«Засушенному – верить»

Любовь Агеева

31 августа 2021 года

Так называется выставка, которая работает с 31 августа в Музее Н.И. Лобачевского Казанского федерального университета.

Открыли ее директор Музея истории университета С. Фролова, заместитель председателя Комитета Государственного Совета РТ по образованию, культуре, науке и национальным вопросам Л. Рыбакова, автор проекта и куратор выставки Н. Пантюлина. До этого в шоу-руме Высшей школы журналистики и медиакоммуникаций КФУ состоялась встреча студентов с гостьей из Москвы.

Ничто не проходит бесследно

Передвижная выставка «Засушенному – верить», – проект Государственного биологического музея имени К.А. Тимирязева. Впервые она была показана в Москве, в Музее архитектуры имени А.В. Щусева в 2018 году. Затем экспозиция переместилась в выставочный зал Международного Мемориала, где работала до марта 2019 года. В 2020-м ее увидели в Перми, где она демонстрировалась в художественной галерее, и в музее города Норильска.

Биологический музей имени К.А.Тимирязева был открыт в Москве в 1922 году как учебный музей при Коммунистическом университете им. Я.М. Свердлова. Основой для его создания послужили Музей живой природы и учебные коллекции Московского городского (народного) университета им. А.Л.Шанявского, открытого в 1908 году на средства, оставленные по завещанию богатого золотопромышленника.

Сегодня это научно-образовательный и художественно-эстетический центр, известный не только специалистам в области естественных наук, но и всем, кто интересуется миром природы. Здесь ведется исследовательская и собирательская работа. Кроме того, это центр пропаганды естественных знаний для самых разных аудиторий, в котором есть постоянные экспозиции, временные выставки, ведется активная просветительская работа.

Будете в Москве, сходите в этот музей на Малой Грузинской улице или хотя бы познакомьтесь с ним на сайте на сайте , где есть виртуальная экскурсия.

Проект «Засушенному – верить», в котором соединились идеи и труд многих людей (дополнительная информация – ниже), получил в 2017 году грант Благотворительного фонда Владимира Потанина, став победителем конкурса «Меняющийся музей в меняющемся мире». Потом выставка была отмечена Дипломом за лучший реализованный проект 2019 года в специальной номинации жюри Международного фестиваля «Интермузей-2019» – за особый подход к созданию выставки.

Вот как рассказала о проекте старший научный сотрудник музея Надежда Анатольевна Пантюлина в статье для журнала «Мир музея», опубликованной в апреле нынешнего года:

«Всё началось в 2012 году, когда я поняла, что жизнь наша меняется, и пора из истории о травах, которую я знала с детства, сделать сильный музейный проект…

Классика музейного дела, – когда мы берем далекий, неизвестный или красивый музейный предмет и раскрываем его таким способом, что он становится понятен людям как предмет своего времени, участник или свидетель событий и чьей-то жизни. Актуализация наследия, – когда предмет далекого времени дает понимание того, что с нами происходит сейчас, и как справиться с происходящим. И тогда люди уходят из музея с приобретением, помогающим жить, и от подаренного им понимания поднимается статус и музейного предмета, и музея.

Есть такая прекрасная и известная цитата из Шаламова, когда он говорит, что «На развалинах Серпантинки процвел иван-чай». А заканчивается она словами «Были ли мы? Отвечаю: «Были». Шаламов точно знал, что они были, потому что он все это прошел.

А я точно знала, что есть на свете люди, которые умеют читать лес, как текст. И они точно знают, что в этом месте были бараки. И что травы, которые возле этих бараков найдены, могли быть занесены только строителями бараков.

И Владимир Николаевич сделал именно это. Он просто как ботаник описал травы, которые в норме растут очень далеко. Вот они растут близко к Уралу. А во всем Карело-Мурманском регионе их больше нет, кроме как возле одного единственного барака.

Историю трав возле бараков, которая привычным образом была бы показана листами гербария, фотографиями и пояснительными текстами, я собрала как фильм или спектакль, внутрь которого мы попадаем. Все сюжеты показаны парами «гербарий – история», это помогает видеть в сухих растениях уже не только эстетическую или ботаническую составляющие, но и считывать метасмыслы».

Содержание выставки выходит далеко за пределы тематических направлений Биологического музея, хотя в экспозиции представлено много гербарных листов.Это прежде всего проект исторический, рассказывающий о событиях, мало знакомых современной аудитории. Выставка рассказывает о Соловецком лагере особого назначения (СЛОН), о том, как жили и работали заключенные, оторванные от дома и привычной жизни. Но в экспозиции люди представлены в неожиданном ракурсе – через листы гербария, которые выступают и как научный источник, и как архивный документ, а главное – как метафора памяти и хрупкости жизни.

Выставка о том, чего мы не знаем

Я, как любой грамотный человек, наслышана о Соловках. Есть документальная литература, сняты фильмы. Однако, как выяснилось, знания мои настолько поверхностны, что пришлось после знакомства с экспозицией провести несколько часов в Интернете.

Обычно мы связываем политические репрессии с именем Сталина, с концом 30-х годов. Оказывается, механизмы незаконного лишения свободы, а часто и жизни, были отработаны уже давно. Еще в 1918 году ВЧК было предоставлено право создавать концентрационные лагеря для изоляции в них классовых врагов, которые отправлялись в места заключения без суда и следствия. Несколько таких лагерей было создано на Соловках.

Еще в царской России Соловеций монастырь использовался в качестве места изоляции непокорных воле государя православных иерархов, еретиков и сектантов. Советская власть унаследовала эту трагическую традицию. Она быстро оценила достоинства монастыря, его маленькие кельи в башнях и стенах. Стены крупной каменной кладки отлично выполняли функцию тюремных, а островное месторасположение монастыря исключало побеги узников.

В мае 1920 года на Севере появились первые заключенные. Это были военнопленные гражданской войны, осужденные на принудительные работы. С 1921 года была создана целая сеть Северных лагерей особого назначения. В начале 1923 года ГПУ РСФСР, сменившее ВЧК, предложило увеличить их количество, построив новый лагерь на Соловецком архипелаге. Лагерю было передано в пользование имущество Соловецкого монастыря, закрытого с 1920 года. Здесь предполагалось разместить 8000 человек. Именно об этом лагере рассказывает выставка «Исправленному – верить».

Заключенные Северных лагерей делились на несколько больших групп. Значительную часть составляли обычные уголовники. Кроме них, были: «политики» (члены социалистических партий, прежде всего эсеры, и анархисты); контрреволюционеры, представители «врагов народа»: духовенства, аристократии, казаки, осужденные внесудебным порядком по целому ряду контрреволюционных статей (58-73) УК РФ 1922 года и статьи 58 УК РФ редакции 1926 года. Кстати, «политики» имели особые привилегии: им не поручались тяжелые, работы, они свободно общались друг с другом, имели свой орган управления (старостат), получали помощь от международных организаций. Они содержались в лагере до 1925 года.

Поразительно, но многочисленной группой заключенных на Соловках были подростки. В 1929 году здесь была организована Центральная трудовая колония для молодежи численностью до 160 человек. Молодых людей, возрастом до 22 лет, которые раньше содержались в лагерях на общих условиях, поселили в бараках, построенных за южной стеной монастыря. У подростков был четырехчасовой рабочий день, они получали усиленное питание, положенное им по закону (стакан молока и кусок мяса в дополнение к обычной пайке), посещали школу.

Соловецкий лагерь особого назначения был первым и до 1929 года единственным в СССР исправительно-трудовым лагерем на территории Соловецких островов, действовавший до 1930-го года. В первое время существования (1923-1925) здесь воплощалась в жизнь идея изоляции заключенных на пустынных островах, на основе принудительного труда и самообслуживания. К концу 1920-х годов на первый план вышло «перевоспитание заключенных трудом и культурным отдыхом». Выставка – это один из ракурсов сегодняшнего взгляда на Соловецкий лагерь особого назначения.

Я была поражена, узнав о том, что в лагере издавались литературно-краеведческий журнал «СЛОН», газета с несколькими приложениями, работал театр. В 1925 году было организовано Соловецкое отделение Архангельского общества краеведения, позднее преобразованное в Соловецкое общество краеведения.

На Соловках существовали школы по ликвидации неграмотности (в 1927 г. безграмотные и малограмотные составляли 83 процента от общего числа заключенных), до 1930 года работал профтехникум.

В СЛОНе действовала общедоступная библиотека, фонды которой насчитывали 30 000 книг и несколько тысяч журналов по всем отраслям знаний. При библиотеке был читальный зал, где читались доклады на литературные и научные темы. Наверняка в фондах библиотеки оставались какие-то книги из монастырской библиотеки.

Стоит заметить, что ценные рукописи из этой библиотеки изучали профессора Казанской духовной академии, в том числе И.И. Ивановский (1840-1913), Н.М. Петровский (1875-1921) и И.Я.Порфирьев(1823-1890). Малоизвестные до тех пор старинные рукописи были доставлены в Казань в 1855 году.

Поразительно, но некоторые ученые продолжали на Соловках свои прежние научные занятия. Так, наш экскурсовод сообщила, что именно в лагере написал свою первую научную работу известный филолог, культуролог и искусствовед Дмитрий Лихачев. Во время отбывания наказания он опубликовал в местной газете свою первую научную работу «Картежные игры уголовников». С 1929 года и до перевода на материк Дмитрий Сергеевич работал сотрудником криминологического кабинета, где занимался розыском беглых малолетних из числа ссыльных или осужденных.

Осужденные СЛОНа занимались рыбной ловлей, заготовкой водорослей, разведением пушных зверей, участвовали в сельхозработах. Были также организованы производства кирпича и йода, торфоразработки.

Решающие изменения в жизни заключенных произошли в 1925-1926 годах, когда труд заключенных стали использовать на работах, где доходы превышали расходы на их содержание. Прежде всего, это была заготовка леса, который шел в основном на экспорт. Усиленная вырубка леса на Соловках началась с зимы 1926 года. Численность осужденных, занятых на лесозаготовках, доходила до 38 процентов от их общего числа. Заключенные называли лесоповал «сухим расстрелом». За зиму погибала четверть работавших в лесу людей, столько же становились инвалидами.

Выставка рассказывает как раз о лесозаготовках. Как пояснила Надежда Пантюлина во время экскурсии по выставке, лесозаготовительные работы назывались лесными командировками. Заключенные не только работали, но и жили в лесу: сами строили себе бараки, мало приспособленные для нормальной жизни.

Большинство заключенных соловецких лагерей умирало от болезней. Особенно много жизней унесли цинга и тиф. Остальные умирали от последствий непосильной работы и всей лагерной обстановки: обморожений, самоувечий, побоев, отсутствия нормального питания и отопления. Тысячи были расстреляны или просто пристрелены конвоирами. Могилы если у них и были, то только общие. Так что сегодня Соловки – общий для всех погост.

Казалось, не осталось от заключенных никаких следов. Но это только казалось…

Текст – это не только то, что написано

Путешествие по выставке «Засушенному – верить» поражает, прежде всего, неожиданным сочетанием мира людей и мира растений. Естественно-научные доказательства и листы гербария на выставке дополняют и уточняют архивные документы. Поэтому ее название похоже на помету в исправленных документах.

Экспозиция нестандартна и по форме. Она весьма скупа по средствам выразительности и вместе с тем эффектна для презентации такой сложной темы. Можно сказать, что это намеренная антиэстетика. А как еще можно показать жизнь заключенных?

Система стеллажей из толстых железных прутьев дополнена впечатляющими элементами: стилизованная вышка охранников высоко над головой, старый лагерный фонарь с горящей лампочкой.

При этом часть экспонатов, в том числе два загнивающих полена, – это не музейная имитация. Надежда сообщила, что нашла старые поленья как раз на том месте, где была одна из «лесных командировок» СЛОНа.

Она рассказала, что исследователи, изучающие лагеря для заключенных на Соловках, едва успели зафиксировать следы прошлого. Время безжалостно их стирает.Но они еще есть. Их только надо уметь прочитать.

В экспозиции воплощен труд геоботаников, флористов, географов, антропологов, историков и даже лингвистов. Выставка – своего рода продолжение двухгодичной экспедиции 2015-2016 годов на Соловки Международного Мемориала. Это была первая фотофиксация и картирование лагерных бараков, которые уже разрушались. Девять месяцев погружения в архивы, общения со многими людьми для получения дополнительной информации, в ходе которого отвечали на вопросы, проверяли результаты, помогали комментариям более ста человек.

Куратор выставки утверждает, что некоторые документы, которые найдены в Центральном архиве ФСБ России, вводятся в научный оборот впервые. Прежде всего, это отчет об обследовании Соловецких лагерей в 1930 году. В подписи к цитатам из него приводится текст бланка на внутренней стороне верхней переплетной крышки: «В деле ф.2 оп.8 пор.116 сведений, составляющих государственную тайну и раскрывающих формы и методы оперативно-розыскной работы, не имеется. Рассекречено. 24 сентября 2002 г.». Надежда уверена: документы как свидетельство страшного периода нашей истории, надо осмыслить и сделать опытом для будущей жизни не только ученым, но и всем гражданам страны, и прежде всего подрастающему поколению.

В организации выставочного пространства использованы яркие театральные приемы. В полностью открытых витринах, с архивными документы и вещественными свидетельствами на выветренных, покрытых мхом и лишайниками заборных досках, в контурах стеллажей, в которых угадываются очертания дома с двускатной крышей, обозначенные толстым железным прутом.

Надежда Анатольевна считает: если хочешь вызвать чувства и ощущения у посетителей выставки, лучше театра не найдешь. А именно эту задачу, на мой взгляд, ставили перед собой создатели экспозиции. Современного посетителя музея, особенного молодого, привлекает не столько содержание экспозиции (у него нет дефицита информации, в том числе о репрессиях первых десятилетий Советской власти), сколько эмоциональные впечатления от увиденного, которые запоминаются надолго. Как отмечают специалисты, молодые ходят в музей за эмоциями. А на этой выставке их через край.

Как выразилась наш экскурсовод, текст – это не только то, что написано. Текстом могут быть очертания быка из картины «Герника» Пабло Пикассо с вырезками из советских газет 1918 -1990 годов,тюремная дверь, лесные пни и камни, имена на бревне барака, звуки лагерной жизни… Например, по фотографиям пней с красивыми шапками лишайника можно предполагать, сколько жизненных сил оставалось у срубившего дерево заключенного. Есть пни низкие, есть высокие...

В качестве документов в экспозицию включены работы современных художников Андрея Кузькина, Хаима Сокола, Ивана Щукина, казанца Рашида Сафиуллина. Большую картину Андрея Кузькина без комментария не разгадать. Не помогают даже фотографии, на которых люди идут по белому холсту. Художник расстелил им под ноги большое полотно и неделю ждал, какие следы они оставят. По мнению нашего экскурсовода, ему удалось передать неуловимое. Следы на грязном холсте – это всё, что осталось от безрадостной жизни заключенных.

Конструировал экспозицию настоящий сценограф. Петр Пастернак, театральный художник, внук писателя Бориса Пастернака, называет свой стиль барахольным, используя для своих инсталляций доски старого забора, отцовское шинельное сукно, семейный хлам. По его мнению, именно так лучше всего сохраняются следы событий.

От них не осталось имен и фамилий

Надежда Пантюлина провела для казанцев первую экскурсию по выставке. Посетителей было немного. Выставка камерная как по содержанию, так и по месту расположения. Она занимает три небольшие комнаты музея Лобачевского. Так что даже при желании одновременно на выставке может быть только небольшая группа.

Экспозиция разбита на три зоны, что предполагает постепенное погружения посетителя в трудную тему. Начинается она с рассказа о ботанике Владимире Вехове, с которым Надежда Анатольевна была знакома лично.

«Я помню его на Беломорской биологической станции с детства, на ботанических экскурсиях он проводил всех мимо бревенчатых развалин и твёрдо произносил, что это лагерные бараки, хотя в то время архивные документы были закрыты. По тонким деталям леса и внешнему виду трав ему было понятно, когда были занесены к баракам травы, что их нет в Карело-Мурманском регионе и обычно они произрастают как минимум в трёх тысячах километров. С тех пор вырос новый лес, нет в нём больше места луговым травам, но у нас есть листы гербария; благодаря дате, месту и имени коллектора они – документ».

В первом зале экспозиции к архивным документам, где нет имен, только численные значения рабсилы, прочно пришиты корявые ломаные веточки. Это листы гербария трав, обнаруженных возле бараков. Гербарный пресс, обычный полевой инструмент ботаника, на выставке – обозначение крохотного, но насилия, свободы распоряжаться чужой жизнью. Вынутые с корнем травинки, сжатые между металлическими решетками, тоже кто-то лишил жизни. Это один из многих образов, в которых создатели проекта упаковывают трудное для восприятия содержание экспозиции. «Смотреть выставку – непростое дело», – считает Надежда.

Сильное впечатление производят изношенные стулья с необычными спинками.

Во-первых, они подвижным и издают характерный железный скрежет, во-вторых, на спинках – документы, дающие представление о причинах, по которым человек мог быть отправлен в лагерь или лишен жизни. Меня более всего поразил документ, исписанный сверху карандашами разных цветов. Читала о том, что в каждом цвете были зашифрованы конкретные резолюции вершителей судеб – поселение, лагерь или смерть. Видела такие документы в исторических книгах о репрессиях. Но цветные автографы на лагерном стуле дали особые ощущения.

Еще один образ – карта нашей страны, красивый снимок со спутника с синими морями и зелеными лесами. Он исколот острыми тонкими гвоздиками. Посвященные догадаются, что именно в этих местах были лагеря для дешевой рабсилы.

Создатели проекта добивались максимальной исторической точности. В экспедиции с участием сотрудника Института наук о Земле Санкт-Петербургского университета Андрея Резникова с помощью дешифровки найденного военного аэрофотоснимка и методов дендрохронологии проведена датировка рубок леса на Соловках с точностью до года. В экспозиции представлены тот самый аэрофотоснимок, на котором среди лесных массивов видны огромные проплешины вырубок, оставленных заключенными соловецких лагерей, а также снимок среза одного из деревьев, по следам которого ученые узнали, когда оно было срублено.

Интересен экспонат на столешнице – лампа с разведенной на два слоя фотографией леса, с пустыми контурами людей на второй панели и темными фигурками на первой. Рядом кнопка, предлагающая посетителю выставки включить свет, который погаснет, если убрать с нее палец. Но когда лампа горит, в пустых контурах второй панели можно различить очертания людей. Еще одна метафора…

Если первый зал дает общее представление о Соловецком лагере, то второй укрупняет это представление в конкретных жизненных деталях. Когда проходишь сюда через узкий проём в полупрозрачном занавесе, видишь над головой миниатюрный поезд, сделанный из листовой жести и фрагментов таблиц, обложек дел и фотографий. Поезд – не только символ подневольного перемещения людей, но и способ, которым люди и травы попадали в соловецкий лес. Такой же поезд – в третьем зале.

Раскрытая бревенчатая стена – это символический образ лагерного барака, в котором жили заключенные. На шинельном сукне – реальные предметы, найденные возле бараков. Три граффити из прошлого на бревне. Как сообщила Надежда, по одному из них в архивах удалось найти человека, который сделал эти рисунки

В экспозиции нет конкретных имен и фактов их жизни. Есть только общий контур явления под названием  РЕПРЕССИИ. Но это не только не снижает эмоционального воздействия, напротив – его усиливает. Нам уже неважно, кто валил лес на Соловках – политический ссыльный или уголовник, был человек невинно осужденный или сидел за дело. Есть общая печаль обо всех, лишенных человеческой жизни, и боль от того, что это в нашей стране было.

Кстати, в последнем зале можно выплеснуть скопившиеся эмоции на бумагу, прочитать, что написали другие. Надежда Пантюлина предложила и нам оставить в короткой записке свой отзыв о выставке, о том, о чем думалось в ходе экскурсии. У меня в этом смысле возможностей много больше.

Казанские следы на Соловках

Последний зал экспозиции позволяет перевести дух. Здесь прошлое впрямую соприкасается с днем сегодняшним.

Из прошлого – тюремная рубашка и фанерный чемоданчик. В 1953 году, после смерти Сталина, по таким чемоданчикам узнавали освобожденных заключенных. Из чемоданчика, если его открыть, слышна тихая песня  о любви. Она как жизнеутверждающий аккорд. Не все сломались в соловецком аду. Кто-то находил в себе силы оставаться человеком, возвращаясь из этого ада, забывал его, как страшный сон.

Из прошлого – казанская часть экспозиции. Московская выставка не персонифицирует обитателей бараков. Казанская, напротив, рассказывает о репрессиях через судьбы конкретных людей. Репрессированных профессоров университета было много. Часть из них представлена 16-ю фотопортретами на стенде, оставленном в музее после одной из предыдущих выставок.

Есть, например, портрет доцента кафедры диамата Дмитрия Михайловича Пронина. В витрине – его тюремные снимки. В марте 1937 года он был арестован органами НКВД и приговорен Военной Коллегией по 58-й статье за принадлежность к контрреволюционной группе правых к 10-и годам тюремного заключения с лишением прав на 5 лет и конфискацией личного имущества. Наказание Дмитрий Михайлович отбывал в основном в исправительно-трудовом лагере Норильска. Почему-то казанцев часто ссылали именно в этот город за Полярным кругом. В экспозиции есть снимки Норильска, где лагерь был прямо в городе.

Вернувшись домой в 1946 году, Пронин уже не работал в университете. А в апреле 1949 года был вновь арестован по старому делу и сослан на поселение в Красноярский край до осени 1954 года. Пронин добился пересмотра своего дела и в июле 1956 года был реабилитирован.

Отдельный стенд в экспозиции – у академика Дмитрия Лихачева, осужденного на 5 лет. До ноября 1931 года он находился в Соловецком лагере особого назначения. Мы можем прочитать его воспоминания, в том числе о том, как он жил в Казани во время эвакуации в годы войны, увидеть подвесную чернильницу, которая была у него тогда.

На выставке можно узнать подробнее об одном из директоров (так тогда назывались ректоры) Казанского университета – Носон-Бере Залмановича Векслине (Носон-Бер Векслин: «Хочу быть оптимистом...» ), который был осужден сразу по нескольким пунктам 58-й статьи тогдашнего УК на 10 лет и выслан в Соловки, а последние два года жизни провел в Норильске. Оказалась в лагерях и его жена. Векслин был реабилитирован посмертно в 1956 году «за отсутствием состава преступления».

В первом зале демонстрируются книги татарского поэта Хасана Туфана (Прости мне, Родина, Что я не соловей). Это уже другой этап политических репрессий. Поэт был репрессирован в 1940 году, долгие годы находился в тюремном лагере. Лишь в 1956 году вернулся в Казань.

Кстати, среди первых экскурсантов выставки были фоторепортер И. Шалман, внучатый племянник Н.-Б.З. Векслина, и профессор КФУ М. Тагиров, внучатый племянник Хасана Туфана.

В первом зале представлены экспонаты, рассказывающие о Раифе и Свияжске, в том числе книга Марины Разбежкиной «Чурики-мокурики острова Свияжск», оформленная художником Рашитом Сафиуллиным (Чурики-мокурики – и в озеро головой).

В Свияжской «психушке» не было репрессированных. Такие «больные» жили в Казани, в республиканском психдиспансере, а также в Чистополе. В Свияжске были самые обычные больные, так называемые хроники, которые по 30 лет проводили в больнице. Книга ценна тем, что она дает представление о том, как жилось людям, отторгаемым по разным причинам обществом, властью. В сентябре 1933 года здесь была организована Раифская трудовая коммуна-колония ОГПУ ТатССР, в которой содержались и взрослые, и подростки. Раифской воспитательной колонией несовершеннолетних она стала позднее.

Экспонаты впрямую не относятся к теме выставки «Засушенному – верить». Это дополнительные штрихи общего процесса борьбы с инакомыслием, с теми, кто был не как все, по здоровью или по убеждениям. То же самое можно сказать о присутствии в экспозиции фотографий знаменитого физика Семена Альтшулера. Поначалу они меня очень удивили, ведь Семен Александрович в годы репрессий не пострадал. Но эта часть экспозиции позволяет экскурсоводу вспомнить еще одну форму отбывания наказания – так называемые шарашки, хорошо знакомые казанцам. В нашем городе в таком необычном научном коллективе работало много знаменитых ученых (Стратегически важный объект в военной Казани).

Несколько удивило и присутствие в экспозиции книги первого Президента РТ Минтимера Шаймиева, вышедшей в 2016 году в серии «Жизнь замечательных людей. Биография продолжается...» издательства «Молодой гвардия», ведь, как известно, его семью репрессии не коснулись. Оказывается, в книге есть воспоминания о том, как учительница первоклассников Хадича Ахмадуллина давала им на уроках чистописания книги «врагов народа», подлежащие списанию, как «вредная литература», поскольку другой бумаги у детей во времена детства Минтимера Шариповича не было.

Невозможно рассказать о выставке, как и узнать о ее экспонатах за одну экскурсию. Важны постоянные добавления, уточнения, пояснения, какие давала нам Надежда Анатольевна. Подкупала ее огромная эмоциональная включенность в экспозицию, а также ее по–житейски мудрая позиция. Она из тех людей, которые считают, что знать о трагическом прошлом надо, помнить надо, но это знание и эта память не должно транслировать через поколения озлобление и ненависть. По ее мнению, среди нас есть родственники репрессированных, и надо дать им право на гнев, но в целом, изучив модель поведения, востребованную в первые десятилетия Советской власти, мы не должны воспроизводить ее в своей жизни. Это тот опыт, который не надо повторять.

Отвечая на мой вопрос, как школьники воспринимают достаточно сложный язык экспозиции на больную для нашей страны тему, Надежда, прежде всего, отметила, что дети смотрят выставку в глубоком молчании. Она подчеркнула, что они относятся к истории, если можно так сказать, философски, не воспринимая услышанное на личном уровне, как это часто делают взрослые. У детей здоровая реакция. Для молодых это не просто экскурс в неизвестное прошлое, но и возможность что-то понять в современной жизни.

Наши дети лучше понимают ценность свободы, острее, чем мы, реагируют на малейшие ее ограничения. Им понятно, что такое несправедливость, и, размышляя после экскурсии о том, что увидели, они часто говорят о каких-то событиях сегодняшнего дня. Увы, они тоже знают, что такое насилие, просто сегодня оно существует в других разновидностях. Они не боятся проговаривать то, что с ними происходит, вслух. Как заметила Надежда, они честнее взрослых.

Школьники и студенты, воспитанные по законам клипового мышления, легче разгадывают символы и метафоры, заложенные создателями экспозиции. Там, где взрослые часто задают вопрос «что это?», они считывают зашифрованное содержание без труда.

ПОСТСКРИПТУМ

Поставила последнюю точку – и задумалась. Не уверена, что все дочитают большой текст до конца. Сегодня в моде короткие тексты по конкретному случаю, без подробностей и авторского отношения. Но как вместить в такой размер всё, что я узнала на этой выставке, о чем думала, слушая экскурсовода и разглядывая экспонаты, читая после этого материалы о Соловецком лагере особого назначения?

Обычно, говоря о политических репрессиях, мы поминаем недобрым словом работников НКВД, ОГПУ, поскольку они прибегали к насилию от лица государства. Забывая, что многие из них и сами сгинули в жерновах истории, что им верно служили сотни, если не тысячи заключенных, стремившихся облегчить собственную участь.

Как мне кажется, этот трагический опыт очень ценен. Только коллективный опыт социума, где понимают ценность личной свободы, неприкосновенности частного пространства, позволит нам не повторить того, что было в стране раньше.

 Фото Ильи Шалмана и Любови Агеевой

Источники информации:

Воспоминания соловецких узников. Том I

Сайт Биологического музея имени К.А.Тимирязева

Сайт музейного комплекса Казанского федерального университета

Сайт проекта «Засущенному – верить»

Дополнительная информация

Сценография выставки - Петра Пастернака. Свет Зиновия Бланка. Художник Мария Волохонская. Дизайн афиши Ирины Дилоян. Звук Александра Шилова. Рисунки Кати Осиповой. Экспедиция проекта: Андрей Резников и Екатерина Деркач, Институт наук о Земле Санкт-Петербургского университета.

Выставка подготовлена при содействии и помощи кафедры высших растений биологического факультета МГУ, Беломорской биологической станции имени Н. И. Перцова МГУ, Цифрового гербария Московского университета, Кандалакшского государственного природного заповедника, огромной помощи многих и многих участников длинной подготовки проекта.

При подготовке проекта были использованы фото- и архивные документы:

Центрального архива ФСБ России,

Государственного архива Российской Федерации,

Российского государственного архива социально-политической истории,

Государственной публичной исторической библиотеки России,

Государственной национальной библиотеки,

Российской государственной библиотеки,

Библиотеки биологического факультета Московского университета имени М. В. Ломоносова, кафедры высших растений биологического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова,

архива и музея Международного историко-просветительского, благотворительного и правозащитного общества «Мемориал»,

Национального архива Республики Карелия,

Национального музея Республики Карелия,

 Администрации Беломорско-Балтийского канала,

Архива при Информационном центре при МВД по Республики Карелия,

Государственного архива Вологодской области,

Музейно-выставочного комплекса «Музея Норильска»,

Государственного архива Пермского края и архивного отдела Красновишерского муниципального района,

Национального архива Хельсинки,

Личных архивов Ирины Галковой, Симона Шноля, Сергея Демичева, Николая Вехова, Ксении Кособоковой,

Музея истории Казанского университета,

Научной библиотеки им. Н. И. Лобачевского Казанского федерального университета.

Выставка подготовлена при содействии и помощи кафедры высших растений биологического факультета МГУ, Беломорской биологической станции имени Н.И. Перцова МГУ, Цифрового гербария Московского университета, Кандалакшского государственного природного заповедника, финансовой поддержке Европейского Союза в рамках программы «Европейская инициатива по демократии и правам человека», Фонда имени Генриха Бёлля.

В проекте участвуют гербарии:

Государственного биологического музея им. К.А. Тимирязева,

Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова,

Главного ботанического сада имени Н.В. Цицина РАН,

Ботанического института имени В.Л. Комарова РАН,

Музейно-выставочного комплекса «Музей Норильска»,

Воронежского государственного университета имени профессора Б.М. Козо-Полянского,

частного собрания ботаника и краеведа Марины Трифоновой,

Пермского государственного национального исследовательского университета,

Казанского (Приволжского) федерального университета.

Сроки работы выставки: 31 августа – 6 ноября 2021 года

Место проведения: Музей Н. И. Лобачевского, ул. Кремлевская, д. 18, корпус 6.

Время работы: понедельник – суббота с 9:00 до 18:00, выходной – воскресенье.

Предварительная запись по тел.: +7 (960) 031-01-30.