Самое надежное средство — перестройка

Любовь Агеева

25 апреля 2024 года

Предлагаем очередной материал о «казанском феномене» из газеты «Вечерняя Казань».

После убийства Саши Степанова (Людмила Колесникова. «Обвиняются в убийстве». Вечерняя Казань, 08.12.1987)  в «Вечерке» была опубликована подборка писем, которая зафиксировала резкую смену общественных настроений. Если раньше люди больше думали, как оттащить подростков от пропасти, теперь они требовали ужесто­чить их наказание. Город стал напоминать плохую мать, которая вдруг, увидев, что ребенок отбивается от рук, не нашла ничего умнее того, чтобы регулярно стегать его ремнем. Как будто сама не имела никакого отношения к формированию характера дитяти.

В это время в стране шло обсуждение проекта Основ уголовного законодательства СССР и республик, и редакция по традиции подключила казанцев к этому важному разговору. Ожидаемо в Казани, где криминальная тема была в центре внимания, больше всего говорили о борьбе с преступностью несовершеннолетних. Общие настроения хорошо выразили предложения горожан, которые удивляли своей жестокостью. Круг наказаний, предлагаемых для подростков, был широкий — от резиновых дубинок и ружей, заряженных солью, на вооружении ми­лиционеров до содержания в колониях, похожих на концлагеря. Писали даже о необходимости публичных судебных процессов.

Чтобы как-то утихомирить волну агрессии, редакция попросила прокомментировать письма читателей доктора психологических наук Рафаила Шакирова («Самое надежное средство — перестройка». Вечерняя Казань, 09.08.1988).  Предлагаем беседу с ним Любови Агеевой.

Самое надежное средство — перестройка

Весьма значительную часть редакционной поч­ты последнего времени занимают письма с категоричным требованием ужесточить наказания подростков. Круг мер, предлагаемых горожана­ми, широкий — от резиновых дубинок и ружей, заряженных солью, которыми надо снабдить ми­лиционеров, до содержания в колониях, похожих на концлагеря. Кое-кто пишет о необходимости публичных судебных процессов и публичных ка­зней. Один из читателей предлагает ввести в Казани комендантский час, другой призывает к «красному террору».

Попытка редакции напомнить о том, что жесто­кость жестокостью не победишь, повернула гнев горожан против журналистов, которых обвинили в излишней мягкотелости, в потакании преступ­никам,

Вот тогда и появилась мысль показать всю эту почту специалисту, который мог бы оценить раз­ные точки зрения. Свой выбор мы остановили на докторе психологических наук, профессоре НИИ профтехпедагогики АПН СССР Рафаиле Хайрул­ловиче ШАКУРОВЕ, в область научных интересов которого входят и психология, и педагогика.

СУРОВЫЕ МЕРЫ: ЗА И ПРОТИВ

Начиная долгую бесе­ду с нашим корреспон­дентом Л. Агеевой, он сказал:

— Я хорошо, понимаю людей, приславших в редакцию эти гневные пи­сьма. Особенно матерей, чьи дети пострадали в нелепой дворовой войне. Сам недавно испытал такие же чувства, когда рядом с домом ни за что ни про что избили моего сына. Первой мы­слью помню, тоже была мысль о суровой каре. Но потом пришла другая: а какой должна быть кара, чтобы она помогла справиться с этим злом? Вот в чем вопрос.

И тут, как бы ни было сильно наше негодова­ние, мы должны признать: пресечь преступ­ность среди молодежи при помощи одних суро­вых мер, в принципе, не­возможно. Сошлюсь на опыт борьбы с пьянст­вом. Были приняты очень суровые, даже шоковые меры. Психологи в самом начале предупреждали: эти меры больших резу­льтатов не дадут, если за ними не последуют действия, способные переломить ситуацию иным путем. Получилось так, как мы и предполагали. Вначале пьяницы стали вести себя осторож­нее, а потом приспособились к ситуации – и сейчас пьянства стало не меньше, в массовом порядке развернулось самогоноварение.

Такие же процессы, уверен, будут наблю­даться и в молодежной среде, если мы станем уповать исключительно на суровые меры. На ка­кое-то время мы, коне­чно, нагоним страху на подростков, они притих­нут. Но потом в других формах, по другим ка­налам негативные явления снова всплывут на поверхность и получат, возможно, более опас­ное развитие. И пресечь их будет уже труднее.

Однако я, как специа­лист в области социаль­ного управления, знаю также другую закономерность. Методы уп­равления меняются в за­висимости от ситуации. Вспомним Ленина: под­чинение может при иде­альной сознательности и дисциплинированности напоминать мягкое руко­водство дирижера. Оно может принять жесткие формы диктаторства, ес­ли нет такой сознатель­ности и дисциплиниро­ванности.

Так бывает всегда: как только наступает крити­ческая ситуация, созна­тельно или бессознате­льно методы управления становятся жесткими. А разве сейчас в Казани не такая ситуация?

В нашем правосудии, на мой взгляд, наблюда­ется чрезмерная и неоп­равданная статичность. Во все времена и везде — в спокойных местах и там, где преступления буквально захлестывают, — неизменно применя­ются одни и те же за­коны. Может, в прошлом это было оправдано, но в наше динамичное время, когда социальные си­туации меняются быст­ро, когда так же быстро меняется нравственность, — вряд ли. Мне кажется, надо ввести новые законы, которые учитывали бы эти процессы.

А пока мы уговарива­ем подростков: не ша­лите, это нехорошо... Как можно заниматься уго­ворами, когда нам уже грозят карами! Посмот­рите, что написал один из «мотальщиков» в ре­дакцию: «Мы махаемся между собой по своей воле, а вас не трогаем. Ну, а если будут приня­ты более жесткие меры против пацанов (дубинки, усиленные наряды и т. д.), то все пацаны в конечном счете объединятся и сделают переми­рие против вас».

— Я тоже обратила внимание на это письмо, конечно же, анонимное. Вот только его авторы — некие М.И. и М.К. —преувеличивают число «мотающихся». Подавляющее большинство казанских подростков в груп­пировки не входит. К тому же многие группировки создаются просто с целью самозащиты. Судя по почте, сами подростки страдают от драк. Вот что пишет один из них: «Многие мои сверстники против применения шаров и арматур. Но если другие «заряжены», то тебе ничего не остается, как вооружаться».

Взрослые во гневе об­рушиваются на всех под­ростков вообще. Не зря в ряде писем задается один и тот же вопрос: а не помешает ли этот все­общий настрой взрослых на жестокость нащупать подлинные причины про­исходящих событий? В одном из писем читаем: «Ваши статьи типа «Да­ешь Казань без «основ­ных» только отдаляют вас от молодежи. Попро­буйте без «даешь!».

Парень оказался прав. Как только в газете по­явились письма с пред­ложениями крайних мер, подростки практически прекратили к нам обра­щаться. И это в то вре­мя, когда им действитель­но очень нужны помощь и поддержка.

В одном из писем чи­таем: «Есть в «конторах» настоящие фанаты — им бы подраться. Но боль­шинство — нормальные ребята. Пришли по глупости, а теперь боятся уйти». В другом — просто крик о помощи: «Спасите двенадцати-четырнадцатилетних, они в опасности!».

А мы их всех под од­ну гребенку. И лидеров-фанатов, и слабовольных исполнителей чужих при­казаний.

Удивительное дело, но очень многие ребята со­всем не приучены сопро­тивляться обстоятельст­вам.

— Во-первых, никто не приучил. Во-вторых, та­кова специфика этого возраста. Не зря его на­зывают переходным. Как иногда получается? Учит­ся в школе хороший, очень надежный мальчик. Никто не сомневается, что из него выйдет дос­тойный человек. А в по­дростковом возрасте всё хорошее вдруг исчезает куда-то. Во всем неустой­чивость — нравственная, волевая.

ВНИМАНИЕ — ПОДРОСТОК!

— Вы замечали, когда человек сверхэмоционален, возбужден, все тормоза куда-то летят? А у подростков такое состояние  наблюдается постоянно. Они часто не учитывают нравственную сторону дела. Для них важна лишь внешняя сторона. Помните мысль Макаренко? Для подростков все равно что грабить сад, что охранять его.

— Когда особенности возраста не учитывают старушки на скамейках — полбеды. Но когда об этом забывают педагоги, работники правоохранительных органов и правосудия — это настоящая беда. Я с интересом прочитала в одном из номеров журнала «Молодой коммунист» предложение выделить уголовные дела несовершеннолетних в отдельное судопроизводство. По-моему, правильно будет. А наши читатели иного мнения. Вот что пишет будущий педагог Юля С.: «В наше время нельзя делить молодежь на со­вершеннолетних и несо­вершеннолетних. Раз они убивают друг друга, они не могут считаться несо­вершеннолетними».

— Но ведь когда на­чинается драка, подрост­ки не ставят своей целью кого-то убить, однако вожаки групп, которые организовали драку (как правило, люди далеко не подрост­кового возраста), пони­мают, к каким послед­ствиям онa может при­вести. На них и должна быть направлена вся сила чрезвычайных законов. По отношению к ним надо применять самые суровые меры, вплоть до расстрела.

— Об этом же пишет читатель Р. Фахрутдинов: «Есть исполнители, слепая, послушная масса, идущая за лидерами-«авторами». В большинстве своем это ребята, которые в иных усло­виях могут быть и неплохими.

Главный механизм, толкающий их в группировки, —страх. И борьба за этих ребят — наш фронт. Но есть и другой фронт. Главный, суровый удар должен быть направлен в мозг яв­ления — по организаторам, уголовникам, «дрессиру­ющим» молодежь. Это фронт бескомпромиссной борьбы против врагов (не побоимся этого слова), ибо они — на одной до­ске с фашистами».

Но в том-то и пробле­ма, что ни один вожак еще по заслугам не по­лучил. Потому что ребята их не выдают. Я убежда­лась в этом на конкрет­ных уголовных делах. Вожаки уходят от ответ­ственности, а на скамью подсудимых идут как раз те — из слепой, послушной массы.

— Это и есть наша самая большая неудача. Пока мы не будем точно знать, кто управляет ан­тисоциальными группи­ровками, пока мы не изолируем их от всех подростков, мы с драка­ми не покончим. Главари должны знать: если дра­ка закончилась трагичес­ки, ответственность па­дет прежде всего на них.

— Пока они знают дру­гое. В той нравственной (вернее, безнравственной) атмосфере, которая про­цветает сейчас в «кон­торах», они в полной без­опасности. Судите сами. В Уголовном кодексе РСФСР есть несколько статей, которые сегодня практически не работа­ют: 17-я — соучастие, 181-я — заведомо ложное показание, 190³ — орга­низация или активное участие в групповых дей­ствиях, нарушающих об­щественный порядок, 210-я — вовлечение несо­вершеннолетних в прес­тупную деятельность.

Многие казанцы спра­шивают в своих письмах, почему в отношении уча­стников групповых драк не применяется 77-я ста­тья. По мнению специа­листов, для этого нет ос­нований, поскольку груп­пировки возникают, как правило, стихийно и не с преступными целями. Так что назвать их вооруженными бандами никак нельзя.

— Но ведь и без этой статьи есть возможность наказать. Раз законы не работа­ют, надо думать, как их изменить. Наши законо­датели всегда отстают от жизни. Сейчас речь идет о судебной реформе. Вот и надо, составляя но­вые законы, учесть тре­бования дня.

— Многие читатели пи­шут об излишней гуман­ности наших законов. Но мне кажется, что ближе к истине Фахрутдинов, письмо которого я уже цитировала. Он пишет: «Следует просто по всей строгости применять законы, предусматривающие ответственность за все правонарушения и преступления каждой группировки и ее организаторов».

Права и К. Вафина, ко­гда заявляет, что распу­щенность среди молоде­жи порождена именно безнаказанностью. Дол­гое время понятие неотвратимости наказания было для подростков пу­стым звуком. Но можно ли сегодня вразумить одним страхом?

Беспокоит и вот что. Не всегда подростки и их родители воспринимают наказание как справедли­вое. И порой для этого есть основания. Уголовные дела о групповых драках разбираются с большим трудом. Ребята часто меняют показания. Свидетелей, как правило, нет. В таких обстоятельствах очень сложно определить меру ответст­венности каждого. А если учесть, что в драке сошлись десятки подростков, а судят троих-пятерых, то приговор в таком случае вряд ли бу­дет восприниматься как справедливое возмездие. Как правило, после каж­дого такого процесса сле­дует апелляция в выше­стоящие органы.

Но может ли приговор, который воспринимается как несправедливый, спо­собствовать перевоспи­танию?

— Конечно, нет. Он может вызвать только отрицательные последст­вия. Но так ли уж не­справедливо наказание, которое следует после групповых драк, как это кажется родителям их участников? В нашей, ка­занской, обстановке суд не может не учитывать опасности подобных пре­ступлений против закона и спокойствия горожан. Спрос тут должен быть особый, повышенный.

— И он есть. В 20-й статье УК РСФСР сказа­но:

«Наказание не толь­ко является карой за со­вершенное преступление, но и имеет целью испра­вление и перевоспитание осужденных в духе чест­ного отношения к труду, точного исполнения зако­нов, уважения к прави­лам социалистического общежития, а также пре­дупреждения совершения новых преступлений как осужденными, так и ины­ми лицами».

И все-таки, думается, при определении наказа­ния должна быть адекватная оценка ситуации. Создается впечатление, что в определенный момент на суд оказывается давление. И наказание то ужесточается, как было в 1986 году, то смягчается, как в 1987-м.

Мне кажется, суд должен как можно тщательнее анализировать мотивы того или иного преступления несовершеннолетних. Нельзя не учитывать, что сама обстановка в городе иногда толкает подростков на противоправные действия. Не будь долголетней вражды группировок, уверена, многие ребята не вступили бы в конфликт с законом.

ЧЕЛОВЕК И ОБСТОЯТЕЛЬСТВА

— Виноваты обстояте­льства, говорите?  Эта проблема волнует фило­софов и правоведов уже много веков. Если че­ловек — результат влия­ния обстоятельств, сре­ды, то можно ли спро­сить с преступника по крупному счету? Ведь виновата среда...

Такие представления в научном плане несосто­ятельны. Человек — не пассивный продукт сре­ды, он сам активен. А отсюда и собственная от­ветственность за свои поступки.

Когда суд определяет меру наказания, он стре­мится воздать должное за совершенное престу­пление. Но одновремен­но преследуются и пе­дагогические цепи: если человек будет знать, что он ни за что не отвеча­ет, это развяжет ему ру­ки и сознание.

— Показательно в этом отношении письмо Залуманиса Нормунда: «Я то­же дрался, безобразничал до тех пор, пока меня, как говорят, не поймали за руку. Дали год услов­но. Немножко помогло, но все равно продолжал. Но уже когда нависла угроза тюрьмы, вдруг образумился. Это быва­ет, наверное, с каждым».

Однако мне приходи­лось убеждаться в том, что подростки не осозна­ют всей тяжести наказа­ния. Специалисты гово­рят, что это приходит к ним позднее, к 18-ти годам. Может, потому, что они слабо представляют, как изменит их жизнь колония.

— Я не очень хорошо знаю положение дел в колониях для несовер­шеннолетних преступни­ков, но, по имеющимся сведениям, условия со­держания и окружение там таковы, что мало способствуют перевос­питанию. Значительная часть осужденных выхо­дит оттуда с еще более преступными намерения­ми.

— Или морально-слом­ленными…

— Определяя режим, надо исходить из тяжести совершенного, из моральных качеств заклю­ченных. Есть окончатель­но испорченные, есть и нормальные. Содержать их вместе никак нельзя. К сожалению, содержат.

Конечно, в колонии нет комфортабельных усло­вий — это не курорт. Но там должны быть более или менее человеческие условия. Пусть будет тя­желый физический труд, какие-то жизненные не­удобства, но персонал должен обращаться с заключенными гуманно. В противном случае чело­веческое достоинство не воспитаешь.

Если с подростками всё время обращаться, как с преступниками, мо­жно направить их разви­тие в негативное русло. У них будет другая са­мооценка.

— Поэтому так беспо­коит общий недоброже­лательный настрой в от­ношении к подросткам. В каждом видят прежде всего плохое.

— Уровень преступно­сти среди несовершен­нолетних впрямую зави­сит от воспитания. В ко­нечном счете личность формируется не просто системой наказаний, а системой воспитания, в целом условиями жизни. И было бы наивно упо­вать в нашей ситуации лишь на правоохраните­льные органы, как это делают многие читатели. Как бы ни были сильны группировки, большинст­во подростков в них не вступает. Потому что у них воспитаны другие ин­тересы.

Читатели правы, когда отмечают, что главенст­вующая роль здесь при­надлежит семье.

— Судя по почте, при­шедшей после публика­ции писем двух матерей, казанцы отказывают ма­тери осужденного подро­стка не только в сочув­ствии, но и в понимании. Многие требуют ужесто­чить наказание родите­лей, чьи дети совершают противоправные дейст­вия. Но вот что насторажи­вает.

 Читательница Н. Назипова из 10-го мик­рорайона Горок пишет: «Если бы у меня была возможность, я бы сказа­ла этим «группировочникам»: деритесь между собой, убивайте, калечьте друг друга, если вам так хочется. И страдать от этого будут только ваши родители. И мне их ни­сколько не жалко, потому что они так воспитали своих детей».

Каждый родитель уве­рен. что его сын лучше всех. А в «конторах» — другие, чужие. Откуда такая святая уверен­ность? Практически все убийства подростков пос­леднего времени, кроме одного, совершены в дра­ках, где, как мы уже го­ворили, каждый может стать или убийцей, или жертвой.

Спросить бы родителям в первую очередь с себя, а уж потом с других — со школы, с милиции...

— Сейчас часто гово­рят и пишут о недостат­ках семейного воспита­ния. Многие упреки справедливы. Но я бы не возлагал на плечи роди­телей всю полноту от­ветственности за то, что происходит сейчас с мо­лодежью. Во-первых, не одна семья воздейству­ет на ребенка, а вся со­вокупность обществен­ных отношений. Во-вторых, почти нет родите­лей, которые бы не хо­тели воспитать сына или дочь достойным чело­веком. Просто они не нашли нужных способов воздействия. В подавляю­щем большинстве слу­чаев мы имеем дело именно с такими семья­ми. Родители сами глубо­ко страдают. Если мы еще начнем их наказы­вать, выгонять с работы, это будет сплошь и ря­дом неправильно

— А ведь наказывают, публично обсуждают и осуждают...

— Пусть те, кто нака­зывает, посмотрят на себя: всегда ли они са­ми могут оказать на своего ребенка нужное воздействие? Особенно в подростковом возра­сте. Сколько мы ни го­ворим о необходимости педагогического всеобу­ча, многие родители име­ют весьма слабое пред­ставление о педагогике и психологии.

Конечно, есть другая категория родителей, ко­торые пьянствуют, де­рутся, воруют. Ясно, что таких надо наказывать решительнее.

— Нас наверняка уп­рекнут в том, что мы в таком большом разговоре не занялись анализом причин подростковых драк, не предложили кон­кретных рекомендаций.

— Не объять необъят­ного. Это тема отдель­ного разговора.

И все-таки в совре­менных условиях я бы не уповал на одну только педагогику. Самый дей­ственный способ ликви­дировать преступность среди молодежи — ус­корить перестройку. Че­стно говоря, я сейчас больше думаю об общих проблемах нашей жизни, чем о бедах школы. По­тому что все педагогические средства настолько ограничены, локальны, что, пока мы не пере­строим общество, все его институты и отноше­ния (производство, рас­пределение, политичес­кую атмосферу, народ­ное образование, сред­ства массовой информа­ции и пропаганды), ре­зультата не будет. Так что, повторю: самое на­дежное средство воспи­тания подрастающего поколения — это пере­стройка.