«Только ты сам себе судья»

Любовь Агеева

30 августа 2023 года

Наш собеседник — известный татарский композитор Эльмир Низамов. С ним встретилась Любовь Агеева.

— Послезавтра 1 сентября, начало нового учебного года. Не только для студентов, но и для педагогов. И у вас летние каникулы завершились. Не могу не спросить, как вы их провели. Знаю, что в июле вы работали. «Казанские истории» писали о премьере нового сценического варианта вашей оперы «Кара пулат» в Болгаре — вы там были, я вас видела. Потом был авторский концерт — презентация нового проекта с певицей Эльмирой Калимуллиной.

А в августе вас в Казани не было. В одном из интервью вы говорили, что летом любите путешествовать. «ВКонтакте», на вашей страничке, узнала, что вы посетили Армению. Расскажите, что это была за поездка. Почему именно Армения?

— Моей давней мечтой была идея поехать летом в какое-нибудь красивое место, снять дом, в котором обязательно должен быть рояль, и параллельно, отдыхая, иметь возможность творить. И такой дом нашелся именно в Армении.

Фото на память о Ереване 

Девять лет назад у меня была короткая творческая поездка в Ереван, и тогда Союз композиторов Армении организовал экскурсию в Дом творчества композиторов в Дилижане. Тогда я впервые увидел это место, и после этой поездки я очень захотел вернуться туда. И вот спустя 9 лет я его осуществил.

В советские годы там отдыхали и работали многие композиторы Советского Союза, приезжали и музыканты из-за рубежа. Например, по преданию, в том доме, в котором жил я, в 1965 году жил сам Бенджамин Бриттен. Эта поездка очень вдохновила меня.

Эльмир Низамов — пианист и композитор, заслуженный деятель искусств Республики Татарстан, лауреат премии Президента России для молодых деятелей культуры и республиканских премий им. М.Джалиля и им. Д. Сиразиева, член Союза композиторов РФ, член Союза композиторов РТ.

Выпускник 2011 г. Казанской государственной консерватории им. Н.Г. Жиганова. Педагог, доцент, заведующий кафедрой композиции Казанской консерватории. Стажировался в Центре А. Шенберга в Вене. В 2015 г. учился в Академии для молодых композиторов в Чайковском.

Автор камерно-инструментальных, симфонических, вокальных и хоровых произведений, музыки к театральным постановкам и кино. Автор музыки к более чем 35 спектаклям в театрах Татарстана. Среди крупных музыкально-сценических произведений: мюзикл «Алтын Казан», опера «Кара пулат». В концертном сезоне  2015-2016 — композитор-резидент Государственного симфонического оркестра Республики Татарстан.

— Задавать много вопросов про вашу биографию не буду. Вы так быстро стали известным, о вас так много написано, в том числе и в «Казанских историях», что нет смысла знакомить с вами читателей нашей газеты.

Читайте в «Казанских историях»:

«У вас крылья! Летите и творите»

Эльмир Низамов: на авторском концерте всегда аншлаг

Эльмир Низамов: «Этот спектакль – мое признание в любви городу Казани»;

Чудеса на берегу Казанки от Эльмира Низамова;

Татарская музыка звучит в Монте-Карло;

«Кара пулат» Эльмира Низамова на Тинчуринской сцене,

Для начала давайте уточним одну биографическую подробность, поскольку интернет дает разноречивые сведения. В каком году вы пришли в Казанскую консерваторию как преподаватель? В одном источнике назван 2011 год — это год вашего окончания учебы в консерватории, в другом — 2014-й - когда вы закончили аспирантуру.

— Так получилось, что о том, хочу ли я стать педагогом, знаете, когда меня спросили? Когда я еще не был студентом консерватории. Тогда шли вступительные экзамены. Есть экзамен, который называется колоквиум. Я показывал Маклыгину свои сочинения, и Александр Львович почему-то меня спросил: «А как вы относитесь к педагогике?». Мне на тот момент 19 лет было.

— Он вас уже знал?

— Нет, не знал. Я же из Ульяновска приехал. Конечно, удивился, подумал, о какой педагогике он говорит, если я ещё даже не студент. Но, видимо, это вопрос как-то запал в душу, и я его не забыл, когда учился в консерватории. Думал, наверное: не просто так меня об этом спросили.

На тот момент кафедра композиции была достаточно «возрастной», может быть, Александр Львович был так дальновиден и думал о ее будущем. Так я рассуждал.

А когда заканчивал консерваторию, даже вопроса не было о моей дальнейшей судьбе: я поступил в аспирантуру. А аспирантам очень часто дают какие-то часы. И с 2011 года я уже имел возможность почувствовать себя педагогом. Потом было 0,25 ставки — первый год, второй год — 0,5 ставки. Всё как полагается. У меня были какие-то пары, что-то я вёл.

Так получилось, что на втором курсе моей аспирантуры, в 2013 году, скончался Александр Михайлович Руденко. А у него на тот момент был класс. Его учеников распределили между другими педагогами. Одна студентка попала ко мне. Через год добавили еще одну студентку. Еще через год — студента.

И с тех пор веду класс композиции.  Сейчас у меня четыре ученика. Моя первая ученица уже окончила консерваторию. Ее зовут Ляйсан Абдуллина. Знаете, она окончила консерваторию не чем-нибудь, а камерной оперой «Береника» по одноименному рассказу Эдгара По. Ляйсан несколько лет работала Качаловском театре, заведовала  музыкальной частью, а сейчас работает в женском джазовом оркестре «Фантазия».

После аспирантуры я был назначен старшим преподавателем кафедры композиции, сейчас я доцент и занимаю должность заведующего этой кафедрой.

В настоящий момент у доцента Эльмира Жавдетовича Низамова несколько учебных курсов по двум направлениям подготовки: «Композиция» и «Музыкознание и музыкально-прикладное искусство»: сочинение; основы композиции; театральная музыка (мюзикл); прикладная музыка; обработка фольклорной музыки; современный музыкальный театр; история оркестровых стилей.

 — А не страшно ли было за преподавательской кафедрой, ведь сам еще недавно был студентом?

— Мои студенты, действительно, лишь немного меня моложе. Но в этом есть даже плюс, потому что они видят во мне пример того, что молодой человек тоже может чего-то добиться.

Помню мое первое ощущение при встрече с ученицей — ощущение большой ответственности: человек под твоим кураторством, под твоим видением будет писать музыку, заканчивать консерваторию...

Когда ты сам работаешь, не анализируешь, как это делаешь. И тут я начал анализировать себя, свою работу. Потому что мне нужно  объяснить ученику, как это бывает. Вот так, обучая другого, ты учишься очень многому сам.  

Мне кажется, научить писать музыку нельзя, но научиться можно. Должна быть своя тяга к творчеству и свое желание. Я могу только направить и что-то посоветовать.

Многие из моих студентов побеждают на конкурсах композиторов. Одна из первых моих студенток — Анастасия Костюкова — одержала победу на очень престижном всероссийском конкурсе композиторов «Партитура».  Другая — выпускница Екатерина Тарасова — победила на конкурсе в Сочи, который проходил в рамках Зимнего международного фестиваля Юрия Башмета. Еще один мой выпускник — Дмитрий Пахмутов — также лауреат множества композиторских конкурсов.

И это какая-то другая радость — когда радуешься не за себя, а за ученика.

— Проясним еще один факт из вашей биографии. Ваша творческая жизнь начиналась за фортепиано. Как из пианиста получился композитор?

— И в школе, и в Ульяновском музыкальном училище я очень серьезно занимался фортепиано, Одно время даже были мысли поступать в консерваторию в качестве пианиста. Я же на всякие конкурсы детско-юношеские ездил. Играл, например, «Чакону» Губайдулиной — тогда ее еще мало кто играл. Ездил прослушиваться в Казань, к профессору специального фортепиано Стелле Леонидовне Федосеевой.

Авторский концерт Э. Низамова на летней эстраде Национального музея РТ

Из музыкального училища выпускался как пианист с пятнадцатой рапсодией Листа, си-мажорной сонатой Шуберта, прелюдией и фугой Щедрина и ми-бемоль минорным (большим) этюдом-картиной Рахманинова. Рахманинов — вообще мой, как бы это сказать, музыкальный проводник.

Но, возвращаясь к моей выпускной программе, хочу уточнить: музыкой я начал заниматься очень поздно, в 11 лет.

— Да, поздновато. Как так произошло?

— Это было зимой, в январе. На работе у папы — на фабрике по производству мебели — был человек, который когда-то учился в музыкальной школе. В разговорах с ним выяснилось, что я не то что интересуюсь музыкой... Я буквально бредил ею: рисовал скрипичные ключи, фортепианные клавиши, изображал на столе, будто играю на фортепиано.

Вот этот человек однажды и говорит: «Эльмир, ты чего?! Есть же музыкальные школы, просто надо пойти туда и записаться». Я даже не подозревал, что можно музыке учиться! Настолько это был далекий от нашего мир.

Помню, когда мне было лет шесть, мы пошли в гости к знакомым, у которых стояло пианино. Я просто не мог поверить, что такое возможно — что пианино может стоять не в концертном зале (наверное, я знал это из какого-нибудь телевизора), а вот так, дома!

В детском саду у нас было пианино, но нас били по рукам: не дай бог испортим инструмент. Поэтому до сих пор, когда вижу пианино, сразу хочу к нему прикоснуться. До сих пор не могу наиграться!

В музыкальную школу меня брать не хотели. Говорили: «Середина учебного года! Приходите в сентябре!». Мама в слезы: «Возьмите, пожалуйста! Он же два месяца позанимается, и сам бросит...». С этим условием меня, видимо, и взяли. Но я не бросил, а настолько втянулся, что уже на концерте к 8 Марта давал первое свое «выступление»: играл что-то двумя пальчиками.

Взрослый парень! Рядом со мной такие же, как я, играют сложные программы… Меня ведь засунули к ровесникам — не могли же посадить в класс к шестилеткам. Ну а в июне я уже играл бетховенского «Сурка».

В следующем сентябре молодой педагог — ее звали Юлия Юрьевна Смирнова начала вести у нас предмет «Развитие творческих навыков». Она преподавала сольфеджио, музыкальную литературу, и где взяла программу предмета «Развитие творческих навыков», не знаю. Час в неделю мы сочиняли музыку. Сочиняли очень просто: «У нас сегодня тема — вальс, — говорит учительница и дает нам левую руку — ум-па-па, ум-па-па. А мелодию, — говорит, — придумайте сами. Следующая тема — танго»…

В конце года был обязательный концерт из сочинений учеников. Юлия Юрьевна объяснила мне сонатную форму, и я написал свою первую сонату, а потом что-то для скрипки с фортепиано.  

Но через два года она ушла. Все перестали сочинять. А я, наоборот, только вошел во вкус. Думал, зачем я чьи-то чужие сочинения буду играть, если могу придумать их сам? Такая у меня была логика.

Год я как-то проваландался «в собственном соку». А потом директриса ДМШ, на тот момент сменившаяся, видя, что мальчик неистово сочиняет музыку, познакомила меня с педагогом из училища — Ольгой Владимировной Буровой. Эта встреча всё изменила. Ольга Владимировна — очень творческий человек, она оканчивала Казанскую консерваторию как пианистка и композитор. В Ульяновске была единственным на тот момент профессиональным композитором.

Я к ней пришел с кипой нот. Она всё посмотрела, потом попросила поиграть на фортепиано. Играл, видимо, ужасно, потому она и решила взяться за меня. Взялась конкретно: два года до поступления в училище я бегал к ней по два раза в неделю. Поступила она тогда, как я сейчас понимаю, очень мудро: «Эльмир, если ты хочешь быть композитором, тебе надо очень хорошо овладеть инструментом. Нельзя быть хорошим композитором и не уметь хорошо играть на пианино!».

Два года я играл только этюды Черни и инвенции Баха. Два года — с 13 до 15 лет — сидел только на них.

Каждый урок Ольга Владимировна приносила на занятия кассеты с классикой (тогда же компакт-дисков не было). В основном это был фортепианный Шопен, но очень много было Рахманинова: может быть, поэтому я его и полюбил.

И, знаете, я понял, зачем она это делала. В какой-то момент, когда впечатления от музыки накопились, я пришел и сказал ей: «Хочу вот это и вот это играть». «Тогда надо совсем серьезно заниматься», — ответила она.

Мало того, что это развивало меня в смысле фортепиано — это воспитывало мой вкус. В профессии композитора это важно. Мы всё время что-то пробуем, импровизируем, сочиняем. И именно поэтому должны знать, что отсеять, а что оставить. Собирая сочинения под знаком opus, важно понимать, ЧТО имеет право оставаться в истории (пусть и в размере твоей личной биографии), а ЧТО нельзя давать слушать людям.

Композитор в своем материале на сто процентов должен быть уверен. Конечно, включается еще какая-то интуиция. Но вкус, который должен быть воспитан, никуда, как говорится, не деть. Это очень важно.

В 14 лет я победил в областном конкурсе «Новые имена». Победил как композитор. Мне дали Гран-при. В школе за победу подарили два тома «Хорошо темперированного клавира» Баха. И с этого момента обо мне начали говорить и писать.

К тому моменту я уже три года серьезно занимался музыкой. Хотя до этого гораздо больше времени — всё детство — думал, что буду врачом, только каким, не мог понять.

После Гран-при я впервые понял: то, что я делаю, оказывается, какого-то внимания может быть удостоено. Тогда и решил: «Все! Иду в музыку!». Сказал родителям об этом. Они спокойно одобрили.

— Знаю, как велика роль учителя в жизни композитора. Слышала от многих казанских композиторов. Вашим учителем в консерватории был Анатолий Борисович Луппов. Он недавно ушел из жизни. Царствие ему небесное.

Что вы можете сказать о своеобразии его работы с учениками? Как отразилось его влияние на вашем творчестве?

— Это, конечно, большой учитель в моей жизни. Но первое и самое главное его качество – это оптимизм. Оптимизм, который распространялся на всё и вся, и на его учеников, и на то, как он сам музыку писал, и на его жизненные установки. Я думаю, что у него были, конечно, сложные моменты в судьбе, но мы его знали только с этой стороны. Мы воспринимали его как очень лучезарного, светлого человека. При этом он очень как-то по-отечески к нам относился, очень неравнодушно. Он мог отметить, как ты одет, спросить, как ты себя чувствуешь… Мы часто бывали у него дома, могли с ним пообедать.

Помню, у меня, как у бедного студента, были моменты, когда элементарно денег не было. Он мог одолжить.  

При всем при этом он, конечно, очень требовательный был как педагог. Иногда у нас с ним бывали моменты какого-то непонимания. Допустим, он от меня ждал какого-то результата. а у меня не получалось так, как он хотел. Или не так быстро, как он хотел. У меня, например, оркестровка не сразу получалась. Он говорил, что можно вот так, вот так, так, так… Я ему говорю: «Анатолий Борисович, сколько вы лет этим занимаетесь? Вы этим занимаетесь 60 лет. А я полгода…». Я ему мог такие вещи очень прямо сказать.

Мы каждый год собирались в день его рождения. Однажды он вспомнил знаменитую фразу — плох тот учитель, чей ученик его не превозошел. И сказал, обращаясь ко мне: «Я считаю, что ты меня превозошел». Прямо так и сказал… Какой нужно быть широкой душей и какую самодостаточность иметь, чтобы вот так сказать своему ученику. Не все могут решиться, даже если они так думают.

— Я у многих композиторов спрашивала, включая Жиганова, какую роль в их становлении сыграли учителя. Назиб Гаязович, например, о каких-то преподавателях Московской консерватории отзывался очень хорошо. Генриха Ильича Литинского очень ценил — за то, что тот его не ломал, он развивал то, что природа в ученика вложила. И наоборот, плохо вспоминал о преподавателе, который всех учеников грёб под свою гребёнку.

Анатолий Борисович в этом смысле каким был?

— Я думаю, что он больше развивал то, что уже заложено в ученике. У него много учеников, и они все достаточно разные. Никто не скажет: вот это ученик Луппова и он похож на Луппова. Мы все очень разные. Анатолий Борисович учил нас каким-то техникам или каким-то стилевым направлением. Мы с ним много слушали музыки, много разговаривали. Он никогда не лез в материал конкретно: перепиши тему, переделай ноты. Он мог, конечно, что-то сказать: вот это нужно сократить, это немножко затянуто, а здесь лучше дать быструю музыку. То есть какие-то общие пожелания мог высказать.

В общем-то, можно сказать, я у всех учился. У Леонида Зиновьевича Любовского — полифонии, после его ухода из консерватории тот же предмет вел у нас Трубин Борис Николаевич. Занимался у Руденко, на чьем месте оказался впоследствии.

— Какие у вас отношения с Александром Львовичем Маклыгиным? До вас ведь он возглавлял кафедру композиции.

— Он много лет возглавлял кафедру теории музыки и композиции. Сейчас ее разделили: кафедрой теории музыки продолжает руководить Александр Львович, а кафедру композиции возглавил я.

 А отношения у нас прекрасные. Он всегда меня всегда поддерживал, как-то в хорошем смысле всё время подталкивал.

— Когда, в какой момент поддержка молодому композитору особенно необходима?

— Во время обучения, конечно. Вот, Александр Львович, например, никогда меня не хвалил. Что ни покажу, с его стороны всегда критика, при том что никаких специальных предметов у меня он не вел. Мы у него слушали курсы лекций — «Музыкально-теоретические системы», «Массовая музыкальная культура», «Джазовая импровизация». Но поскольку он был завкафедрой, то после всех зачетов и экзаменов по специальности «разбор полетов» проводил он. И последнее слово было его. Мне он много дельных замечаний высказывал. Мы и сейчас очень много общаемся.

— Вы очень успешный композитор, очень рано узнавший, что такое признание и даже обожание (сужу по аудитории вашего творческого вечера в ГБКЗ, на котором была). Такое не редкость в мире поп-культуры. Там своих идолов просто обожают. Но вы, как говорится, из другой оперы. К тому же вы не исполнитель — их знают больше. Вы композитор, человек, фамилию которого на концертах называют вторым.

Как вы считаете, что более всего способствует известности? И как пришла известность к вам? Вы уж слишком быстро стали знаменитым. Был ли тут элемент случайности или какие-то другие обстоятельства этому способствовали? С какого сочинения вы почувствовали себя знаменитым?

— Возможно, со стороны это и кажется, что быстро. Мне быстро не показалось. Помню, мне было 18 лет. Я был большим максималистом. Хотя в юности все такие. Но я таким и остался. Думал: мне уже 21 год, а что я сделал, что? Пушкина в 21 год знала вся Россию. А меня кто знает?  Разве что в Казанской консерватории…

Почему стал известным? Наверное, есть много факторов, часть из них зависит от меня, какие-то — не от меня. Когда мы ставим чайник на плиту, как он закипает? Потихоньку. Ставим на огонь и какое-то время должны подождать. Очень долгий процесс — пока чайник закипит. Но наступает момент закипания – и это сразу видно. Но до этого момента идет долгая невидимая работа.

Поклон на премьере нового сценического решения оперы "Кара пулат" в Болгаре 

Когда меня вдруг все увидели? Наверное, когда состоялась премьера оперы «Черная палата», в 2015 году.

Радостный день для композитора: опера "Кара пулат" на сцене театра имени Мусы Джалиля

— Я была тогда в театре имени Тинчурина. Это был большой успех.

— После премьеры со мной начали здороваться люди, которых я не знал.

А по поводу того, что композиторов обычно знают мало, здесь тоже очень много факторов. Мне кажется… Может быть, это как-то высокопарно прозвучит, но мне кажется, люди ждали прихода такого композитора, как я, они нуждались в таком композиторе. Очень долгий разрыв получился после поколения наших татарских классиков, которые ярко заявили о себе в 60-е, в 70-е годы: Яхин, Еникеев и другие. И не потому что не было талантливых людей. Конечно, они были. Просто жизнь так сложилась, что долгие годы не до музыки людям было. И тут появился такой амбициозный Низамов.

Кремль. Вручение премии Президента России для молодых деятелей культуры

— Я знала композиторов, которые пишут музыку только по внутреннему импульсу. Говоря современным языком — когда композитор сам и заказчик, и творец. Леонид Зиновьевич Любовский был таким композитором. Помню, как он мучил себя тем, что вынужден писать музыку по заказу, когда нет внутренней потребности. Когда Любовский закончил свою Пятую симфонию и предложил ее симфоническому оркестру, ему сказали, сколько будет стоить ее исполнение.

Вы, конечно, живете в другое время, когда такие ситуации — это обыденность. И вы довольно часто работаете для каких-то проектов: балет о Билли Миллигане, музыка к сериалу «Зулейха открывает глаза». снятого в 2020 году по популярному роману Гузель Яхиной – саунтрек «Звезда надежды» («Омет йолдызы»).

Этот факт как-то влияет на ваше творчество? И второй вопрос, который с ним связан: как вам работается, если у заказчика свой взгляд на то, что вы должны написать? Не тяжело ли, например, было вносить изменения в музыку балета, которые предложил вам написать Олег Ивенко?

— Я всегда вижу заказ… Как бы сказать — как способ расширить свои творческие возможности. Это всегда дополнительный стимул для работы, для развития. Есть какие-то вещи, о которых я даже бы не задумался. А тут мне пришло интересное предложение от режиссера или балетмейстера, как в случае с балетом о Билле Миллигане.

ОЛЕГ ИВЕНКО

— Музыку для спектакля написал модный казанский композитор Эльмир Низамов. У него уже большой опыт работы в музыкальном театре, но балет, кажется, написал впервые.

— Мне хотелось сделать киноспектакль — своеобразный триллер-балет с яркой музыкальной звукописью, обилием лейтмотивов, темами- и тембрами-персонажами. … Эльмир — выдающийся композитор, автор превосходной вокальной музыки, но в этот раз на нем лежала бо́льшая ответственность.

Я как продюсер хотел, чтобы балет жил после фестиваля, поэтому активно корректировал оркестровку, просил добавить тревожности, ярче очертить лейтмотивы и с каждым днем партитура становилась все лучше. Творческие люди очень ранимы, поэтому я старался понять, когда надо похвалить Эльмира, а когда направить, чтобы он полностью раскрылся.

ЭЛЬМИР НИЗАМОВ

—  Олег предоставил мне конкретные образы, которые нужно было музыкально услышать и прочувствовать. Я стремился создать необходимые для танцовщиков динамику, ритмы, атмосферу и при этом сделать партитуру многогранной и симфоничной: главная тема Билли по ходу действия преображается, переосмысляется в разных жанрах и формах. Мне хотелось, чтобы музыка следовала драматургии балета, но также в будущем могла звучать самостоятельно.

Из интервью Олега Ивенко газете «БИЗНЕС Online», 28 октября 2022: «Хотелось сделать триллер-балет»: Олег Ивенко сыграет в Казани знаменитого психопата»

2022 год. Премьера балета «Личности Миллигана» 

Кстати, в начале ноября, в рамках VI Фестиваля современного балета #StagePlatforma, зрители впервые увидят полную, двухактную версию балета «Личности Миллигана», поставленного ведущим солистом Театра балета Бориса Эйфмана, заслуженным артистом России, лауреатом премии «Золотая маска» Олегом Габышевым по мотивам романа «Множественные умы Билли Миллигана». Партию Миллигана исполнит Олег Ивенко. Премьера первой части балета состоялась в 2022 году.

Я благодарен тому, что у меня есть такие заказы. Они меня обогащают, они всё время тренируют, ставят тебе такие задачи, о которых ты никогда не думал. И появляется азарт...

Работа по заказу — это многовековая традиция композиторов. «Реквием» Моцарт тоже написал по заказу. Это нормальная практика, если композитор хочет жить своей непосредственной профессиональной деятельностью. Я себе тоже изначально давал такую установку — хочу заниматься только композицией.

Есть, конечно, какие-то заказы, которые мне мало интересны. От них я отказываюсь. Но в большей степени мне очень интересно в этом плане.

— Насколько я знаю, вы получили заказ на большую оперу, посвященную Федору Шаляпину. Есть уже какие-то идеи? Определился ли автор либретто? Есть конкретный срок исполнения или как получится?

— Либретто пишет Константин Рубинский. Работа большая, поэтому сколько точно потребуется времени, пока мне трудно сказать. Главное — работа начата.

Благодарственное письмо от Фонда "Возрождение": Эльмир Низамов и Минтимер Шаймиев 

— Поскольку вы имеете специальное образование не только композитора, но и пианиста, можно было бы ожидать, что вашим предпочтением в симфоническом оркестре всегда будет фортепиано. Но вы делаете солирующим самые разные инструменты: скрипку, баян и даже губную гармонику. Но в списке ваших сочинений, который я нашла на сайте консерватории, вообще нет ни одного сочинения для фортепиано.

— Я постигал музыку через фортепиано. И первые мои сочинения были написаны для фортепиано. Но композиторы всегда, и в XX веке, и раньше, всегда искали какие-то новые краски, новые грани. Всегда хотели свой горизонт расширять. Иначе все писали бы только музыку для фортепиано.

Проблема еще и в том, что для фортепиано написано очень много гениальной музыки. Просто шедевров. Трудно писать, когда до тебя были Лист, Шопен, Рахманинов.

Я тоже ищу какие-то новые краски, новые возможности, используя разные инструменты. И в камерной музыке, и в оркестровой, и в вокальной. Еще когда был студентом консерватории, ставил такие задачи.

Мне Анатолий Борисович говорил, что надо освоить духовые, струнные инструменты. Поэтому я больше писал для них.

Что касается фортепиано… Два года назад я написал цикл «Времена года». Как Чайковский. Для спектакля «Авиатор» в театре кукол «Әкият» я выбрал главным инструментом тоже фортепиано.   Думаю, что я еще что-то напишу.

­ — Не могу не оценить вашу творческую активность. Сочинений написано много, большинство уже звучит с эстрады, в театре, на радио, по телевидению. Многие слушают вашу музыку по ссылкам на вашей страничке в сети «ВКонтакте».

Что способствует такой активности? Сочинение музыки для вас работа или результат творческого озарения?

— Мне кажется, человек жив до тех пор, пока он чего-то хочет. Что-то придумать, что-то создать, что-то изменить вокруг себя. Это и делает человека человеком. Вот и мне всё время хочется что-то сделать. Мне хочется и в таком жанре, и в таком, и где-то выступить, и куда-то съездить, и что-то показать. И это желание дает мне много сил и энергии. А энергия имеет выход в виде творчества. Я даже не знаю, откуда что берётся. Просто как заведенный мотор. Не знаю, может, от папы с мамой. Они мой мотор завели.

— Состояние, понятное любому творческому человеку. Если над чем работаешь, из головы не выходит. Это не то что обычная работа: в девять часов пришел, в шесть ушел.

А чем объяснить вашу чрезвычайно широкую творческую палитру? Вы работаете в самых разных жанрах, используете разные стили. Но пока не востребованы крупные жанры – симфония, например. Оперы пока одноактные. Правда, «Кара пулат» — опера на два часа звучания.

Еще не пришло время, и вы не накопили соответствующего жизненного и профессионального опыта? Или не чувствуете необходимости расширять рамки своего творчества в этом направлении?

— Думаю, всему свое время. В этом году я написал Концерт для органа с оркестром. Это большое сочинение.

Я как бы соизмеряю свое творчество с теми жанрами, которые мне кажутся на сегодняшний день наиболее актуальными, наиболее резонируют с потребностями общества. Есть жанры, которые, как мне кажется, более востребованы. Тот же самый мюзикл.

А симфония — это больше дань традиции. Но это тоже стимул для работы. И мне интересно.

Почему у меня оперы одноактные? А мне до нынешнего года  двухактную оперу никто не заказывал. Я в этом плане человек очень гибкий, мобильный.

Мне кажется, немножко вчерашний день — писать то, что хочешь сам, не соизмеряя свои желания с теми возможностями, которые у тебя есть, например, для исполнения. Я считаю, что на крупное произведение обязательно должен быть социальный запрос. У меня есть заказы от оркестра — что-то в конкретную программу на 5-6 минут. Я говорю — есть на 11 минут. Не подходит, надо покороче.

Если я скажу, что у меня есть симфония, мне ответят — ты большой молодец, но мы ее исполнить пока не можем.

— Насколько я знаю, у вас был один сезон статус композитора-резидента оркестра. Что это дает?

— Это дает главное — возможность быть услышанным. Когда пишешь крупное сочинение, всегда волнуешься: сыграют его или нет, понравится ли оно музыкантам? В случае если ты композитор-резидент, этот вопрос снимается.

Художественный руководитель оркестра Александр Сладковский сказал, что оркестр готов исполнять мои сочинения, главное, чтобы это было интересно. А это для меня огромный стимул. И для вдохновения, и для работы. Это помогает двигаться вперед. Быть резидентом оркестра — это большая честь для меня, я очень благодарен оркестру за этот выбор.

— Вам повезло родиться на излете XX века. Теперь никто вас не обвинит, что ваша музыка не татарская, как это было в свое время с Назибом Жигановым. Современные татарские композиторы пользуются всеми музыкальными средствами, которые имеет человечество: и западными, и восточными.

Как вы считаете, почему сегодня музыку уже не оценивают по критерию татарская она или не татарская? И сильно ли в вашем творчестве национальное начало?

Знаете, что я заметила: на ваших авторских концертах в основном татары. Вас это не тревожит?

— Я не думаю, что моя публика — только татары. И я бы хотел, чтобы она была совершенно разная. Я не пишу музыку только для татар. Наоборот, мне хотелось бы, чтобы через мою музыку люди, которые далеки от татарской музыки, татарской культуры, знакомились с татарской музыкой, с татарской культурой. Мне хочется видеть себя таким мостом между народами.

Почему сегодня музыку не оценивают по национальному критерию? Наверное, потому, что мы с вами живем в эпоху глобализма: мы весь мир слушаем, весь мир слушает нас. Еще мы слушаем музыку прошлых эпох, слушаем фольклор разных народов, слушаем старинную музыку и джаз… Нам доступны совершенно разные эксперименты. Весь мир у наших ног, как говорится.

Это и не хорошо, и не плохо. Это такая данность, и она не может на нас, композиторов, не влиять.

Раньше городское население было относительно небольшим. Татары жили в деревнях, в селе, и там свое понимание национальной музыки. Ясно, что это не симфония. Потому и обвиняли Жиганова, считали, что его музыка не татарская. А для нас, сегодняшних, его творчество ценно именно как творчество татарского композитора, впитавшего опыт общемировой культуры. 

Откуда мы знаем, что скажут про мою музыку? Может быть, с моей музыкой произойдет то же самое.

Песни Резеды Ахиаровой — это ведь тоже не пентатоника в чистом виде. Но ее музыка отзывается в душе почти у каждого татарского слушателя. Мне кажется, это такой очень живой процесс. Попытка зафиксировать эталон татарской музыки по какому-то конкретному временному периоду — это путь сразу в музей. Нет, сразу в тупик.

— Меня несколько смутило ваше признание в разговоре с журналисткой «БИЗНЕС Online» Настей Поповой о том, что вы не видите границ между легкой и серьезной музыкой. Что вы при этом имели в виду? Нет вопроса, если эти определения имеют отношение не к качеству музыки, а к количеству аудитории. Ведь Бетховен писал разную музыку, в том числе лёгкую. Музыка Алексея Рыбникова — это какая музыка, элитарная или массовая, если ее знают все?

Такая проблема есть и в татарской музыке: одним нравится Жиганов, — другим Сайдашев. Один писал для знающей аудитории, другой — для всех. Извечный спор: кто из них лучше? Хотя татарам гордится можно и тем, и другим.

— Я не вижу сейчас в этом какой-то проблемы. Да и нет такого, чтобы кто-то ходил только на классику, а кто-то — только на популярную музыку. Сама жизнь всё перемешала, и мы в этом варимся. Послушали концерт классической музыки, выходим на улицу, а там музыка уже другая, легкая. А в соцсетях вообще всё есть: и симфония Моцарта, и романс Яхина, и музыка к кинофильму… Публика, которая не знакома с симфонической музыкой, при случае может с большим интересом ее послушать, из любопытства.

— Такой публики в ГБКЗ, когда там выступает Гергиев со своим оркестром, на спектаклях Шаляпинского фестиваля всегда много.

— Точно так же взрослые порой слушает музыку, которую любят их дети. Чтобы было о чем поговорить.

— Видела смещение жанров и стилей на концертах-кроссоверах. У оркестра La Primavera много таких программ. Симфоническая музыка и джаз, камерная музыка в одном концерте с композициями группы «Мураками»…

— Мне кажется, сейчас не важно, музыка элитарная или массовая. Мы, академические умы, которые воспитаны на серьезной музыке, хотим, чтобы к нам было такое же отношение, как к Стравинскому в начале прошлого века, когда он сотрясал залы своей неправильной музыкой… Сегодня такого потрясания не будет. Любая музыка воспринимается сейчас как элемент досуга, развлечения. Это часть единого информационного потока. Звучит по-разному, но суть одна. Неважно, что играют. Послушал — и забыл.

От музыки сегодня ждут какого-то выдоха, успокоения. Вот девушка в нарядном платье красиво поет. Вот симфония красиво прозвучала, что-то очень такое зрелищное... Вот приятный джазовый вечер с приятной публикой…

Мне кажется, сейчас каких-то эмоциональных потрясений слушателям не нужно. Точнее — потрясения сейчас нужны другие, нежели в начале прошлого века.

Даже музыкальные сочинения, которые когда-то были созданы с эмоциональным посылом к публике, сегодня работают по другим законам. Идут на имя дирижера, идут на имя исполнителя… Но мало кто разбирается в том, что слушает. В концертном зале это очень хорошо видно.

Но я бы публику не обвинял в этом. Она живет так, как чувствует. Это мы к ней должны приспособиться, а не она к нам. Публика хочет чего-то другого. Нужно к ней прислушаться.

Даже не публика, новое время требует чего-то другого. Моя задача как художника — это время услышать, почувствовать, и только тогда у меня будет контакт с публикой.

— В интересную сторону вы меня увели. Я никогда об этом не думала.

Авторский концерт Эльмира Низамова в декабре 2021 года 

Авторский концерт Эльмира Низамова в декабре 2022 года

Ваша опера «Кара пулат» была удостоена республиканской театральной премии «Тантана» в номинации «Событие года». Спектакль театра имени Тинчурина вошел в long list всероссийской театральной премии «Золотая маска» в 2017 году. Но «Маски» вы не получили. В 2020 году вы опять остались в списке возможных претендентов «Золотой маски» в номинации «Работа композитора в музыкальном театре». Вас так и представляют – дважды номинант.

Как вы воспринимаете такой чувствительный щелчок по носу на фоне вашей огромной популярности в Казани, где все цветы к вашим ногам?

 — Ну, во-первых, это не щелчок по носу, это номинация престижной всероссийской премии. В первый раз, когда я был в списке номинантов за спектакль Казанского ТЮЗа «Из глубины... Художник Ван Гог», «Золотую маску» получил Эдуард Артемьев. Это выдающийся композитор, живой классик. К сожалению, не так давно он ушел от нас.

Во второй раз, в сезоне 2018-2019, музыка к спектаклю «Аллюки» Центра реализации творческих проектов «Инклюзион» и Творческого объединения «Алиф» была выбрана экспертами из 386 музыкальных спектаклей, показанных в 74 городах России. Для меня это большое событие, большая честь. Премия ведь всероссийская.

Есть и второе: композитор, каким бы он не был талантливым, он очень зависим от исполнителей, от дирижера, от режиссера, если это театральный спектакль.

Если нет какого-то крупного, интересного музыкального проекта, твой талант никто не увидит, никто его не распознает. Обе названные работы в театре — это очень интересные экспериментальные спектакли. Потому их и заметили. Например, режиссер Туфан Имамутдинов поставил музыкально-пластический спектакль о Ван Гоге в драматическом театре.

Мне сложно тягаться с композиторами, осуществившие свои проекты в крупных оперных и музыкальных театрах. Мы в театре часто ограничены теми средствами, которые нам дают. Поэтому обе мои работы были очень скромные в своих возможностях.

Вот если бы у всех пяти заявленных композиторов была возможность поставить оперу в БОЛЬШОМ театре... В Большом не в смысле в Москве, в большом — значит, крупном. У всех одинаковые возможности, у всех одинаковые ресурсы. И тут уже можно сравнивать.

Теперь во-вторых. То, что я не получил «Золотую маску», не отбило у меня желания за нее побороться в третий раз. «Золотая маска» — это лишь результат, это не самоцель. Это результат успешной, яркой работы, когда сошлось всё — и постановка, и исполнители, и музыка…

— Меня не поймут, если я не спрошу вас об исполнителях ваших сочинений. Тем более, что вы всегда о них говорите с восторгом. С кем вам лучше всего работается и для кого вы пишете? Я почему-то уверена, что, сочиняя что-то, вы имеете в виду уже конкретного исполнителя.

— Вы правы. Часто именно так и бывает. Композитор рождает музыкальную мысль, идею. А потом ищешь под нее исполнителя. А иногда исполнитель ищет тебя. Бывают и такие случаи.

В последние годы я очень много работаю в области вокальной музыки. Это песни, романсы, музыкальные спектакли, мюзикл, опера. И уже сформировалась команда исполнителей, с которой я дружу очень близко, и творчески, и чисто по-человечески.

Я очень высоко ценю Эльмиру Калимуллину, Алину Шарипжанову, Илюсу Хузину, Эльзу Заяри. Считаю их выдающимися певицами нашего времени, нашей республики. Есть прекрасные исполнители-мужчины: Ильгиз Мухутдинов, Артур Исламов, Айдар Сулейманов, Ильгиз Шайхразиев и многие другие.  

Среди постоянных исполнителей не только вокалисты, это и инструменталисты. Дружу с руководителями коллективов, с дирижерами. Например, с камерным хором Миляуши Таминдаровой, камерным оркестром Рустема Абязова,   оркестром Анны Гулишамбаровой. Все они регулярно исполняют мою музыку.

Фото на память после концерта

— Я уже много лет пишу о необходимости камерного театра в Казани, где можно было бы показывать и оперы, и балет, и музыкальные комедии. И для такого театра уже есть репертуар. Прежде всего отмечу вашу оперу «Кара пулат» («Черная палата»). Назову оперу «Вий» Елены Анисимовой, «1+6» Ляйсан Абдуллиной, написанную на основе сказки Артема Силкина, несколько спектаклей и театральных миниатюр, поставленных Мниром Соколовым, в том числе монооперу «Дневник Анны Франк» Григория Фрида (Анна Франк: «Мы живем как бы на кусочке голубого неба»;  Любовь втроем... с телефоном). В жанре камерной оперы работают Ильдар Камалов и Ильяс Камал.

Фонд развития исполнительского искусства Sforzando, который возглавляет Данияр Соколов, много лет стучался во все двери с идеей создания в Казани камерного музыкального театра, но, к сожалению, молодых музыкантов не услышали. Театр не появился, и замечательная форма пропаганды классического музыкального искусства, которую явил нам этот фонд, по-моему, умерла. Слава богу, музыканты Sforzando себя нашли в Камаловском театре.

Есть ли какая-то перспектива у этой идеи? И что может поспособствовать ее реализации? Вы готовы помочь этому своим авторитетом?

На мой взгляд, у вас есть личная заинтересованность в таком театре — Данияр своими проектами объединял студентов и выпускников Казанской консерватории. И консерватория должна быть заинтересована в появлении такого театра. У вас есть оперная студия, она показывает свои спектакли в зале имени Сайдашева. Не самое удачное место — большую часть сцены у них занимает оркестр.

— Мне кажется, я помогаю этой идее уже много лет тем, что создаю современные музыкальные спектакли, и многие из них уже широко известны и нашей республике, и за ее пределами. Потребность в музыкальном театре очень высокая.

Я слышал, что сейчас идет обсуждение идеи создания музыкального театра в здании театра Камала после переезда его в новое здание. Считаю, это прекрасная новость, и со своей стороны постараюсь помочь всем, чем смогу для осуществление этой прекрасной идеи. Это обогатит культурную жизнь Татарстана и может стать новым витком и в истории и нашего театра, и музыки.

— Я слышала об этом. Но меня смутило название нового театра – Татарский музыкально-драматический. Как понимать ТАТАРСКИЙ? Находится в Татарстане – по примеру татарская нефть или проект сугубо национальный? К тому же нужен не просто еще один татарский театр, а театр с заданными характеристиками.

Как бы в нескольких штрихах вы написали музыкальный портрет современной музыкальной Казани? Что в этом портрете вам нравится, а что не очень?

— Казань — город музыкальный. Она занимает очень заметное место в музыкальной культуре России. Здесь есть яркие самобытные коллективы, отдельные исполнители. Обратите внимание, сколько сегодня в Большом театре певцов из Казани: Алексей Тихомиров, Аида Гарифуллина, Рузиль Гатин, Альбина Латипова, Михаил Казаков и другие.

Конечно, для полного счастья мне не хватает экспериментальной музыкальной площадки, где шли бы произведения современных авторов,  в виде опер, балетов, мюзиклов на регулярной основе, но есть надежда скоро такая площадка появиться.

— Думаю, не ошибусь, если скажу, что вы сегодня самый известный композитор в Татарстане. Ваше имя знают в Москве и других городах. Ваша музыка звучала и за рубежом. На ваших творческих концертах аншлаг. Популярность потрясающая.

Я понаблюдала за вами на поклоне после творческого вечера в декабре 2022 года — и не заметила величественной позы. Только нижайшее почтение: музыкантам, солистам — будто именно с их помощью вы впервые вышли на сцену, зрительному залу — будто вы впервые слышите такие овации. По-прежнему не зазнаетесь?

Напомню, в интервью Насте Поповой в 2017 году вы сказали, что зазнаетесь, когда получите свою первую Grammy. Есть такая перспектива? Составлен ли план достижения такого успеха?

Кстати, что вы считаете мерилом настоящего успеха в творчестве? Премия Grammy — это венец? Когда вы скажете самому себе — я достиг всего, чего хотел?

— Боюсь, что я так никогда себе не смогу сказать. Потому что человек делает что-то не для того, чтобы чего-то достичь. Ты делаешь, потому что тебе нравится.

Я люблю такую аналогию проводить: когда маленький ребенок в песочнице играет, он зачем это делает? Его кто-то попросил, заставил, ему обещали за это конфетку? Или ему это просто интересно?

Мы творим потому, что нам это интересно. Нам сам процесс интересен. Конечно, для меня большое вознаграждение, когда мою музыку знают, когда ее слушают, когда незнакомые люди на концертах или в сети поют мои песни… Для меня похвала — когда совершенно незнакомые мне люди просят ноты, хотят играть мою музыку. Полный зал на концерте — конечно, это высшая похвала.

Счастье композитора, когда твоя музыка начинает жить своей самостоятельной жизнью! В феврале 2018 года совершенно неожиданно получил запись своей токкаты для четырех домр, оркестрованную для народного оркестра. Ее исполнил Новосибирский юношеский оркестр народных инструментов под управлением дирижера Рустама Дильмухаметова. Великолепное исполнение!

Но моя цель не эта. Для меня главное — сам процесс творчества. Но если кому-то нравится то, что ты делаешь, конечно, будешь вдвойне счастливым человеком.

— А если не нравится? Или публике нравится то, что вам  самому не нравится? Мнения ведь могут не совпадать.

— Доверяю только своему собственному самоощущению. Только ты сам себе судья.

— То есть слава вам голову не кружит?

— Я не думаю об это. Я очень самокритичный. Мне очень важно, чтобы я сам был доволен своей работой: да, это то, что нужно.

Конечно, хорошо, когда тебя хвалят, и не очень приятно, когда наоборот. Но всё равно последнее слово за собой. Потому что ты себя не можешь обмануть.

— Желаю успеха. Такого, чтобы у вас был аншлаг на концертах не только в Казани.