Таких масштабных реализованных проектов в России по пальцам посчитать

17 апреля 2019 года

18 апреля отмечается Международный день памятников и исторических мест, учрежденный в  1983 году Центром культурного наследия ЮНЕСКО по инициативе Ассамблеи Международного совета по вопросам охраны памятников и достопримечательных мест (ICOMOS).

В его преддверии Любовь Агеева встретилась с  заместителем председателя Татарстанского республиканского отделения  ВООПИиК Фаридой Забировой, и они вспомнили еще одну примечательную дату 2019 года. В нынешнем году исполнилось 25 лет Государственному историко-архитектурному и художественному музею-заповеднику «Казанский кремль».

– 22 января 1994 года - дата выхода указа Президента РТ Минтимера Шариповича  Шаймиева «Об организации государственного историко-архитектурного и художественного музея- заповедника «Казанский Кремль». Четверть века, юбилей, а все было, как вчера.

Наш Казанский кремль – объект всемирного природного и культурного наследия ЮНЕСКО, наша гордость, это сердце Казани, его символ, его голова. Кремль видно на 50 км и с воды, и с железной дороги, и с мостов. А наше поколение хорошо помнит, как западная половина Кремля (тогда это слово писали с маленькой буквы – Ред.) была занята воинской частью с очень длинным номером с дробью, вход туда был строго воспрещен.

В 1993 году сложилась такая ситуация, что в результате политических процессов воинская часть ушла из кремля, и половина территории (около 7 га) было освобождено. Я была в то время начальником Управления государственного контроля охраны памятников ГлавАПУ Казани и председателем Союза архитекторов Республики Татарстан. У нас не было доступа на эту территорию, даже работники государственных органов охраны памятников входить не могли. Планшеты с планом кремля хранились в секретной части, а на подосновах эта часть кремля была стерта, оставалась белым пятном.

Активисты Татарского общественного центра с самого начала перестройки митинговали, выступая против того, что в кремле Россия специально держит федеральную военную часть, и военные в любой момент развернут против нас оружие. Вокруг этой проблемы вдруг такая паранойя началась. Это было поведение жертвы, в психологии оно называется «виктимным» – жертвы бывают агрессивны. Стали приезжать в Казань и митинговать на площади Свободы и Татарского театра молодые люди с повязками на головах «Азатлык». Хотя все знали, что это номинальная воинская часть, туда направляли «резервников», по возрасту вышедших из призывного возраста. Они там проходили сборы: стреляли в тире, ходили на занятия, маршировали на плацу во дворе бывшего юнкерского училища.

Но такую воинскую часть можно в любом другом месте разместить, почему она должна быть в именно в кремле? – спрашивали митингующие.

 Мы тоже были за вывод воинской части, но из других побуждений: в проекте зон охраны памятников истории и культуры Казани, утвержденном в 1988 году было записано, что в кремле будет создан музей-заповедник. Благодаря перестройке, наше Правительство добилось того, что очень оперативно, в течение двух месяцев, западная часть кремля была освобождена, оттуда ушла воинская часть.

– Воинская часть занимала только одно здание?

– Сохранился акт передачи 13-ти зданий, в которых располагалась воинская часть. Это было три комплекса зданий: территория бывшего Спасо-Преображенского монастыря, бывшего юнкерского училища с казармами прямо на стенах и Пушечного двора. В акте они значились под литерами, без всякой там истории. Ни один из объектов не состоял на государственной охране, у нас даже не было планов помещений. Только схемы эвакуации в случае пожара. Гражданским был только северный корпус Пушечного двора, трехэтажный, где всякие министерства, ведомства сидели: Совет по туризму республики, Министерство мелиорации РТ, которое в советский период 13 лет возглавлял Минтимер Шарипович Шаймиев.

Он потом мне говорил: «Я тринадцать лет там сидел. Фарида пришла – и здание снесла». Министерство мелиорации находилось в северном корпусе.

– И что вы увидели, когда военные ушли?

– Остались руины. Валялись брошенная военная одежда, алюминиевые кружки, вилки, ложки. Крысы бегали. В здания было страшно зайти. Нашли пистолет в пакете, в туалет сброшенный. После обследования обнаружили повышенную радиацию на крыльце главного корпуса Пушечного двора.  Но надо отдать должное военным – здание бывшего юнкерского училища (где сейчас галерея «Хазинэ» и выставочный центр «Эрмитаж-Казань») было в лучшей сохранности. Там располагалось руководство, сохранились подлинные двери с филенками, лестницы, зеркала большие.

И тогда встал вопрос – как использовать освободившуюся западную часть Кремля? Институт «Татинвестгражданпроект» по заданию Кабинета министров быстро разработал проект использования в первую очередь здания юнкерского училища. Там решили разместить подразделения Правительства РТ. Вроде как логично: в Кремле резиденция Президента, сюда переезжает Кабинет министров, Министерство сельского хозяйства. Отделы Министерства культуры уже располагались в здании Присутственных мест.

Кабинеты все были распределены, мебель расставлена, все было нарисовано и разложено. Кремль можно было бы закрывать на ночь – как учреждение.

Нам принесли проект на согласование, мы с сотрудниками просто обомлели, когда это увидели. Я обратилась к общественности, в первую очередь, к нашему учителю – профессору Сайяру Ситдиковичу Айдарову, нашим реставраторам, к Свете Мамлеевой, которая уже много лет занималась Кремлем. Пришли в Министерство культуры РТ, к Рафаэлю Валееву, тогда первому заместителю министра культуры, к Рафаэлю Сибгатовичу Хакимову, советнику Президента РТ, с предложением пересмотреть это административное решение, которое практически исключало использование территории Кремля как историко-культурной ценности, открытой для жителей Казани и туристов. От Союза архитекторов мы обратились к Президенту Татарстана с письмом. Это было в марте 1993 года. Взяли на себя обязательство сделать концепцию использования территории Казанского кремля как музея- заповедника. Мы сослались на Проект зон охраны памятников истории и культуры Казани 1988 года. Света Мамлеева нашла заключение академика Николая Иосифовича Воробьева с рекомендациями создать музей-заповедник в Казанском кремле, мы его тоже приложили.

В письме к Минтимеру Шариповичу Шаймиеву мы довольно страстно написали: нельзя Кремль закрывать, это же общее достояние! Кремль должен быть заповедником. Мы всегда мечтали, что воинская часть уйдет оттуда. Такой шанс мы сейчас можем упустить. Кремль не может быть учреждением, он должен быть открыт для посещений, там должны быть музеи, выставки для молодежи, для жителей и туристов.

И Минтимер Шарипович нас услышал, сказал: ну, давайте делайте концепцию быстро. Он приостановил реализацию уже разработанного проекта. За три месяца сделали Программу сохранения и развития Казанского кремля под научным руководством профессоров Сайяра Ситдиковича Айдарова и Альфреда Хасановича Халикова, разработчиками были мы со Светой Мамлеевой, участвовали Гульчачак Нугманова и Татьяна Пашагина. Тогда мы вместе очень плотно поработали. Нас консультировали Рафаэль Валеев и Рафаэль Хакимов. Сроки были жесткие, и мы очень быстро сделали эту концепцию и уже в июне доложили ее Президенту и Правительству.

Главный вопрос, на который нам надо было уже тогда дать ответ, – размещать ли мечеть в Кремле? Об этом уже два года как шла дискуссия в газетах. Нам приходилось отвечать на многочисленные обращения граждан, Татарского общественного центра.

И, вы знаете, у нас со Светой Мамлеевой с этим связаны переживания сакральные, можно сказать, мистические моменты.

Мы понимали, что отвечать на этот главный вопрос в концепции необходимо. Мы все время говорили, что, конечно, было в татарской крепости пять мечетей, но мы не можем на территории федерального объекта новое строительство допустить.

А на самом деле юридически территория западной части кремля была очень странным федеральным объектом – объекты не входили в число памятников истории и культуры, культурный слой не был памятником. Понимаете? Стены, башни были, а вот отдельные объекты и сама территория как бы не были. И была щель в этом смысле, юридическая.

Мы работали ночью – Светлана рисует панораму, а я пишу текст. И вот на рассвете у меня рука сама пишет: «Необходимо возвести мечеть на территории Кремля». Я не знаю, как об этом сказать коллеге. Светлана оглядывается на меня и осторожно так говорит: «Я тебе, Фарида, боюсь сказать, у меня рука сама рисует мечеть». Мы друг на друга смотрим в полном изумлении.

Я отвечаю: «Света, у меня что-то вот так же само выходит, как под диктовку. Я сама не знаю, что это со мной. Одновременно».

И вот когда мы все это с ней выяснили, тут у нас такой прилив сил и энергии появился, как столб света. Благодать на нас нашла, мы такую эйфорию ощутили, словно воспарили. Мы этот момент вспоминаем как один из ярчайших счастливых моментов в своей жизни. Это было очень сильное переживание, ощущение чего-то очень важного и высокого. После этого мы перестали сомневаться в правильности этого решения, этого гласа народа, желающего возродить одну из пяти разрушенных мечетей на территории крепости.

– В беседе со мной Нияз Хаджиевич говорил, что он выступил против концепции Халикова и Сайярова как раз на том основании, что в ней не было мечети.

– Нет, не так было. Про мечеть первый начал писать везде Зуфар хазрат, с 1990 года, когда ещё воинская часть размещалась в кремле. Зуфар хазрат везде обращался. Потом, кстати, сидел в Фонде возрождения мечети Кул Шариф и каждому благотворителю читал дога и выписывал сертификат дарителя. Нияз Халитов его поддерживал, писал о том, что в крепости сохранилась только архитектура русского периода, а под землей осталась архитектура Казанского ханства и даже более ранние объекты культового назначения.

И что им отвечали? - "Мы не можем на такое дело пойти, не имеем право, по закону не положено". Необходимо согласование федерального органа охраны памятников. Отвечали, что в кремле нет места для строительства такого общественного здания. Западную часть  территории все время рассматривали как мертвую. У нас тогда даже мысли не было, что воинская часть может уйти. Нам казалось, что скорее небо упадет на землю, чем это произойдет. А здесь, как будто небеса открылись, оно вдруг раз – и произошло, так быстро и легко. Шаймиев как-то договорился тогда с Москвой… Наверное, это было непросто.

Халитов тогда стал тоже подключаться к разработке концепции, стал нас критиковать привентивно. Хотя документ еще только рождался. Он не ожидал от нас, что мы решимся на возрождение мечети. Но когда тебе такой знак приходит от Высших сил, однозначно надо идти вперед и не сомневаться.

Быстро, быстро все дописали концепцию, показали Сайяру Ситдиковичу. Он поддержал, подписали, сдали… После этого мы все были непоколебимы, не сомневались в правоте этого дела.

И, вы знаете, что бы потом с нами не происходило, вот тот момент мистический, он нас так сплотил, мы чувствовали себя преемниками предков. В моем роду семь поколений мулл, и у меня это решение легло на благодатную почву. И что бы нам ни говорили из Москвы, и свои критиковали, до сих пор, чтобы ни говорили, я всегда знала, что это Воля Аллаха, что это должна быть – и всё! Причем знак пришел одновременно нам двоим.

Я сейчас помню до секунды, как будто не было двадцати пяти лет. Это я сейчас могу рассказать, а тогда это было очень личное переживание.

Многих удивляла такая метаморфоза в нашей позиции, наша непоколебимость. И когда решался вопрос включения историко-архитектурного комплекса «Казанский Кремль» в Список всемирного наследия, к нам приехал эксперт ИКОМОС ЮНЕСКО Томаш Феерди, ему и Рафаэль Хакимов, тогда он был советником Президента, и вице-премьер Ильгиз Хайруллин задали риторический вопрос: что лучше – Чечню тут устроить или мечеть в Кремле построить? Татары знали, что в кремле были разрушены пять мечетей, кремль воспринимался народом как колониальный памятник, и это создавало конфликтную ситуацию. А в нашей республике общепринят баланс культур и конфессий.

И тогда эксперт согласился с нашими доводами и на заседании Комитета Всемирного наследия ЮНЕСКО нас поддержал. Вот так в 2000 году Историко-архитектурный комплекс Казанского кремля был включен в Список всемирного наследия вместе со строящейся мечетью Кул Шариф.

Пусть что хотят говорят недовольные этим решением, недовольные всегда найдутся. А мечеть стоит уже тринадцать лет, она стала символом Казани и Татарстана. И стоит она не на месте древней мечети, ведь была уничтожена вся информация о фундаменте этого здания. Она стоит во дворе бывшего юнкерского училища, где было выделенное, как будто специально, пустое пространство.

После принятия концепции и выхода указа Президента о возрождении мечети Кул Шариф и реставрации Благовещенского собора, Союз архитекторов РТ организовал конкурс проектов, итоги которого подводились в 1996 году. Когда в Казань приезжал Борис Ельцын, мы ему показывали проекты. Он спросил об археологическом исследовании площадке предполагаемого строительства. Ответили на его вопросы. Есть фотография, на которой он показывает, что высота мечети должна быть не выше башни Сююмбеки. А у нас в условиях конкурса так и было записано.

Я хочу сказать, что все время было ощущение, что Высшие силы вели нас. Потому что это такая территория особая, мы только преемники этих знаков. Нет тут гордыни, поверьте. Конечно, была тут политическая воля первого Президента Республики Татарстан Минтимера Шариповича Шаймиева. После его указа, подписанного 22 января 1994 года, территорию Казанского кремля объявили Государственным историко-архитектурным и художественным музеем-заповедником. Постановление Кабинета министров РТ было от 31 января 1994 года, а Основные направления концепции утвердили в августе. Был принят документ «Основные направления концепции развития Музея-заповедника». Я его докладывала в феврале 1994 года. Кстати, была глубоко беременная, в марте родила второго сына. Ему тоже четверть века. Мне, кормящей матери, пришлось тогда выступать…

Настоящее создание заповедника началось с приказа о назначении директором Ильдуса Максумовича Вахитова, с этой даты ведется отсчет деятельности музея-заповедника.

Я хочу сказать, все это быстро потом пошло. Потому что решать надо было оперативно, нельзя было оставлять на потом здания в таком плачевном состоянии. У главного здания Пушечного двора вместо окон были панели из стеклоблоков (там была солдатская столовая), а это напротив башни Сююмбике. И мы в мастерской при Союзе архитекторов РТ тогда же, в 1993 году, начали делать научно-реставрационное обоснование реставрации комплекса Пушечного двора. За него никто не брался, там была страшная помойка, как я говорила. Северный корпус с надстроенными тремя этажами был весь в трещинах. Археологические исследования и шурфование показали, что у здания практически нет фундамента, потому что оно сначала было одноэтажным, потом его достроил до двух этажей, а в советское время надстроили еще двумя этажами.

– В концепции была предусмотрена только реставрация зданий или уже было определено, что будет в зданиях после завершения работ?

– В самом названии значилось – «Концепция и программа сохранения и развития ансамбля Казанского Кремля». В документе были заложены все основные позиции, которые на сегодняшний день реализованы на 95 процентов. Мы расписали пообъектное использование и очередность освоения. В первоочередных мероприятиях была прописана реставрация комплекса Пушечного двора, освобождение Благовещенского собора от полутора миллионов архивных дел отдела советского периода Национального архива РТ, размещенных в построенных внутри собора пятиэтажных стеллажах. Мы писали, а сами не верили, что можно все это сделать. Потому что необходимо было сначала подготовить здание для размещения архива, в котором должны были быть соблюдены все требования по температурно-влажностному режиму.

Во вторую очередь планировалось реставрировать резиденцию Президента РТ (бывший губернаторский дом с императорской квартирой), провести инженерно-геологические изыскания, вести мониторинг, реставрировать весь периметр стен, убрать асфальтовое покрытие с территории Кремля.

Генеральным проектировщиком был определен институт «Татинвестгражданпроект», у которого были основные наработки по инженерным изысканиям с 1934 года и ТатСНРУ по реставрационным работам, который работал на объектах Казанского кремля с самого своего основания.

  Я когда рассказываю о реализованности Концепции коллегам, они говорят: «Ну, вы вообще уникумы, потому что таких масштабных реализованных проектов в России по пальцам посчитать». Мечтается о многом, а в этой Концепции был заложен принцип реализуемости. Но здесь был главный компонент – политическая воля руководства, без этого принцип не сработал бы. Помогли потом финансирование «мега-ивентов»: средства федеральной целевой программы к 1000-летию основания Казани, потом финансирование работ по реставрации в рамках подготовки к Универсиаде 2013 года, Чемпионату мира по футболу 2018 года,  а также правильный менеджмент использования Кремля.  

Со временем из Кремля ушли многие правительственные структуры: министерства, Высший арбитражный суд РТ, Центризбирком, Общественная палата. Работы были рассчитаны до 2025 года. Так что идем с опережением. В прошлом году было освобождено здание Присутственных мест, проект реставрации согласован, началась его реставрация. Так что теперь в Казанском кремле в основном музеи и выставки, три здания занимает Аппарат Президента.

Денег нам не платили поначалу, мы и бесплатно работали. Все делалось на энтузиазме, «из любви к искусству». Потом через год открыли финансирование, какие-то деньги появились. Искали дешевые материалы. Глава администрации Камиль Шамильевич Искахов вел планерки каждую неделю. Исхаков всех гонял: сроки, сроки! Надо сказать, он эффективный менеджер был, из всех душу вытрясал. Бывало слышим: «Женщины закройте уши». И всех…

А у нас в списке кроме кремлевских объектов был еще «Сибирский тракт» – новое здание для архивного хранилища на улице 8 Марта.

– Умеет он цели достигать.

– Умеет. У нас, конечно, была очень напряженная жизнь тогда. И еще мы предложили сделать уже развернутую, многоаспектную концепцию, документ, по которому музею-заповеднику предстояло жить и работать дальше. Я была назначена координатором и методистом этой работы. Мы собрали 35 человек, в том числе 7 докторов наук.

По современным требованиям ЮНЕСКО  сейчас стоит задача сделать документ стратегического планирования - план управления музея-заповедника как объектом всемирного наследия. Это жесткое требование. Многие подходы к такому документу уже заложены в научной концепции.

   Интересна история реставрации отдельных объектов, таких, как резиденция Президента, Здание строилось как губернаторским дом. Сохранился архивный чертеж с планами и фасадами здания с подписью архитектора Тона, автора Храма Христа Спасителя и Большого кремлевского дворца в Московском кремле, на котором четко все прописано, в том числе белый камень в цоколе и покраску фасада охрой. Было сделано, как он написал. Мы с коллегами А. Даишевой, Р. Забировым и Т. Пашагиной делали научно-реставрационную часть проекта, а интерьеры – В.Логинов с Т.Пеньковской и Е. Прокофьевым. И тут началось – десять контролирующих и проверяющих. Прежде всего Президент, с которым проект согласовывали, начиная с эскизной стадии. Фасад был согласован по цвету охры, Минтимер Шарипович вызывает меня и говорит: «Слушай, давай другой цвет, давай зеленый, как раньше. А то все будут говорить – «желтый дом». В следующий раз говорит: «Я посмотрел Кремлевский дворец, он еще желтее, он вообще цвета горчицы».

Мы нашли хорошее обоснование: оказывается, в то время, когда строился губернаторский дворец в Казани, было указание царя Николая I – или только охра, или только зеленый. По проекту Тона цоколь здания облицовывался белым камнем, так и было согласовано с  Министерством культуры РТ. Тогда курирующие из Аппарата Президента сказали: «На белый камень в цоколе мы не согласны никак. Или гранит, или мрамор». Тогда я пошла на компромисс – здание зеленое, но тогда белокаменный цоколь. И Президент согласился на это решение. В 2001 году мы сдали здание.

У Тона по проекту перед зданием – чистое поле, такой плац, как любил Николай I. Только фонтан в середине стоит. Чтобы сделать плац, начинают разравнивать площадку, бульдозеры работали в воскресенье – в будние дни там Аппарат Президента работает, сам Шаймиев. И вдруг ковш экскаватора зацепил в  земли древние белокаменные блоки здания, к счастью, главный архитектор музея-заповедника Рустем Забиров  был с дежурным обходом «в нужный момент в нужном месте». Он остановил все работы, в понедельник археологи пришли и обомлели – это же остатки ханского дворца!

Археологи оперативно провели раскопки, предлагаем: «Минтимер Шарипович, давайте законсервируем». «Нет», – отвечает. Он тогда еще не был таким великим археологом, как сейчас. Говорит: «Вы мне тут римские развалины везде хотите устроить. Что это такое, руины перед дворцом?»

В июне 2001 году, вскоре после этого,  как раз была назначена церемония вручения сертификата ЮНЕСКО о включении историко-архитектурного комплекса Казанского кремля в Список Всемирного наследия и открытия знаков на стенах и башнях. Тогда в Казань приехали Мунир Бушенаки, директор Центра Всемирного наследия, археолог по образованию,  Александр Григорьевич Векслер, главный археолог Москвы. Гостей подвели к только вскрытым древним руинам – и получили от них поддержку. Это же подарок к церемонии открытия дворца после реставрации – ханский дворец белокаменный! Надо консервировать! Обязательно! И слышим долгожданное от Шаймиева: «Давайте, давайте, консервируйте. Быстро мне тут все сделайте».

Это ли не Божий промысел опять же?

А потом, когда белым камнем руины законсервировали, цоколь здания заиграл. И даже те, кто меня прогибал тогда с этим цоколем, чтобы я не спорила с Президентом, на этот раз хвалили: «Фарида, ты молодец, что отстояла».

 Благовещенский собор – это особая песня. Внутри для архива было построено из бруса сечением 20х20 см пятиэтажное сооружение, все было на клетушки разбито со стеллажами, забитыми папками. Там все папочки, папочки, папочки… Как они там в них ориентировались? Лестницы там были высоченные, чуть ли не отвесные. И работники архива лазили по ним, даже на пятый уровень, представляете? Под купол.

У меня есть фотографии сводов в подвале, они были в ужасном виде. Там одно время было овощехранилище.. Общее впечатление, конечно, было ужасное.

Быстро солдат нагнали, и они моментально папки спустили, архивистам тоже пришлось попотеть, Все это упаковывать, вывезли это все, очень аккуратно разбирая брус за брусом сверху вниз, за три месяца.

– У Володи Зотова есть фотография, где люди на фоне иконостаса играют в бильярд.

– Этот снимок был сделан в Петропавловском соборе, в ТатСНРПМ, я там работала в 1977-1980 годах. А иконостас Благовещенского собора был разобран. Но, к счастью, сохранилось очень подробное описание иконостаса, с каждой иконой – первый ряд, праздничный,  и так далее, восстанавливали по этим описаниям.

– Меня интересует здание, в котором раньше республиканское управление ЗАГС было. Сейчас это офис Государственного советника Минтимера Шариповича Шаймиева. На старинном снимке – обычная многоэтажка. А сегодня – дворец. А каким это здание было в самом начале?

– Здание Представительского корпуса, северного корпуса Пушечного двора, воссоздавалось по иконографическим материалам. На гравюре Турнерелли 1839 года – это двухэтажное здание  с фронтоном, симметричная композиция с безымянной башней. А первоначально это было одноэтажное северное  крыло П-образного здания Пушечного двора, судя по отсутствию фундамента под ним.

Я уже говорила, что оно стало аварийным и все было покрыто трещинами. На Кремлевском холме наблюдаются оползневые процессы по 2 мм в год...

– А что можете сказать об обновленной концепции?

– Мы сделали комплексный анализ территории Казанского кремля как системы по семи аспектами. Первый – геологический анализ. С помощью специалистов «Татинвестгражданпроекта» все данные с 32-го года, все шурфы, все скважины, все данные на одну карту нанесли и составили «Карту опасных явлений». Археологи нанесли данные всех раскопок, начиная с данных Общества археологии XIX века. Были еще инженерный, правовой, экономический, экологический аспекты. Надо было предвидеть, как будет во времени существовать Кремль в природной среде. Для нас особо значимым был историко-архитектурный аспект.

Вся концепция была основана на цифре семь. Цветик-семицветик был символом концепции – семь комплексов, семь аспектов, это имело символический смысл: из семи цветов спектра  собирается белый цвет. Мы по этапам все делали: целеполагание, соотносим данные, получаем «синергетический эффект», снова цель. В общем, это комплексный междисциплинарный подход.

Мы выстроили, впервые в истории, все этапы реконструкции в одном масштабе, в «пятисотке» (М 1:500), этого никто до нас не делал. Реконструировали, каждый свой период, в едином масштабе: ханский период – Нияз Халитов, XVII век – Светлана Мамлеева, XVIII век – Светлана Персова, XIX век – Сергей Саначин, советский довоенный – я. Эта работа была сделана впервые. Мы опирались не только на планы и карты определенного периода, но и на данные археологических и геологических исследований. Периодически собирались и выкладывали свои материалы «на бочку»: инженеры, геологи, археологи, архитекторы, и они друг друга «опыляли». Получался системный эффект по принципу синергетики: «У тебя одно яблоко, у меня яблоко, мы поменялись, у нас осталось по одному яблоку. Ты дал идею, я дал идею, у каждого по две идеи».

 И этот принцип срабатывал просто на глазах, потому что археолог лучше понимал геолога. Геолог увидел, что происходит в культурном слое –  а там, оказывается, складка геологическая идет прямо по корпусу, потому там все трещит. Мы составили карту опасных явлений всей территории Кремля – где оползневые процессы, где риски и угрозы разрушения. Были составлены карты археологической изученности и толщины культурного слоя. По оценке эксперта профессора Н.  Потаповой, мы сделали очень хороший материал, что нам сильно помогло, когда мы готовили документы для номинации Казанского кремля в Список всемирного природного и культурного наследия ЮНЕСКО.

  Недавно я нашла свою статью в «Вечерней Казани». Это был 1996 год. Она называлась «Казань наследит в ЮНЕСКО». Это было очень нахальное заявление, но мы мечтали об этом. Ареол недостижимости нам помогли снять наши коллеги из Великобритании и Германии, которые показали свои объекты. А когда в 1998 году нас, 6 человек, приняли в члены ИКОМОС (Международный совет по сохранению памятников и достопримечательных мест – Ред.), Министерство культуры РТ в 1998 году подало документы для включения в предварительный список Казанский кремль, Свияжск как культурный ландшафт и Болгарский комплекс. Кремль не планировали представить раньше, а решение по нему было принято уже в 2000 году.

В нашей команде были Рафаэль Валеев, Нияз Халитов, Захар Слепак, Светлана Персова, Айрат Ситдиков, Алмаз Исхаков. Рустем Забиров позже включился. Это было настолько концентрированный мозговой штурм. Мы работали очень быстро, опять же за три месяца заполнили формат ЮНЕСКО на «Историко-архитектурный комплекс Казанского кремля».  Помогала нам Наталья Александровна Потапова (между прочим, дочь генерала Потапова, который был одним из руководителей Сталинградской битвы). Умнейшая женщина, она сказала тогда: «Хорошо, что есть материал концепции, его даже с избытком. Но если вы пройдете, это будет чудо». Нам помогали Камиль Шамильевич Исхаков, его заместитель Людмила Николаевна Андреева.

– Вы помните, у идеи кремля как татарской крепости были серьезные возражения.

– Мы доказали и показали, в чем отличие казанской крепости от других кремлей. Это единственный в мире действующий центр татарской государственной культуры, татарской государственной власти. Единственная в России татарская крепость, сохранившая первоначальную градостроительную идею, основы планировки. Мы доказали преемственность функций.

Просто сумасшедшая была гонка. Еще забастовка диспетчеров в аэропортов во Франции… В  день Сабантуя мы улетели в Париж. Сидим на заседании Комитета Всемирного наследия с Людмилой Николаевной, Камиль Шамильевич каждые пятнадцать минут звонит: как вы там? что? как идет рассмотрение? как идет обсуждение?

Я вам скажу, это был захватывающий такой спорт: пройдем – не пройдем? А из Казани нам говорили – без победы можете не возвращаться из Парижа. Эксперты на заседании сказали: очень высокий научный уровень, оценили и нашу волю к победе. И еще – нам очень повезло с экспертом из Венгрии – Томашем Ферди. Мы его совершенно умилили своей коллекцией мадьярской археологии. Он был потрясен, когда увидел чисто мадьярские захоронения. Как оказалось, мы с венграми вообще-то как братья, все родные. А потом, у них тоже было многонациональное государство.

Нам очень повезло… Потому что немец, который приехал с ним посмотреть Болгар, воспринимал только специфику монокультурного и моноязычного государства. А у нас билингвизм с детства.

И, конечно, мы были совершенно счастливы, когда в 2000 году Казанский кремль в июне – на рабочем комитете, а 30 ноября уже официально в Австрии объявили объектом Всемирного культурного наследия.

– Помню, была какая-то «бодаловка» с установкой знака ЮНЕСКО на здание бывшей Дворцовой церкви…

– Мы ездили «на ковер» с Ильдусом Магсумовичем и с Рафаэлем Миргасимовичем в Российский комитет ЭКОМОС, по телефону объяснялись. Жалобы из Казани туда поступили. А ведь мы предупреждали Минтимера Шариповича, он нас тогда не послушал. Он сказала: крест поставишь, мусульмане будут обижаться, полумесяц поставишь, христиане будут обижаться, давайте нейтральный знак поставим.

Археологи уже тогда говорили, что под этой церковью раньше была мечеть. Мечеть Нурали она называлась. Сейчас ее остатки найдены, законсервированы.

Знак сняли. А потом в 2001 году была церемония торжественного открытия памятного знака ЮНЕСКО, который закрепили на кремлевской стене у главного входа и на Тайницкой башне.

– У меня последний вопрос – по стенам. Изучая кремлевские стены, нельзя не заметить, что естественных древних стен уже не так много осталось. В основном везде, так сказать, новодел.

– В этом большая проблема была. Вот стоит стена, в одном месте – один уровень, в другом – другой. Эта разница как ножницы работает. И поэтому мы понизили уровень земли, чтобы он был примерно одинаковым по всей стене. Реставрационная мастерская по периметру Кремля работает уже с 1954-го года, и всегда будет что реставрировать. Это бесконечный процесс.

Забирова Фарида Мухамедовна – заместитель председателя ТРО ВООПИиК, директор ООО «ЗАБИР», доцент кафедры реставрации КГАСУ, советник РААСН, заслуженный архитектор Республики Татарстан