлена на голосование кандидатура X. Багавиева».

Так с одобрения присутствовавшего при голосовании первого секретаря райкома КПСС Б. Леушина выборный орган возглавил бывший заместитель «обанкротившегося» секретаря, много лет проработавший с ним в одной упряжке.

Нет, лично против Хамита Каримовича Фахрутдинов ничего не имел, но, как и многие, полагал, что во главе обновленного парткома должен стоять новый человек, застрахованный от ошибок прежнего руководства.

Жизнь подтвердила эти опасения: стиль и методы работы парткома мало в чем изменились.

Так напор инициативы «снизу», стремление что-то изменить в привычном течении жизни в очередной раз бесшумно поглотила рутинно-аппаратная система, где все зарегламентировано и заорганизовано.

СТАЛИ РАСХОЖИМИ сетования на отставание партии от бурно развивающихся в обществе процессов, Страну сотрясают забастовки, опасного накала достигли межнациональные отношения. Жарко от захлестнувших эфир теледебатов по самым жгучим проблемам. Сколько сложных жизненных коллизий, острых ситуаций и конфликтов возникает ежедневно в цехах огромного завода, где с приходом нового генерального директора впервые заговорили о совершенствовании структуры управления и планирования, о хозрасчете, аренде.

А в парткоме – тихо, как в купеческой горнице, Не приходят сюда со своими заботами и вопросами люди. Даже телефоны молчат. За несколько дней, в течение которых я встречался и разговаривал с парткомовскими товарищами, заглянул с каким-то делом лишь один человек, да и тот пенсионер.

Одна моя собеседница из числа выборного партийного актива немало удивила, заявив: «А партком нам не нужен». Так и сказала.

Когда пульс партийной работы едва прощупывается, когда вокруг – никаких перемен, наверное, и возникает апатия, близкая к депрессии, и на чистый лист ложатся тяжелые, как кирпичи, слова:

«Нет ни сил, ни желания для борьбы в условиях нового времени, потому что не верю ни в перестройку, ни в демократию, ни в гласность»... И далее: «У меня сложилось мнение, что партия утратила свою революционность и боевитость, сплоченность и способность к революционным действиям на благо народа».

Это выдержка из заявления о выходе из партии регулировщика цеха №20, коммуниста с 17-летним стажем, ныне уже бывшего, В. Ясонова. Вчитываюсь в ровные без помарки строки (видать, заявление переписывалось с черновика) и чувствую, как кровь приливает к вискам.

«На мой взгляд, сложилась ситуация, когда верхние эшелоны власти не хотят перемен, а простые члены партии и общества, которые всей душой за перестройку, ничего не могут сделать, поскольку не имеют реальной власти...».

Что он, думалось, за человек – этот отчаявшийся, разуверившийся во всем Ясонов? Озлобившийся на жизнь неудачник? Непохоже. В партийной характеристике сказано: «Принципиальный, эрудированный. Имеет собственное мнение». Один из выступавших на цеховом партсобрании так сформулировал свое отношение к нему: «Хороший работник, активный общественник, и его заявление вызывает удивление».

Собрание осудило пораженческие настроения Ясонова и единогласно постановило: «Исключить, удовлетворив его просьбу».

Я встретился с Владимиром Алексеевичем. Нормальный человек. Глаза – грустные. Улыбка – стеснительная.

– Знаете, я уже как потухший костер, – первые слова, которые услышал.

– А были вы костром-то? Не набиваете себе цену?

– Был, был... Избирали и в партбюро, и цеховую стенновку «Импульс» несколько лет редактировал. Как мог боролся. И все напрасно: только ватман переводили.

– И все же, может, поддались эмоциям? – допытывался я. – Бывают ошибки, которые не поправимы...

– Надоело все. Проводятся собрания, подшиваются протоколы, а дело не движется. У нас немало коммунистов, которые в партии просто «состоят», поддерживают ее материально. Я так не могу. Не могу плыть в любой лодке.

Тяжелый осадок остался на душе от этой беседы.

Многое, о чем говорил Владимир Алексеевич, вновь всплыло в памяти, когда я знакомился с персональным делом токаря-револьверщицы Н. Блинниковой.

«За 15 лет членства в партии я поняла, что мы нужны только для уплаты взносов. Решения принимаются формально. Много умных слов, которые расходятся с делами...».

Потом мы беседовали с Ниной Григорьевной в парткоме. Трудно было смириться с мыслью, что такой человек – «исключительно добросовестный и активный коммунист», как сказано в характеристике, – вдруг добровольно расстается с партийным билетом. На заводе 21 год, с восемнадцатилетнего возраста. И все время – в одном и том же цехе, на одном и том же рабочем месте.

Спросил: «Неужели все, во что верили, во имя чего жили, погребено в этой тощей папочке, которой место теперь в архиве? Вас не мучают сомнения?»

Нина Григорьевна разволновалась.

– Конечно, нелегко; Помню, как вступала в партию в 1973 году. У меня тогда случилась большая беда – потеряла близкого, родного человека. А шла в райком на бюро – и словно отодвинулось горе, ноги сами несли....

Но чего-то Нина Григорьевна недосказала, что-то унесла в себе. Может быть, это: «Помощи от партии никакой. Как живу, чем живу – никого не интересует. Обидно». Такое признание (это зафиксировано в протоколе) у нее вырвалось на заседании партбюро цеха, когда разбиралось ее заявление. Но на него не обратили внимания. А надо бы обеспокоиться: как могла родиться обида на свою парторганизацию?..

Из скромности Нина Григорьевна умолчала, что все годы, что работает на предприятии, она ютится с многочисленной семьей в ветхом домишке. Но кто хоть раз поинтересовался ее жилищными условиями? Никто. Мы привыкли повторять, что членство в партии не дает никаких привилегий. Но люди-то видят, как извращается это ленинское положение в повседневной жизни. Иные должностные лица с партийными билетами в карманах исхитряются по нескольку раз менять квартиры, из одних хором переезжая в другие, более престижные и удобные.

«Прошу исключить из рядов КПСС, – пишет в своем заявлении регулировщик И. Чепкунов. – Считаю, что многие руководители утратили ленинскую скромность, честность, отделились от народа, создали себе ряд привилегий, не предусмотренных Уставом КПСС».

Можно посчитать такой мотив выхода из партии, мягко говоря, малоубедительным. Но подмечено-то, в общем, правильно. Сколько передовиц написано о том, как важно хранить и беречь чистоту партийных рядов, но всегда ли слово в печати, строка в Уставе становятся нормой поведения коммунистов, в том числе руководителей?

Да, жить по Уставу трудно. Куда проще исповедовать удобную «философию», что, мол, нет людей без недостатков, и я тоже не лучше других. Жить по Уставу – значит быть как стеклышко. Кто из партийцев, положа руку на сердце, отважится сказать о себе, что во всех случаях жизни он поступал, говорил, принимал решения так, как велит коммунисту Устав? Всякому, достаточно пожившему на свете, если не лукавить, есть в чем повиниться перед своей совестью.

Люди типа Фахрутдинова, Ясонова, Блинииковой, Чепкунова – максималисты и «самоеды» по натуре. В хорошем значении этого слова.

СМОТРИШЬ в чистые глаза Вакифа Шайхнуровича – и почти физически испытываешь неловкость, словно тебя уличили в чем-то предосудительном. А он все подбрасывает и подбрасывает «задачки».

– Почему в нашем цехе, когда придавило рабочему руку, к суду привлекли только мастера? Сколько раз говорилось о нетерпимых условиях труда! Нашли теперь «стрелочника», а начальник службы по технике безопасности, начальник цеха и главный инженер завода остались в стороне. Разве это справедливо?

Отвлекшись от производственных вопросов, тут же переходит к делам партийным. И опять – такие «орешки», попробуй разгрызи.

– На партхозактиве республики, я прочитал в газете, говорилось, что авторитет партии зависит от того, насколько крепкими будут связи парторганизации с людьми. Но за все время работы на заводе я что-то не видел у себя в цехе ни одного секретаря горкома или обкома партии. А цех наш – литейно-механический, его называют сердцем предприятия.

И пошел развивать свои мысли.

– Вот, я выписал из той же газеты: «Надо так строить работу партаппарата, чтобы горком и райком стали для коммунистов и беспартийных родным домом». А когда меня пригласили в обком, то у дверей встретил милиционер: куда я и зачем, хоть я предъявил ему партбилет...

На учете в нашей заводской парторганизации три работника аппарата Вахитовского райкома партии, в том числе у нас в цехе сам первый секретарь, – продолжал Фахрутдинов. – А что изменилось от этого? Стала ли лучше работать первичная? Все идет, как и шло.

Словом, трудный попался мне собеседник. Уж такой он «колючий» – один из тех, про кого говорят «весь из углов, и все острые».

Рассказали про него такой случай. Баллотируясь в народные депутаты СССР (кстати, в первом туре выборов он сумел, хотя и выбыл из дальнейшей борьбы, набрать миллион голосов), Вакиф Шайхнурович после встречи с избирателями получил приглашение на чашку чая. Было это в Чебоксарах. За столом сидели президент республики, работники партаппарата. Вдруг одна дама, продолжая полемику, возьми и скажи: «Вот вы возмущались льготами, которыми мы пользуемся. Смотрите, как все скромно, без излишеств».

И тут Фахрутдинов, что называется, выдал. Про спецбольницы, дачи, столовые...

ЗАДУМЫВАЯСЬ над фактами выхода из партии, трудно отделаться от мысли, что многие не сделали бы этого шага, если бы всем первичным организациям был присущ дух партийного товарищества, которое предполагает сочетание требовательности и внимательного, заботливого отношения к каждому партийцу.

Сдавший партбилет регулировщик М. Котухов назвал в качестве одной из причин своего решения то, что за 21 год пребывания в партии он не имел ни одного партийного поручения. «Считаю такое пассивное пребывание, – пишет он в заявлении, – недостойным высокого звания коммуниста».

Что тут возразить?

По вздорному навету было заведено уголовное дело на заведующую парткабинетом Р. Забавину. Раиса Петровна на заводе не новичок, ее хорошо знают коммунисты, но партком выбрал позицию невмешательства... Даже теперь, когда дело прекращено за отсутствием состава преступления, здесь не спешат объявить о ее невиновности. Неужели так мало значат честь и достоинство товарища по партии? '

Как много зависит в микроклимате парторганизации, характере отношений между коммунистами от личности ее секретаря! Кто бы ни стоял у руководства парткомом завода, будь он хоть семи пядей во лбу, – ему придется делами, всем своим поведением доказывать право на лидерство. За его спиной незримо будет присутствовать тень безвременно ушедшего из жизни секретаря обкома партии Н. Кадырметова, который несколько лет возглавлял партком предприятия. О нем до сих пор душевно отзываются коммунисты: вспоминают его высокую партийность, исключительную простоту и скромность. Когда речь заходила о Наиле Хакимовиче, у моих собеседников теплели глаза, каким-то светом озарялись лица. По сей день у людей живо в памяти, как он приезжал по утрам на велосипеде. Доступный для каждого, ходил по цехам, где был своим человеком.

Наверное, больше такта, заинтересованности, участия в судьбе человека требуется от парткома в каждом отдельном случае и при разборе персональных дел «отказников».

Когда, например, зачитывалось на парткоме заявление Ясонова, один из членов комитета бросил: «Нечего тратить время на эту белиберду»... На бюро райкома, по словам Владимира Алексеевича, он тоже столкнулся с резко негативным отношением к себе.

– Вот вы выходите из партии. А у нас профессора стоят в очереди, – было заявлено во всеуслышание.

– Ну и что с того? – говорил мне с обидой Ясонов. – Значит, по-прежнему в ходу разнарядка?

Не надо, видимо, излишне драматизировать ситуацию. Когда уходит из КПСС человек в ней случайный – можно сказать: что ж, вольному воля. Скажем, слесарь Т-ов чистосердечно признается: «Коммунист из меня не получился. Нет зажигающего огня. А пассивным коммунистом, чтобы только числиться, быть не хочу».

Один из партийных активистов сказал в разговоре так: «Знаете, я бы объявил своего рода Юрьев день. Кому не дорог партбилет – айда, можешь уходить. И почему такой коммунист не может вот так просто взять и выйти? Единственный путь – это исключение. Надо внести поправку в Устав».

Только упаси нас бог от очередной «кампании»! Если объявить «чистку» – где гарантия, что при нынешнем уровне внутрипартийной демократии за бортом не окажутся самые «ершистые» и деятельные, а потому не всегда «удобные» члены партии?

РАЗГОВОР О ПАРТИИ сейчас выдвинулся в центр общественного внимания. На страницах «Правды» уже разворачивается дискуссия о том, как вывести ее из кризисного состояния.

«Ныне партия стоит перед великой задачей – обрести новое качество, – справедливо пишет один из авторов. – В обновлении нуждаются ее идеологические установки, методы и формы работы, принципы отбора в партию, взаимоотношения с государственными и общественными организациями, массовыми движениями. КПСС необходимо рывком выйти на новый уровень, который установлен перестройкой... Времени для такой резкой активизации практически нет, но сделать это во что бы то ни стало надо. В противном случае события пойдут без партии или «обтекая» ее».

В заключение – еще одна выдержка из протокола собрания коммунистов литейно-механического.

В. Муравьев, зам. начальника цеха: «Твое заявление, Вакиф, как крик души. Да, многое надо изменить в обществе, на заводе, в цеху. Но ты же – за перестройку. Так давай вместе во главе с тобой будем работать, чтобы все могли чувствовать, что у нас есть настоящие коммунисты. Я прошу тебя не делать этого последнего шага...»

Кто-то скажет: «Партия без каждого из нас может обойтись».

Неправда! Погасший костер не выкинет огня…

Партия нуждается в личностях, а не в статистах, людях с самостоятельным мышлением, могущих взять ответственность за ее будущее на себя.

Нил АЛКИН, наш корр.

«Вечерняя Казань», 12 июля 1989 года