Чулпан Хаматова: «Базовые надежды, заложенные в детстве, самые живучие и неистребимые»

22 июля 2008 года

Студентке гуманитарного факультета КАИ Карине КАРГИНОЙ удалось пообщаться с нашей землячкой, актрисой театра «Современник» Чулпан ХАМАТОВОЙ.

– Как вы решаете для себя, удалась роль или не удалась?

– Это я очень легко решаю (смеётся). Двинулась вперёд, нашла я в себе что-то новое, открыла, познала, подарила я это зрителям – или прошлась по касательной и сделала то, что делать уже умела. У меня есть конкретные фильмы и роли, на которые мне боязно оглядываться.

Я понимаю, что туда больше ходить не хочу. То есть, я вижу эти ошибки и больше повторять их не стану… Может быть стану, но это будет неосознанно.

– Вы знайте, существуют артисты, для которых их искусство – это миссия, а есть люди, которые говорят: «Я лицедей, дали роль – пошёл и сыграл». На ваш взгляд, актёру важно знать, зачем он это делает?

– На мой взгляд – обязательно! Разные артисты есть, одни счастливы в одном качестве, другие – в другом.

– А вы в каком качестве счастливы?

– Я понимаю, что всё-таки это ответственность. Не просто так я стала актрисой. Актеры, которые считают что это – миссия… Ну, как ты ни крути, на тебя смотрят люди, они считывают тебя… Это ответственность.

– А зрители это понимают?

– Зрители, некоторые, это понимают.

– А есть которые не понимают?

– Безусловно, есть те, кто не понимают. Но равняться нужно на тех, кто понимает.

Чулпан Хаматова получает "Театральную маску"

– Как складываются ваши отношения с теми зрителями, которые просто пришли в театр посмотреть на живую Чулпан Хаматову, и им неважно, что вы хотите им сказать со сцены?

– Если они не мешают мне говорить то, что я хочу сказать со сцены – то хорошо, а если они мешают мне, то отношения не очень хорошо складываются.

– А как вам это мешает?

– Для меня это очень трагический момент на сегодняшний день в театре. Я заявляю это ответственно о деградации публики – это то, что я вижу в любимом театре «Современник».

– Даже в «Современнике»?

– Да, даже в «Современнике».

– А в чём эта деградация выражается?

– Это выражается в звонящих мобильных телефонах, в склоненных головах пишущих sms в тот момент, когда ты «рвешь» на себе связку последних нервов.

– Вам время то времени всё-таки приходится выходить «в свет». Что Вас больше всего угнетает?

– (Смеётся) Отсутствие чувства юмора у людей, которые в этом «гламурном свете» кучкуются. Чрезмерно серьёзное отношение к этому всему… Ну это даже не угнетает… Меня ничто на самом деле не угнетает.

– Два года назад, я знаю, вы побывали в самом центре кинематографического бомонда – вы были членом жюри Венецианского кинофестиваля и в течении десяти дней общались с председателем жюри Катрин Денёв. Скажите, она «звезда – звезда»?

– Она личность, она мнительная, глубокая, с ней было очень легко. У нас была «однодышащая» команда. А Катрин Денёв к гламуру не имеет никакого отношения.

– Правда ли, что не так давно вы в Англии обучались театральному ремеслу?

– Да, и скоро опять собираюсь туда поехать.

– А зачем вам это нужно?

– Потому что в мире очень много открывается новых техник, и в Германии и в Берлине, а мы очень мало об этом знаем в силу собственной изоляции что ли… Не знаю почему.

– Скажите, а что изменилось у вас за последние 10 лет?

– Театр изменился, дом.

– А с какими иллюзиями вы расстались?

– Я не могу сказать конкретно, с какими иллюзиями рассталась, потому что происходят такие события в жизни, после которых думаешь, что все это ерунда. Базовые надежды, которые были заложены в детстве, они самые живучие и самые неистребимые, двигающие вперёд.

– Вы два года занимаетесь благотворительным фондом «Подари жизнь»…

– Три года.

– Каким образом работа в этом фонде повлияла на систему ваших жизненных ценностей?

– Вот это повлияло на 100 процентов, просто перевернуло. Если говорить, что 3 года назад моя профессия для меня была основополагающим фактором, то сейчас всё это отодвинуто и стало второстепенным… А первостепенным для меня являются те дети, которым я стараюсь по мере своих возможностей помогать.

– Вы занимайтесь благотворительностью – это благородное дело, и ваши соратники в этом деле – врачи и те, кто вам помогают. Они показывают, естественно, пример благородства. Но жизнь так устроена, что противоположности всегда близко, и рядом с благородством всегда что-то бесчестное. Не сталкивались ли вы с этим?

– Сталкивалась сплошь и рядом. И, наверное еще будем сталкиваться, потому что так устроен мир. И от моего имени существуют всевозможные аферисты, и от имени фонда. Я хочу призвать тех людей, которые решили помогать больным детям, тщательно проверять всю информацию: куда идут деньги, доходят ли они до той цели, куда были направлены. –

У вас две девочки – Ариша и Ася. Арише 6 лет, да?

– Да.

– Она знает про вашу благотворительную деятельность?

– Ну, конечно, безусловно!

– А вы водили её в клинику? Она видела этих детей?

– С некоторыми она общается по телефону, она видела детей на видео, потому что у меня очень много видеоматериалов. В больницу она пока еще не ходила, потому что одна – кашляет, чихает, другая – кашляет, чихает. Поэтому каждый раз, как я планировала их отвести в больницу, всё время возникали какие-то проблемы. Но они, безусловно, пойдут туда.

– А детям нужно знать о существовании такого горя?

– Дети обязаны знать. Я как мать, считаю, что мои дети, да и вообще – все дети должны знать, что это норма – когда у тебя всё в порядке, ты просто обязан помогать другому.

– В акциях, которые устраивает ваш фонд, принимают участие и многие ваши коллеги. А есть те, кто отказывается?

– Нет, я не знаю ни одного такого человека. Отказов не было никогда.

– Для этих детей, которым вы помогайте, вы для них не столько материальный донор, я думаю, что они об этом даже не подозревают. Вы для них энергетический донор, они вашей энергией подзаряжаются. Я правильно понимаю?

– Ну, конечно, да. И я их энергией подзаряжаюсь.

 – Когда вы впервые увидели этих детей, что было для вас непреодолимым и что вы сумели преодолеть? Что было самым трудным?

– Я вошла туда как любой нормальный человек, не готовый принимать на себя чужую боль. Я вошла туда с этим внутренним чувством самосохранения – не видеть, не вдаваться в подробности. Но из-за того, что я вижу результат, из-за того, что я люблю тех врачей, с которыми я работаю, из-за того, что я люблю тех детей, я люблю их родителей…

Когда маленький мальчик, которого ты вылечил, приходит и знакомит тебя со своей девушкой, будучи красивым юношей, я могу сказать, что никакой спектакль, никакой Оскар не смогут заменить эти моменты счастья!

– Но несмотря на ваши усилия, на усилия врачей, спасти все-таки удается не всех?

– Не всех.

– Как вам приходится общаться с родителями тех детей, которых спасти не удалось? Вы общайтесь?

– Да, мы общаемся. Родители этих детей приезжают на наши акции, они уже как одна большая семья, потому что они знают, что это и наши такие же потери. Мы одна большая семья!

Так закончились для Чулпан репетиции в телеконкурсе «Ледниковый период»

– Ваши коллеги по «Ледниковому периоду» ходили в больницу к детям?

– Да, это было изумительно! Все участники «Ледникового периода» приходили в больницу к детям, фотографировались с ними и провели вместе массу времени и в финале оставили денежные пожертвования.

Я очень рада, что есть такие люди, как Роман Костомаров, как Илья Авербух. Я очень рада, что мне выпала такая возможность – быть знакомой с этими людьми.

– Я вот смотрю на вас – и вспоминаются такие слова: «Хорошо смеётся, значит, хороший человек»! Вы замечательно смеётесь… Я вам желаю удачи и умения делить себя!