Кремль как олицетворение баланса двух конфессиональных и этнических культур

Нияз Халит

26 августа 2024 года

Зумарра Халитова, первый редактор «Казанских историй», задумала написать книгу о своем сыне – докторе архитектуры Ниязе Халитове (1950-2017), одном из видных знатоков культурного наследия Казани и активном деятеле по его сохранению. Она планирует включить в книгу не только воспоминания о нем и его научные статьи, но и его многочисленные публикации в СМИ. Нияз Хаджиевич был одним их авторов нашей газеты.

Зумарра Рахимовна предложила для публикации его эссе, посвященное реконструкции Казанского кремля и строительству мечети Кул Шариф. К этому проекту он имел самое непосредственное участие и как один из его разработчиков, и как заместитель директора по науке Государственного историко-архитектурного и художественного музея-заповедника «Казанский Кремль». Судя по тексту, эссе состоит из фрагментов разрозненных публикаций, написанных до окончания строительства мечети.

Читайте в «Казанских историях»:

Нияз Халитов: «Идти через препятствия, а не по кем-то уже проложенной тропе»

Нияз Халитов: «Делай что должно, и будь что будет!»

Нияз Халитов: Нам не хватает понятия о значимости собственной культуры

Публикации Нияза Халита

Архитектурные ансамбли создаются веками

Мечеть Кул Шариф вчера и сегодня

Мечеть Кул Шариф, которой мы не видели

Башня Сююмбике – одна из трех сестер

Казанский Кремль – древняя цитадель Казани

Архитектура татарской мечети

Мечеть Азимова расцвела на руинах классицизма

Мечеть Нур-Али в Казанском Кремле

Металлическое кружево Казани – путеводитель Нияза Халитова

Металлическое кружево Казани. Публикация 1 

Металлическое кружево Казани. Публикация 2

Металлическое кружево Казани. Публикация 3 

2 октября 1552 года. После двухмесячной изнурительной осады и жестокого штурма, взорвав Аталыковы ворота и часть стены, русское войско ворвалось в горящую Казань. На узких городских улицах, на площадях и крепостных стенах кипели яростные схватки.

Зарево пожара играло на золоченых шарах и изразцах диковинной многобашенной мечети, под стенами которой отчаянно сопротивлялись нападавшим шакирды медресе во главе с сеидом Кул-Шарифом. Полностью перебив первую волну атакующих, они пали до единого в неравном бою.

…Поверженная Казань предстает перед двадцатилетним Иоанном, с удивлением и сожалением осматривающим прекрасные дворцы и мощные укрепления города.

Празднуя победу, молодой царь повелел воздвигнуть в ее честь в Москве памятный храм, дабы навсегда увековечить первый шаг Московского княжества к великой Российской империи - девятибашенный собор Василия Блаженного, а от центральной мечети Казани не остается камня на камне. 

13 ноября 1995 г. Указом Президента Республики Татарстан Минтимера Шаймиева объявляется: «...воссоздать (в Казанском Кремле) здание мечети Кул Шариф».

19 декабря 1995 г. Постановлением Кабинета Министров РТ объявлен открытый конкурс на лучший проект возрождения мечети Кул Шариф в Казанском Кремле.

21 февраля 1996 г. На территории бывшего Юнкерского училища торжественно заложен памятный знак на месте будущей мечети.

25 мая 1996 г. завершается конкурс.

9 июня 1996 г. Президент России Борис Ельцин, посетив место будущей мечети, обещал выделить на ее строительство 9 миллиардов рублей.

Эта краткая хроника показывает стремительность развития событий недавнего прошлого, однако она не передает той сложной политической атмосферы и борьбы мнений, в которой идея строительства новой мечети в Кремле завоевывала своих сторонников.

Впервые высказанная мною в одной из передач Татарского радио, эта идея была воспринята общественностью Татарстана далеко не однозначно. Я с удивлением обнаружил много ее приверженцев, но не предполагал, что идея реализуется так быстро...

* * *

Кремль, раскинувшийся на гребне высокого обрывистого холма, уже издали виден с просторов Волги, рисуясь на фоне неба шатрами и шпилями своих башен. Традиционно он всегда считался произведением русской архитектуры, занявшим место давно исчезнувшей татарской крепости Казан. Все его постройки создали как бы единый идейный монолит, где не могло найтись места для татарской идеи.

Впервые попытка поискать татарские корни современного Кремля была предпринята мною на страницах книги «Памятники архитектуры Казани XVIII - начала XIX веков», где писалось о преемственности основной архитектурной идеи Кремля в русское время: а что же такое в самом деле архитектура как не материализованная идея организации пространства? На этой основе Кремль выглядел уже памятником булгаро-татаро-русской архитектуры.

В Кремле, объявленном памятником русской архитектуры федерального значения… всякое новое строительство могло вестись только с разрешения органов охраны памятников при Министерстве культуры РСФСР на строго научной основе.

Документом, ярко отразившим уходящую эпоху, стала разрабатываемая коллективом авторов под руководством доктора архитектуры С.С. Айдарова и доктора исторических наук А.Х. Халикова «Научная концепция сохранения, реставрации и использования ансамбля Казанского кремля», где преобладала идея музеефикации всего комплекса, включая подземные остатки всех времен. После отрицательной рецензии АН Татарстана (рецензент — д.а. Н.Халитов), где критиковались именно концептуальные основы программы, этот документ был переименован в «Основные направления научной концепции…», утвержден и опубликован.

Положительной стороной данной разработки являлось то, что впервые была поставлена задача научного осмысления перспектив развития данной заповедной территории с позиций экологии культуры... Однако сказать, что эта благородная задача нашла достойное научное воплощение, пока было нельзя. И если историко-культурные проблемы здесь еще были как-то представлены, то архитектурно-градостроительные отсутствовали полностью. А без них никакая научная концепция развития Кремля попросту не может существовать.

Ориентация лишь на реставрацию и музеефикацию комплекса, несовершенного по своим градостроительным и архитектурно-художественным качествам, не могла привести к положительным результатам. «Что именно следует здесь сохранить? — писал я тогда. — Все ли здесь так уж ценно? Ведь генеральный «спор» между прежним военно-административным предназначением крепости и последующим — чисто административным, превратил его в поле сражения между изначальными идеями зодчих Средневековья и идеями архитекторов Нового времени. В этом сражении не оказалось победителей: поле боя усеяно останками идей и сооружений, — его теперь и предлагается нам музеефицировать».

Сегодня крепость выглядит как довольно сумбурно застроенная территория, где среди безусловно уникальных по своему художественному образу и историческому значению памятников обосновались заурядные, хотя и немалые по своим размерам сооружения. Теперь же, когда здесь прошелся смерч Советской власти, об ансамбле вообще говорить приходится разве что от бедности, выдавая желаемое за действительное. Здесь скорее — основа для будущего ансамбля, в случае, если мы сегодня сумеем найти правильный подход к реконструкции этой территории.

Историко-градостроительная идея Кремля рассматривалась как сумма составляющих комплекс отдельных сооружений, из чего неизбежно и вытекала идея полной реставрации его как чисто русского памятника, с частичной лишь консервацией обнаруживаемых археологических остатков татарских сооружений.

Таким образом, на почве Кремля столкнулись две идеи: «русская» реставраторская (С.С. Айдаров) и «татарская» реконструктивная (Н.Х. Халитов). Согласно первой позиции, восстановлению подлежали лишь те здания, которые не противоречили современному исторически сложившемуся контексту его застройки, подкрепленные достоверными проектными либо изобразительными материалами. Всякое иное строительство, по мнению С. Айдарова, противоречило Закону об охране памятников, международным конвенциям, Афинской хартии, Конституциям Татарстана и России, вело к разрушению Кремля как памятника. Фактически же восстановлению, согласно его позиции, подлежали утраченные ныне церковные и монастырские сооружения.

Русские летописи повествуют: царь Иван «град Казань взял... и кумиры сокрушил, и в те место церкви воздвигнул», «иде же... мечети варварские стояще, ныне же на тех местах видехуся церкви божия христианския». Такова была историческая реальность.

Но была и другая историческая реальность: эти церкви в ХХ веке были разрушены большевиками — в частности, как памятники колониализму. Как говорится, разрушение Бастилии есть больший памятник чем сама Бастилия. Надо ли их теперь восстанавливать? Это будут уже не памятники, а макеты в натуральную величину, — макеты памятников варварскому истреблению священных для мусульманской части жителей Казани зданий: мечетей, усыпальниц ханов и святых.

Ситуация оказывалась тупиковой. Кремль требовал градостроительной реабилитации. Как памятник он мог быть лишь реставрирован, но реставрация была невозможна по политическим и морально-этическим мотивам. Оставалась реконструкция с опорой на основную архитектурную идею.

Мечеть относится к категории именно таких изначальных идей, которые достались нам от первого, булгаро-татарского периода ее истории… Силуэт Кремля — это тоже памятник нашей древней культуры, сохранить который мы обязаны...

Распоряжением Кабинета Министров РТ была создана Комиссия по разработке концепции градостроительного развития комплекса Казанского Кремля. Руководителем-координатором коллектива стала председатель Союза архитекторов РТ Ф.М. Забирова. Позже в разработку активно включились сотрудники вновь созданной научной части Музея-заповедника «Казанский Кремль». В основу разработки лег историко-архитектурный, в том числе и градостроительный, анализ кремлевского комплекса…

Кремль действительно нуждается в серьезной реконструкции, и это, кажется, уже всем понятно. Однако здесь важен концептуальный подход к осмыслению каждой из позиций и выбора приоритетов для определения категории важности их как памятников определенной эпохи.

В эпоху политических потрясений, связанных с переосмыслением исторических и футурологических концепций, как это случилось у нас после падения коммунистической идеологии, критический обзор всего исторического наследия был просто необходим.

«Перестройка» и последовавшие за ней важнейшие для нас политические процессы суверенизации Татарстана создали основу для некоторой самостоятельности решений, хотя замахнуться на Кремль, остававшийся в сознании всех, с одной стороны, «исконно русским» по своей архитектуре памятником, а с другой — священной, политой кровью предков землей, где когда-то стояли главные сооружения погибшего государства, никто не пытался.

Процесс осмысления Кремля как мусульманского сакрального пространства стал набирать силу после того, как национальное движение Татарстана совместно с Духовным управлением мусульман России, Европы и Сибири, вдохновившись масштабно проведенными юбилеями 1100-летия принятия Ислама булгарами Поволжья и 250-летия ДУМЕС, стали проводить ежегодные массовые молебны на площади у Благовещенского собора.

Объявленная по настоянию национальных сил минаретом Ханской мечети XVI века башня Сююмбике была торжественно увенчана в 1993 году золочёным полумесяцем и стала своего рода символом татарского присутствия здесь, хотя никто из специалистов-архитектуроведов ее за памятник татарского зодчества так и не признал.

Впрочем, это и не важно: минаретом мечети может служить любое возвышение или высокое сооружение; никакой особой сакральности для него не требуется. По законам же Ислама «весь мир-мечеть», и для нее не требуется особо освященного или даже архитектурно оформленного пространства, нужно всего лишь удобное для моления место. И оно реально существует уже несколько лет как мечеть под открытым небом у подножия башни Сююмбике, действующая ежегодно 15 октября, в день поминовения павших при защите Казани в 1552 году. С момента ее появления башня, какой бы ни было ее происхождение, — стала татарским архитектурным сооружением — минаретом.

Это положение пока с трудом осознается сторонниками «чистоты стиля», излишне примитивно понимающими сущность национального в архитектуре — всего лишь как «исконную» культурную принадлежность или хотя бы наличие цитат из наследия прошлого, так или иначе вкомпонованных в современное сооружение. При этом не дооценивается главное: национальная идея, национальное содержание.

В этом плане чисто теоретический, казалось бы, спор о национальном в архитектуре приобрел вполне реальные формы: какую идейную основу заложить в концепцию дальнейшего градостроительного развития кремлевского комплекса, какие приоритеты заложить в принципы реабилитации силуэта и композиции комплекса? Ведь Кремль — это не городище, расположенное где-нибудь на окраине и могущее быть музеефицированным на какой-то период с позиций научной реконструкции и объекта туризма. Это — важнейшая архитектурная доминанта в центре города, видная отовсюду и формирующая городской силуэт.

Кроме того, с точки зрения сегодняшнего дня и перспективы долгой, я надеюсь, жизни нашей столицы, Кремль как очаг татарской государственности должен получить адекватное архитектурное развитие и подвергнуться коренной реконструкции. Учитывая, разумеется, все нормы обращения с памятниками истории и культуры. Всё это ставит Кремль в число объектов, не имеющих перспектив без дальнейшего развития. Там непременно должны появиться новые масштабные сооружения: музейный комплекс, мемориальные надгробные сооружения над могилами наших государственных деятелей прошлого — булгарских князей, ханов-чингизидов, сеидов, соборная мечеть, представительские здания.

Реконструкция Кремля как оплота государственной власти и символа его государственной истории — сегодня уже не только чисто архитектурная задача, но также и политический акт; ее необходимость не может быть подвергнута сомнению. Подобной же реконструкции подвергся, к примеру, в XV веке Московский Кремль, как центр государства, объявившего себя «Третьим Римом», что потребовало адекватного архитектурного отражения…

После серии публикаций в прессе идея строительства новой мечети в Кремле обрела поддержку на высшем уровне. В политическом послании к представителям Европейского сообщества Президент Минтимер Шаймиев сформулировал основные позиции государственной политики Татарстана и высказал идею строительства новой мечети в Казанском Кремле как восстановление исторической справедливости и зримое олицетворение баланса двух основных конфессиональных и этнических культур: татарской и русской.

Для исторического обоснования сомнений не возникало: ведь эта мечеть здесь была когда-то, и, как уже говорилось, она реально существует уже несколько лет. Ей осталось лишь обрести достойные архитектурные формы…

Полемика, развернувшаяся в печати, показала: многие не приемлют самой идеи реконструкции Кремля, считая его завершенным архитектурным ансамблем и требуя не переделывать историю. История, по их мнению, может быть достойно представлена лишь памятниками прошлого: современникам в доверии творить Историю было отказано.

Однако, первый же взгляд на силуэт Кремля говорит: именно архитекторы прошлого безнадежно испортили образ Кремля, разрубив его пополам прямой главной улицей-коридором без единой площади, разместив в нем огромные корпуса Присутственных мест, Юнкерского училища, развернув все здания задворками наружу. Но их ли была в том вина? Не была ли то директива человека с аксельбантами и эполетами, — генерал-губернатора?

Формы реализации идеи у ее сторонников вновь вызвали полемику. Здесь столкнулись три основные позиции.

Радикальных националистических сил (З. Зайнуллин и др.), которые считали, что строительство новой мечети — уловка политиканов с целью навсегда оставить за Православной церковью исторические здания мечетей Кул Шариф и Нур-Али, перестроенные в XVI веке под Благовещенский собор и Дворцовую церковь.

«Реставраторская», представленная С.С. Айдаровым. Он категорически возражал прежде против самой идеи, став горячим сторонником реставрации одного из реально существовавших в прошлом монументальных средневековых зданий: Хан-джами, Нур-Али или Кул Шариф по предлагаемым им реконструкциям и в точности на том месте, где они будут археологически обнаружены. На выполненном им проекте здание «мечети Кул Шариф» разместилось почти вплотную к Благовещенскому собору на предполагаемых археологических остатках (они так и не были найдены).

По «реконструктивной» идее (Н.Халитов, Ф.Забирова и др.) здание мечети должно быть воплощено в современных формах, но с учетом татарских архитектурных традиций и исторического окружения Кремля, и разработано на конкурсной основе.

Комментируя заявления Заки Зайнуллина, необходимо сказать, что они не лишены оснований: под зданием названных церквей действительно обнаруживались остатки татарских монументальных сооружений. Благовещенский собор, каковы бы ни были его корни, — это явный памятник победы христианства над Исламом и уничтожения казанской государственности. Правомерно поднимать вопрос о моральности проведения в стенах этого здания богослужений.

С «реставраторской» концепцией дело обстояло несколько сложнее, хотя и не слишком. Даже за последние десятилетия градостроительная ситуация как в самой крепости, так и вокруг нее в корне изменилась. Неизмеримо возросли масштабы построек. Даже если бы мы доподлинно знали что-нибудь о постройках времен Казанского ханства, то, восстановив средневековые мечети в их первоначальных размерах и формах, мы всё равно не смогли бы возродить исторически достоверную картину: они пропадут на фоне протяженных и высоких корпусов XVIII-XIX веков.

Принципиальные установки «реконструктивной» концепции были таковы: не надо бояться современных форм — вопрос лишь в том, чтобы не только не нарушить основ складывающегося ансамбля, а улучшить его. Не стоит бояться и соседства памятников старины: это уже вопрос этики и правильной культурной политики. Взглянем в прошлое: разве кто-нибудь из архитекторов XVII, XVIII или ХIХ столетий смущался соседством Благовещенского собора, других древних памятников?.. 

«Пробным камнем» на пути осуществления этой идеи стали два закрытых конкурса, организованных на общественных началах в стенах фирмы «Татинвестгражданпроект» в 1994 году, показавшие явную неподготовленность участвовавших в них архитекторов к решению проблемы в чисто профессиональном плане, а также «провал» на концептуальном уровне. На совещании у Президента РТ было решено объявить открытый международный конкурс на лучший проект кремлевской мечети.

Политическая идея баланса культур и отделения религии от государства подсказала следующее решение: здания Благовещенского собора и будущей мечети будут объявлены памятниками культуры и переданы на баланс государственного Музея-заповедника «Казанский Кремль» с предоставлением возможности проводить в них ежегодные праздничные богослужения. Указом Президента РТ от 13 октября 1995 года эти положения были законодательно закреплены. Постановлением Кабинета Министров РТ от 19 декабря 1995 года был объявлен открытый конкурс на лучший проект возрождения мечети Кул Шариф в Казанском Кремле, а 7 января 1996 года в торжественной обстановке собор был передан с баланса Государственного архивного управления РТ на баланс музея-заповедника.

Способны ли мы сегодня осознать масштабы свершившегося?  Еще не появившись над поверхностью земли, еще даже не начертанная рукою архитектора на листе бумаги, идея воссоздания мечети в Кремле обозначила коренной перелом в сознании нашего народа, поставивший жирный крест на 450 годах рабского существования в рамках православной империи. Спустя почти полтысячи лет после падения царства, насмерть схватившегося с московским хищником за свою свободу, древняя цитадель Казани стала центром возрождающегося государства и резиденцией его главы — свободно и всенародно избранного Президента. И, как бы зримо обозначая это историческое событие, ее архитектура, прочно связавшаяся в нашем сознании с русской колониальной и церковной администрацией, вновь обретала татарский образ.

Таким образом Кул Шариф — это не просто мечеть, и даже — не просто главная мечеть Казани и государства. Это — новый символ Казани и Татарстана, притягательный центр для всей татарской диаспоры. Это — вектор, направленный из прошлого через сегодняшний день в будущее.

Надо понимать это так, как понимает каждый татарин, приходящий на это священное место: глубоко внизу, под землей лежат перемолотые в прах осколки былых цивилизаций и эпох прошлого: булгарской, золотоордынской и ханской Казани. Живое дерево татарской архитектурной культуры было под корень срезано здесь в середине XVI века воинами Ивана Грозного и православными миссионерами. От нас его отделяют черный слой пожарищ октября 1552 года и четыре столетия насилий и безнадежности, тяжелыми могильными плитами лежат над ними фундаменты церквей, монастырей и зданий колониальной администрации.

Международный конкурс на лучший проект новой мечети завершился 25 мая 1996 года. Далеко не все участники, даже члены жюри до конца осознали его культурно-историческое значение и возможности. Здание призвано реабилитировать утраченную градостроительную целостность кремлевского ансамбля, обогатить силуэт города и символизировать собою мирное сосуществование двух главных конфессий Татарстана: мусульманской и православной. Следовало прощупать и неведомые пока способы работы нового объекта со сложившейся исторической средой Кремля.

Какой она будет? Зримо воплощенной ностальгией по погибшей средневековой культуре или авангардной по своей архитектуре? Робко ищущей свое скромное место среди признанных авторитетов прошлого или уверенно лидирующей в сложившемся ансамбле?

Народная память сохранила воспоминания о главной мечети средневековой Казани Кул Шариф, по образу и подобию которой, говорят, построен знаменитый собор Василия Блаженного, храм-памятник в честь завоевания Казани русскими в XVI веке. Величие и красота форм этого памятника, однозначно присвоенные русскими, вызывают естественное желание вернуть их в лоно родной культуры. Однако кажущийся логичным путь — воспроизвести средневековые формы исчезнувшей мечети — оказался тупиковым. Реставрационный подход исключен: об архитектуре этого здания не известно практически ничего.

По сути же, мемориальный характер нового здания обеспечивался уже самим его названием и не требовал тавтологических подкреплений.

Углубляясь в существо вопроса, можно отметить следующее. Историки архитектуры и этнографы отмечают резкую ориентализацию русской культуры, начиная с XV века, с момента появления на исторической арене Казанского ханства. Известно, что барьер между противостоящими культурами падает после победы одной над другой. Именно это явление мы и можем наблюдать в XVI веке, вскоре после того, как татарская национальная культура стала трофеем Москвы, ярким примером чему является архитектура храма-памятника Василия Блаженного в Москве, и не только. Уничтоженная архитектура татарских городов как бы «размазалась» по фасадам московских теремов и церквей, породив знаменитое русское «узорочье», восточные корни которого пока, кажется, сегодня никто и не пытался искать. Так или иначе, черты исчезнувшего татарского монументального стиля стали неотъемлемой принадлежностью русского национального стиля и уже не могут сегодня употребляться в архитектуре мечетей без риска быть ложно истолкованными мусульманами.

Итак, с глазами, обращенными назад, нельзя идти вперед. Конкурс показал это со всей очевидностью.

Показателен в этом отношении пример проектов, воспроизводивших в трансформированной форме архитектурную идею собора Василия Блаженного. «Лобовой» подход, когда за основу была принята художественно-образная идея этого здания (арх. С.С. Айдаров, Р.С. Айдаров, поощрительная премия), был отвергнут в силу того, что собор этот давно стал символом русской культуры, где бы ни лежали истоки его своеобразия. «Слишком похоже на церковь» — этот вердикт уже выносили мусульмане 150 лет назад архитектору Коринфскому, когда он предложил свой вариант мечети Караван-Сарая в Оренбурге в духе классицизма. Попытка авангардистского решения той же идеи (арх. М. Басыров) была, кажется, более плодотворной, но выглядела столь радикальным вмешательством в сложившуюся историческую среду Кремля, что также была отмечена лишь поощрительной премией.

Тем не менее, образ мечети с многими минаретами как зримый символ культуры разрушенного когда-то государства витает сегодня над Татарстаном.

Минареты новой мечети должны «собрать» всю разваливающуюся композицию Кремля воедино, вознестись выше всех его сооружений. Нечто подобное я увидел во время своей недавней поездки в Египет, где на холме, господствующем над всем Каиром, в его древней цитадели, возвышается громада мечети Мухаммеда-Али, выстроенной всего лишь в 1848 году в формах, вполне современных для мусульманского мира того времени, и в окружении средневековых, намного более мелких зданий. Как и у нас, эта мечеть стала своего рода политической декларацией просвещенного паши, уничтожившего средневековый произвол мамлюков и объявившего новый курс на сближение с Европой. Сегодня это — гордость каирцев…

Образные характеристики архитектуры — это лишь внешняя сторона проблемы. Подлинная сущность всегда закладывается на уровне генеральной идеи. В условиях Татарстана, где одной из основных религий издревле является Ислам, следует особое внимание обратить на общественную функцию и градостроительную роль мечети. После шквала захватнической войны в Поволжье, закончившейся полным уничтожением государства татар и его городской культуры во всех ее проявлениях, Москва начала борьбу за окончательную ликвидацию Ислама на оккупированных ею территориях. Двести лет такой политики не могли пройти бесследно: народ утратил даже память о лучших произведениях зодчества, ушли мастера, знание строительных конструкций, виртуозной резьбы по камню и изготовления изразцов, ковки по металлу и многое другое.

С уничтожением татарской государственности мусалла, аль-кабир и наиболее монументальные типы джами полностью исчезли из обихода татар как общественные сооружения, их здания были разрушены. В условиях православной империи с ее агрессивной конфессиональной политикой выжили лишь наиболее простые и непритязательные по своей архитектуре варианты джами и махалля-мэчете.

Мир социализма рухнул, унеся с собою в могилу свою систему ценностей, оставив нам, однако, в наследство множество проблем. Одной из таких проблем, особенно актуальной в сегодняшней жизни молодых городов, является отсутствие архитектурно оформленных общественно-культурных центров, в художественном образе которых отразилось бы тяготение их жителей к духовному общению. Подлинное, а не искусственно насаждавшееся сверху унитарной официальной идеологией.

В мире западных цивилизаций противостояние церкви и «света» сформировало целый ряд общественных зданий под государственным контролем; они и взяли на себя функции общения, просветительства, правосудия и т.д. В противоположность этому в мире Ислама мечеть возложила на себя роль основного общественного и культурного центра со многими функциями. Разумеется, всё это так или иначе должно было отразиться и на архитектуре.

Наиболее известной функцией мечети, кроме религиозной, является функция просветительская, — причем многие мечети в прошлом и сегодня представляют собою крупные научные центры, имеют огромные библиотеки. Неразрывно связаны с мечетью и религиозные училища — медресе, иногда выделяющиеся в отдельные здания и комплексы.

Существуют и вспомогательные помещения как столовые, административные, хозяйственные и прочие. Издревле обширный двор мечети был местом общественных собраний, общения правителей с народом. Кроме того, мечети предоставляли место для таких социальных нужд, как образование, убежище для путешествующих и бедных. В часы, свободные от богослужения, помещения мечети превращаются в школу, дискуссионный клуб, место общения прихожан или совершения правосудия по законам шариата. Ночью они могут быть открыты для ночлега путников и бездомных. Таким образом, функционально мечеть — это учреждение, издревле исполнявшее роль общественно-просветительского центра определенной группы мусульманского населения, в зависимости от ее ранга и предназначения.

Мечеть как общественно-культурный центр татар — это и есть та функциональная идея, что может вдохнуть жизнь в мертвый ныне комплекс брошенных казарм бывшей воинской части.

Именно этот подход был продемонстрирован в двух проектах, разделивших на первом туре конкурса вторую премию: «пятиминаретном» (арх. Софронов, Р. Хафизов, Д. Зуев) и «четырехминаретном» (арх. А. Саттаров, Ш. Латыпов, Р. Сафин). Здесь мы видим неожиданный, но глубоко отражающий суть вышесказанного подход к организации пространства, сопряженный с поистине столичным масштабом здания.

По сути, авторы сломали стереотип, связанный с мечетью как с небольшим зданием на огороженной территории, и предложили варианты развернутого комплекса зданий, величием своих форм выражающим пафос возрождения государственного типа мечети, ушедшего в небытие 440 лет назад, сломали барьер рабской психологии. Может быть, именно это и стало главным результатом первого тура конкурса.

Давайте вернемся к идее конкурса, еще раз оценим масштаб события, совершающегося на наших глазах. Сегодня впервые за последние полтысячи лет мы ставим перед собою задачу выбора генеральных путей дальнейшего развития нашей культовой архитектуры. По архитектуре этого здания о нас будут судить не только наши потомки; она представит нас и перед мировой цивилизацией. Татарстан сегодня — не захолустная провинция России, где сквозь загаженное заболоченное устье едва сочится ручеек угасающей культуры. Рождается на земле новое государство, интеллектом своего народа подающее пример положительных решений самых сложных политических проблем — межнациональных. Сегодня, когда бушуют войны в Боснии и Чечне, Эритрее и Сомали, тлеют конфликты в Квебеке и Стране Басков, «татарстанская модель» культурно-политического развития ставит нас в разряд передовых по своему интеллектуальному уровню наций.

Архитектура такого народа не может быть лишь тоской по прошлому. Мечеть в Кремле должна достойно представить нас на мировой арене. Сегодня мы имеем уникальную возможность, затратив те же средства, построить либо стереотипное здание, взглянув на изображение которого никто не определит его местоположение, либо — уникальное, татарский вклад в мировую культуру Ислама. Конкурс показал, что архитекторы Татарстана способны выполнить эту задачу.

В условиях второго тура уже главенствовали идеологические позиции, о которых в первом туре говорилось с некоторой оглядкой. В них декларировалось, что здание мечети ещё и призвано символизировать собою мирное сосуществование двух главных конфессий Татарстана: мусульманской и православной, и не уступать при этом доминирующему значению Благовещенского собора (с колокольней), построенного в ознаменование победы христианства над Исламом и уничтожения Казанского государства. Кроме решения чисто функциональных и пространственно-композиционных задач, в архитектуре мечети требовалось отразить приоритеты государственной политики Татарстана на сегодняшний день, мемориальный характер сооружения, исламский его характер, национальные традиции татарского зодчества, легенду художественного образа.

Главная мечеть Татарстана и татарского народа, возрождающего свою государственность — вот идея, достойная быть декларированной в ее архитектуре.

Фото Нияза Халитова

К сожалению, жизнь грубо и зримо вносит свои коррективы, на этот раз — в виде материальных ограничений. Татарстан — не Кувейт, и экономический фактор оказывается порою определяющим в решении многих проблем. Декларированная в двух названных проектах первого тура идея, несмотря на свою прогрессивность и одобрение жюри, членов правительства и Президента, едва ли сможет воплотиться в полном объеме.

Тем не менее, мечеть, строительство которой первоначально предполагалось финансировать за счет только частных пожертвований, получила неожиданную государственную поддержку из Москвы: во время своего предвыборного визита в Татарстан Б.Н. Ельцин объявил о вкладе России в фонд возрождения мечети Кул Шариф и фонд реставрации Благовещенского собора 9 млрд. рублей. Значение этого, в сущности, символического вклада России трудно переоценить: с этого момента высшее руководство страны, можно считать, официально признало правомерность ведущейся в Казанском Кремле реконструкции и одобрило ее генеральную политическую идею. Денежная же помощь Москвы делает просто неэтичной отсутствие финансовой поддержки мечети со стороны официальной Казани.

Второй тур принес результат почти предугаданный: победил проект, где объединились творческие силы двух лидеров предыдущего на основе «четырехминаретной» идеи (арх. Ш. Латыпов, И. Сайфуллин, А. Саттаров, М. Софронов). Принципиальная установка авторов на развитие базовой композиции по оси бывшего Юнкерского училища привела к новому идеологическому конфликту: претензии татарской общественности к выбору участка «на задворках воинской части» усугубились явным подчинением комплекса мечети оси «восток-запад».

Пространство двора не осознавалось авторами как мечеть. В качестве молельной территории рассматривалось лишь здание в центре композиции, хотя это и противоречило здравому смыслу: в дни праздничных молений никакое здание в Кремле не способно вместить одновременно 8-10 тысяч человек. Таким образом, задача организации молельного ритуала выходила далеко за рамки проектирования собственно здания, а включала в себя организацию генерального плана, вопросы формирования художественного образа всей территории двора как сакрального мусульманского пространства, должного органично вписаться в историческую застройку Кремля.

Это противоречие привело к организации дополнительного клаузурного блиц-конкурса (клаузура — первоначальный набросок, эскиз архитектурного проекта) татарстанских архитекторов в помощь разработчикам мечети. Найденное в итоге решение (арх. И.Сайфуллин, С. Шакуров), как и предписывалось условиями клаузуры, основывалось на прежних принципах организации пространства и сохранило принятую центрально-купольную с четырьмя минаретами композицию главного здания и его масштабы, однако изменило художественный образ всего ансамбля, заложив в него ряд смысловых семантических элементов, приблизивших архитектуру мечети к местным традициям, своеобразно прочитанным авторами.

В основу плана здания положен принцип, прослеживающийся еще на памятниках средневековой Булгарии: прямоугольный (квадратный) абрис, фланкированный четырьмя угловыми башнями-минаретами (аль-Кабир г.Булгар, XIV в.). Нашла свое отражение и легенда о восьмибашенной мечети Кул Шариф: здание имеет дополнительные башенки, приближающие ее к легендарному образу. В основу  планировочной идеи лег комбинаторный знак мусульманской конфессии «бисмилла» (два пересекающихся под углом 45¦ квадрата. Авторы полагают, что примененный сакральный знак становится носителем содержания высшего порядка на уровне «оберега», легенды художественного образа, отражающим символику общеисламского характера.

Вторым, более явным элементом художественного образа, органично вплетающимся в архитектуру здания, стал «древнебулгарский знак возрождения и процветания (цветения)» — тюльпан, не утративший своего значения и по сегодняшний день. Мотив тюльпана признан также символом Духовного управления мусульман России, стран СНГ и Восточной Европы.

Разработанная авторами конструктивная система, символически вписывающаяся в пересекающиеся квадраты, дает пространственную схему из пересекающихся на разных уровнях арок различной кривизны, зримо воспроизводящих упомянутый мотив тюльпана. Согласно предлагаемой легенде, семантическая нагрузка знака достойна символизировать, наряду с гербом, флагом, гимном, возрождение суверенной государственности РТ.

Дискуссия о приоритетах разрешается на уровне разрабатываемой Концепции сохранения и использования комплекса Казанского Кремля. В основе её лежит переориентация его идеологической основы с милитаристского русла (в котором он развивался в последние столетия) на гражданское, соблюдение баланса двух основных этнических культур Татарстана в дальнейшем формировании его облика. С этих позиций приоритет новой мечети как историко-культурного памятника над окружающими ее зданиями казарм — бесспорен…

Идея значимости мечети эволюционировала в процессе конкурсного проектирования, однако уже сегодня назрела необходимость пересмотра многих позиций по отношению к памятникам кремлевского комплекса.

Архитектурные ансамбли, как правило, создаются веками, шлифуясь и дополняясь идеями многих поколений зодчих, когда к первоначальному замыслу вновь и вновь добавляются современные элементы, вехи своей эпохи. Полноценный ансамбль — это плод коллективных усилий многих зодчих, и живет он долгой жизнью, несоизмеримой с нашими представлениями о времени.

Пусть соседствуют кресты Благовещенского собора и полумесяцы новой мечети, башни которой вознесутся над ее древней цитаделью — Кремлем,  там, где столетия назад рушились древние минареты наших предков, уничтожалась сама память об Исламе на этой земле. Расцвет Кремля как архитектурного ансамбля еще впереди, в будущем; наша же задача сегодня — сделать так, чтобы он состоялся.

Нияз Халит

Фоторепортаж Василия Абросимова с церемонии торжественного открытия мечети Кул Шариф 23 июня 2005 года

От Зумарры Халитовой

Повторю последнюю фразу Нияза Халита в этом тексте: «Расцвет Кремля как архитектурного ансамбля еще впереди, в будущем; наша же задача сегодня - сделать так, чтобы он состоялся».

А моя задача — помочь выполнить эту задачу уже без него. Он сам сделал всё, что мог. А теперь надежда на оставшихся на Земле живыми.

Я очень хочу, чтобы люди не поленились, прочитали предлагаемое эссе. Он очень спешил поделиться с народом своими знаниями и мыслями, рассчитывая на продолжение начатого им после того, как он уйдёт из жизни, продолжения на следующем этапе развития науки — теории и истории татарской архитектуры.

Очень радует, что на общероссийском книжном фестивале «Красная площадь», состоявшемся незадолго до его смерти российское, правительство и читатели всей России признали его истинным патриотом своей Родины, старающимся укрепить взаимопонимание и дружбу народов, в том числе и людей разного вероисповедания — он тогда получил два диплома лауреата за свою деятельность — от устроителей фестиваля и Государственной Думы РФ.