Нияз Халитов: «Идти через препятствия, а не по кем-то уже проложенной тропе»

Любовь Агеева

17 декабря 2020 года

18 декабря известному ученому, профессору, доктору архитектуры, автору нескольких книг по истории исламской, тюркской и татарской архитектуры, внештатному автору нашей газеты Ниязу Халитову исполнилось бы 70 лет.

В "Казанских историях" опубликованы его исследовательская работа "Металлическое кружево", отдельные материалы о прошлом Казани. Не раз мы брали у него интервью. Последнее - не задолго до кончины. Тогда он был среди номинантов Государственной премии Республики Татарстан имени Габдуллы Тукая 2017 года.

Не могу не предварить наш разговор небольшим предисловием и некоторыми биографическими данными о моем собеседнике. Нияз Хазиевич – человек не очень разговорчивый, а потому его ответы мое любопытство в полной мере не удовлетворили. Пришлось прочитать публикации о нем в Интернете, а некоторые ответы дополнила его мама, Зумарра Рахимовна Халитовна, с которой мы знакомы уже более 15 лет.

Доктор архитектуры, заслуженный деятель науки РТ Ниаз Хазиевич Халитов (по паспорту), Нияз Хаджиевич, как его зовут родные и знакомые, или Нияз Халит родился в 1950 году в семье известных деятелей татарской культуры. Его бабушка, Кашифа Замалетдиновна Тумашева, была главным режиссером Татарского республиканского передвижного театра (ныне Татарский театр драмы и комедии имени Карима Тинчурина). Позднее 27 лет возглавлял этот театр ее сын – Равиль Тумашев. Бабушкиными друзьями были Муса Джалиль, Хади Такташ. Салих Сайдашев писал музыку к спектаклям Кашифы Тумашевой.

Отец Нияза Халитов Хаджи Исмагилович был историком, мама известна как литератор и переводчик. Зумарра Рахимовна работала в газете «Советская Татария» и «Вечерняя Казань», была создателем газеты «Казанские истории».

У них родились четверо детей, три сына и дочь. Айрат, выпускник Казанского художественного училища по специальности «художник-декоратор», стал художником, старший Нияз и младший Ринат получили дипломы архитекторов. Динара, средняя дочь, биохимик по профессии, живет  в Канаде.

Мы познакомились с Ниязом Хаджиевичем, когда он работал заведующим отделом в Институте социально-правовых наук Академии наук РТ. Профессионально, как журналист и ценный источник информации, общались, когда он был заместителем директора музея-заповедника «Казанский Кремль», затем  главным научным сотрудником Института истории Академии наук РТ. Сейчас Нияз Халитов – профессор кафедры реконструкции и реставрации архитектурного наследия и основ архитектуры Казанского государственного архитектурно-строительного университета. В его послужном списке – работа в ИЯЛИ имени Г. Ибрагимова КФАН СССР, объединении «Росреставрация», Госстрое РТ, на фирме «Joy Lud Distributors Int. Inc.» (Нью-Йорк) архитектором супервайзером в г. Нью-Йорк (1995) и главным архитектором Татарского представительства этой фирмы (1996).

Область его исследовательских интересов – теория национального в архитектуре, история исламской, тюркской и татарской архитектуры. В 1986 году он защитил кандидатскую диссертацию на тему «Татарская национальная традиция в архитектуре Казани второй половины XVIII – начала XX веков», в 1992 году – тема докторской диссертации, которую он защитил в 1992 году, – «Мусульманская культовая архитектура Волго-Камья с IX до начала XX вв. (Генезис, этапы исторического развития, закономерности типо– и формообразования)».

Нияз Хаджиевич участник международных симпозиумов по исламскому искусству и архитектуре в Каире (Египет), Аммане (Иордания), Дамаске (Сирия), Стамбуле (Турция), Баку (Азербайджан), Алматы (Казахстан) и др.

21 февраля 2014 года в Галерее современного искусства ГМИИ РТ состоялась церемония вручения Премии Министерства культуры РТ имени Баки Урманче в области изобразительного искусства и искусствоведения. Дипломами республиканского конкурса в номинации «искусствоведение» были награждены супруги Халитовы: Нияз Хаджиевич и Наиля Надыровна – за создание искусствоведческой работы «Стили и формы архитектуры средневековой Казани».

Для начала я попросила Нияза Хаджиевича ответить, как он стал архитектором.

– Что определило ваш выбор профессии? Случай или личность, с которой начался ваш интерес к архитектуре?

– Я рос вундеркиндом, круг интересов был настолько обширен, что даже не перечислишь. Наиболее серьезными увлечениями были астрономия-космонавтика, филателия и нумизматика, геология, рисование, искусствоведение, фотография, энтомология, палеонтология… ну и много чего еще. Когда пришло время выбирать профессию, выбор был между астрономией, журналистикой и архитектурой. Последняя привлекла меня тем, что труд архитектора оставляет долговременную память о себе, не хотелось работать на однодневный результат. Наверное, это можно назвать здоровым тщеславием, хотя вообще-то я человек совсем не тщеславный.

С огромным трудом, со второго захода поступил на архитектурное отделение, которое только что открылось в КИСИ. Конкурс был 12 человек на место и надо было получить пять отличных оценок на вступительных экзаменах. Испортил глаза, готовясь. Однако уже ко второму курсу наступило разочарование: то, что нам преподавали, совсем не напоминало красоту исторической архитектуры, которую я полюбил на улицах Казани. Напомню: это было время панельного домостроения и типового строительства без особых возможностей для фантазии – не то, что сейчас.

Важное добавление к этому ответу сделала Зумарра Халитова. Она вспомнила, что к ним в гости часто заходил знаменитый казанский археолог Альфред Халиков, и однажды она попросила его взять сына в экспедицию… Наверное, именно с того времени и возник у Ниаз Хазиевича интерес к истории.

– Вы знакомы казанцам не по архитектурным проектам (кстати, есть ли они вообще?), а по исследованиям в истории татарской архитектуры. Что способствовало ориентации именно на это направление деятельности?

– Архитектурных проектов у меня немного. Из более заметных – это проект реставрации Дома Шамиля и дома Апанаева на Юнусовской площади в Старотатарской слободе. К сожалению, эти практически законченные проекты передали на завершение другим архитекторам после того, как я поехал защищать кандидатскую диссертацию в Москву (для этого пришлось уволиться), и в авторах там, кажется, теперь числятся другие.

Был еще нереализованный проект исламского культурного центра в Нурлате, который я разрабатывал сначала в Нью-Йорке, затем в архитектурном бюро татарского представительства компании Джой Лад Дистрибьюторс Инт. Инк. в Казани. Ну и кое-что по мелочи: минарет Султановской мечети, минбар Закабанной и т.п.

Лекции по истории искусства и архитектуры нам незабываемо читал Леонид Яковлевич Елькович, человек необыкновенной культуры и вдохновения. До сих пор помню его рассказы (и показы слайдов) по итальянскому Возрождению, испанской, английской, голландской живописи, древнеегипетской, римской и греческой архитектуре.

Однажды на экране появился цветной слайд с видом Самарканда, и все. Меня не стало, как говорили в Одессе. Любовь с первого взгляда и навеки. Душа каждого сродни камертону. Моя отозвалась на буйные краски и арабские узоры тимуридских изразцов, минареты, айваны и прочие мукарнасы исламского стиля. Хочу-хочу-хочу!

Достал старопечатную книгу стихов Тукая, положил рядом современное издание, нашел одинаковые тексты и за два дня освоил арабские буквы, попутно срисовывая орнаменты с изразцовых панно Самарканда и Бухары. В общем, процесс пошел, и пошел необратимо, вплоть до сегодняшнего дня.

На втором курсе подошел к доценту кафедры архитектурного проектирования Сайяру Ситдиковичу Айдарову и попросил дать мне тему для научного исследования. Он мне предложил исследовать застройку Старотатарской слободы Казани. Я был разочарован: разве это скопище серых полуразвалившихся зданий может представлять какой-нибудь интерес? Вот если бы булгарскую архитектуру изучать!

Научные работы и просветительские очерки Н. Халитов сопровождает иллюстрациями. Это его реконструкции объектов, которые уже не существуют. Наверху - мечеть Нур-Али, внизу - панорама татарского кермана

Тем не менее, взялся с энтузиазмом. Читал книги и статьи сотнями: по теории и истории архитектуры и просто по истории, по искусствоведению, культурологии, этнографии, записки путешественников, путеводители, копался в архивных и музейных фондах. Все конспектировал и, по возможности, фотокопировал, тогда это было доступно. И, конечно, исследовал саму застройку Татарских слобод, нашел все исторические мечети Казани, прочесав всю старую застройку. В том числе и много деревянных, которые позже исчезли.

Разговаривал с людьми, обходил дом за домом, двор за двором, заходил в квартиры. Я тогда решил для себя: если вдруг на Казань упадет атомная бомба – и все это исчезнет, по крайней мере останется мой материал, по которому люди смогут судить о татарских сооружениях Казани. И еще: даже если я не найду ничего интересного, то по крайней мере это будет результат. Ответ, а не вопрос.

Атомная бомба не упала, но катастрофа все равно случилась: большинство исследованных мной зданий и вправду бесследно исчезли.

Совершенно неожиданно для себя обнаружил, что застройка Татарских слобод Казани невероятно экзотична и таит в себе множество открытий. Так же, как и этнический тип татар, внешне схожий со многими окружающими народами, не раскрывает своеобразия внутреннего мира, так и внешне схожая с общероссийской застройка татарской Казани оказалась в корне отличной от нее – по заложенным смыслам и архетипам.

Тогда же сложился и мой характер как исследователя: пахать целину, как ледокол, идти через препятствия, а не по кем-то уже проложенной колее, не интерпретировать чьи-то идеи, а генерировать свои. И еще: ставить перед собой принципиально большие задачи, не писать «о влиянье комаров на мычание коров», а решать проблемы на уровне мировоззрения, структуры, цивилизационных моделей, исторических и культурных связей и тенденций.

Иного подхода, видимо, исследование татарской архитектуры и не приемлет, поскольку вся она по сути – огромное «белое пятно» как на уровне исследования и анализа отдельных памятников, так и на уровне исторических обобщений. Это была моя первая тема.

Потом были и другие: мечети, художественная ковка, колористика, орнаментика, кочевой стиль, Булгария, Золотая Орда, Казанский юрт, Кремль, татарские мотивы в русской средневековой архитектуре, общая теория национальной традиции в татарской архитектуре.

Кстати, сам термин «татарская архитектура» был впервые сформулирован и обосновал мной в кандидатской диссертации в 1986 году.

– Как коротко охарактеризовать сферу ваших научных интересов?

Если коротко, то теория национального в архитектуре, история исламской, тюркской и татарской архитектуры, архитектура Казани.

Я по‑настоящему горжусь несколькими научными открытиями, изложенными в своих трудах. Это прежде всего расшифровка и атрибуция известной гравюры из книги путешествий Адама Олеария, которую приписывали XVII веку и считали фантазийной. Реконструкция образа ханской Казани на основе этой расшифровки и других материалов. Определение Казанского кремля как татарской крепости, неоднократно реконструированной, но сохранившей при этом ряд принципиальных архитектурно‑градостроительных качеств. Расшифровка легенды художественного образа башни Сююмбике и Спасской башни Казанского кремля и их оформления. Расшифровка легенды художественного образа, стиля и архитектурно‑декоративного решения храма Василия Блаженного на Красной площади в Москве. Введение в научный оборот понятия кочевого стиля и его особенностей в татарской архитектуре.

– Если я правильно понимаю, одна из приоритетных тем – история казанского кремля, или крепости, или кермана.

– Да нет… Это было интересное, но частное исследование, актуальное на тот момент, но не более того. Скажем, как небольшая остановка в экскурсии, чтобы на конкретном примере объяснить какое-то намного более масштабное явление.

По сути, это была точка, которую я поставил в исследованиях по архитектуре средневековой Казани. Жизнь ведь не вечная, а цель у меня – общее понимание процесса развития татарской архитектурной традиции и написание истории татарской архитектуры.

Не помню, когда это родилось, но уже достаточно давно я сформулировал смысл своей работы как просветительский. Чем больше читал и узнавал, тем больше росла обида за оболганную историю, погубленную высокоразвитую средневековую цивилизацию, о которой практически ничего не известно народу. За соотечественников, которые стыдятся своей культуры и истории, не видят ее истинного места среди мировых цивилизаций.

И родилась цель: изучить историю татарской архитектуры настолько, чтобы на ее примере можно было бы возродить чувство гордости за свою культуру, за своих предков, увидеть богатство ее содержания и традиции. Это не просто: каждая следующая тема требовала специального исследования и оформления в виде одной или нескольких книг и десятков статей. Чтобы когда будет писаться история татарской архитектуры, нельзя было сказать: а с чего это он взял?

Родилась программа исследований, конечным итогом которой станет история архитектуры татар. Важным звеном этой программы стало написание цикла книг об архитектуре татарской мечети, расшифровка ее генетического архитектурного кода, позволяющего сохранить древнюю традицию через тысячелетия.

Следующим звеном стало написание цикла «Стили и формы татарской архитектуры», где прослеживается эволюция татарской архитектурно-художественной культуры начиная с кочевых времен и до наших дней.

К сожалению, завершающее исследование по современной архитектуре не получилось по причине тяжелой болезни, выбросившей меня из рабочего состояния на два года. Пока отложу, может кто-то другой закончит, если сам не успею.

– Давайте вспомним историю первого фундаментального проекта реконструкции кремля, который был разработан в 1993-1994 годах под руководством историка-архитектуроведа Сайяра Ситдиковича Айдарова и археолога Альфреда Хасановича Халикова. Вы входили в эту группу или подключились к работе над проектом позднее?

– Изначально я был включен в состав творческого коллектива, но когда началась работа, увидел, что Сайяр Ситдикович и Альфред Хасанович видят Кремль как исключительно объект консервации, реставрации и научного изучения. Я же считал это мумификацией трупа, причем довольно уродливого, и заявил, что Кремль должен развиваться и что там надо строить новую мечеть.

Была буря возмущения, мои друзья реставраторы перестали мне руку подавать, и я вышел из этого коллектива. Сейчас все они (а это известные имена) стараются не вспоминать, как это было.

Первой, помню, спустя время, подошла ко мне Светлана Мамлеева со словами «А знаешь, мне твоя идея нравится»… Остальные передумали, когда идея с мечетью стала уже не моей, а шаймиевской.

Ирония судьбы: в итоге завершенный проект «Основных направлений реставрации Кремля» был послан на экспертизу в Академию наук Татарстана, а Мансур Хасанович Хасанов отписал его мне. Проект был довольно сырой: там не было даже градостроительного раздела. Я написал отрицательный отзыв, где обосновал необходимость реконструкции кремлевского комплекса на основе всестороннего осмысления закономерностей его исторического развития и восстановления татарской составляющей. После совещания в Кабинете Министров, где было принято решение об основании музея-заповедника в Кремле, мне было предложено возглавить разработку нового проекта Концепции реставрации и реконструкции Кремля на основе моих предложений.

– К этому времени у вас уже были доказательства того, что кремль является памятником булгаро-татарского средневековья, реконструированным в русское время с сохранением ключевых характеристик, или были только догадки, и вы нашли доказательства позднее?

– Эта идея пришла во время написания книги «Очерки по архитектуре Ханской Казани», и выглядела она революционной, поскольку никто не рассматривал ранее Кремль как развитие некой пространственно-планировочной идеи, преемственность в формировании ее силуэта и функциональной структуры.

Образно говоря, я представил Кремль как некую идею-грибницу, которая является причиной появления на поверхности земли отдельных грибов (зданий и комплексов) из года в год, столетиями. Здесь много факторов: ландшафтный, геологический, гидрологический, идеологический, функциональный, фортификационно-инженерный, образный, консервативно-традиционный, легенда земли и многое другое. Все это вместе образует некую закономерную систему, которая позволяет лишь постепенную эволюцию основной идеи, заложенной изначально. В данном случае, булгарскими зодчими и их последователями.

А уж если мелодия кем-то изначально придумана, то все остальные являются только ее аранжировщиками. К примеру «Yesterday» Пола Маккартни, кем бы она ни была исполнена, при любой аранжировке остается его песней.

Так и Казанская крепость является произведением булгарских и татарских зодчих, последующие архитекторы – только аранжировщиками. Я это подробно анализировал в своих публикациях. Так что при написании Концепции реставрации и развития Казанского Кремля эта идея была уже сформулирована.

– Хочу спросить отдельно о башне Сююмбике. Приходилось читать обвинения в ваш адрес в том, что вы ведете ее историю со времен Казанского ханства. Но в «Казанских историях» есть ваша статья об этой башне, и там написано, что она была построена в первой четверти XVIII века. Вы меняли точку зрения на этот счет? Такое ведь случается, когда находятся новые доказательства…

– Никогда и нигде я не говорил и не писал, что это постройка татарского времени. Как раз наоборот: мне пришлось выдержать шквал обвинений в манкуртизме и прочих мерзких качествах, особенно в Интернете, по этому поводу.

Не скажу, что это было приятно, потому что иногда среди бескомпромиссных сторонников ее татарского происхождения были очень уважаемые мной и симпатичные мне люди: Абрар Каримуллин, Равиль Фахрутдинов, Фирдаус Салихова и многие другие. Однако они не архитекторы и при всем уважении к ним в данном вопросе – не авторитеты.

Пока что ни один архитектор, кроме Галины Николаевны Айдаровой-Волковой эту башню татарской не признал, а писали о ней многие.

Вы правы, некоторые детали в процессе дальнейшего осмысления уточняются. Ведь сначала бывает некое научное чутье, позволяющее даже при недостатке фактов интуитивно выходить на верные решения. К примеру, в своей реконструкции ханской Казани, воплощенной впоследствии в макете, экспонировавшемся на Всемирной выставке ЭКСПО‑2000 в Ганновере, я «вычислил» местоположение древней башни с дозорной вышкой на территории Ханского двора. Спустя несколько лет «мое» сооружение нашли археологи, и сегодня его законсервированные остатки может видеть каждый перед Президентским дворцом. И это не единственный такой случай.

Специфика моих исследований в том, что я изучаю язык архитектуры, ее стилистику, архитектурно-художественные и образные характеристики, семантику, знаковость, традицию. Башня говорит на русском языке, хотя и с намеренным включением некоторых татарских слов.

Исходя из ее функции как парадного въезда в административный центр управления Царством Казанским, легенду ее художественного образа можно прочитать как «башню в татарском стиле под двуглавым орлом». Башни нет на целом ряде панорам и планов Кремля XVII – начала XVIII века. Кроме того, после археологических исследований конца XX – начала XXI века выяснилось, что башня и примыкающая к ней церковь накрыли собой ханский некрополь и Ханскую мечеть, по данным археологии разрушенную в конце XVII века. Все очевидно.

– Поскольку на нашем сайте есть ваша статья о кремле и каждый желающий ее может прочитать, мы ваши доказательства приводить не будем. Спрошу только о том, есть ли какие-то научные находки, касающиеся истории кремля, сделанные после появления этой статьи, то есть после 2005 года?

– Насколько я знаю, ничего революционного в изучении истории кремля не произошло.

– Включение Казанского кремля как старинной татарской крепости в Свод мирового культурного наследия вызвало в Казани не только радость по поводу этой важной победы, но и резкие возражения ваших оппонентов. Какие чувства у вас вызывали эти критические публикации? Как вы вообще реагируете на другую точку зрения?

– Зависит от того, кто критикует. В свое время в «Вечерней Казани» была опубликована довольно противная статья известной на тот момент журналистки о строящейся мечети Кул Шариф с полным набором «аргументов» вроде теперешних киселевских. Директор вызвал меня и сказал, что надо написать ответ. Я отказался – а кто она такая, чтобы я с ней полемизировал?

Я понимаю, написал бы профессор Халиков… А эта же только того и ждет, чтобы вцепиться, ей же не истина нужна, а скандал. Он говорит: но ее же многие читают. Я отвечаю: Спид-Инфо тоже многие читают. Если там про нас напишут, тоже отвечать будем?

На том и порешили.

Судя по тому, что я отслеживаю в газетах или в Интернете, огромное большинство «оппонентов» элементарно не потрудились хоть что-то прочитать серьезное, а питаются баснями вроде подброшенной монеты, подпоенных экспертов ЮНЕСКО, либо просто – Баба Яга против! С такими спорить – время терять. Как говорится, не вступай в полемику с дураками, они могут принять тебя за своего.

Это, разумеется, не касается специалистов, желающих понять истину, чему-то научиться и которым есть что сказать.

– Вас порой обвиняют в национализме. При этом зачастую ссылаются на факты, которые никак не оценишь как проявление национализма. Читала ваши резкие суждения о таких обвинениях. Как вы думаете, почему людям, живущим бок о бок с татарами, не хватает понимания национальных потребностей и они путают любовь к истории своего народа, его культуре, языку с национализмом, к тому же вкладывая в это слово совсем не тот смысл, который составляет суть этого понятия?

– Я не знаю, о ком вы говорите. На фоне той националистической истерии и всеобщей ненависти, которая льется с телеэкранов, безнаказанных выходок Жириновского, Сатановского, Кургиняна и всего, что мы видим и слышим на различных ток-шоу, критиковать меня просто смешно.

А с людьми, которые понимают дружбу народов как дружбу всадника и лошади, мне не по пути в любом случае.

– Хотелось бы поподробнее узнать о вашей работе на посту одного из руководителей музея-заповедника «Казанский Кремль». Что за это время удалось сделать с научной точки зрения? Какая была проведена работа в целях сохранности кремлевского комплекса? Судя по всему, планы менялись, например, первоначально восстановление некоторых объектов Спасо-Преображенского монастыря не планировалось. Или я не права? На каком этапе было решено реконструировать кремлевские башни, в том числе Тайницкую?

– Когда я пришел на должность замдиректора по научной работе, еще стояли брошенные казармы, во дворе валялись солдатские робы и противогазы, а музей-заповедник не имел четкой структуры, планов работы на будущее. Пришлось разрабатывать перспективные планы развития, налаживать научную работу и исследования по всем направлениям: реставрация, археология, история и т.д. Был создан Ученый совет, где регулярно заслушивались отчеты обо всех исследованиях, началось проектирование и строительство мечети Кул Шариф, и курировать эту работу по поручению Шаймиева на первых порах пришлось мне.

Развернулись масштабные археологические исследования, результатом которых стало обоснование 1000-летия Казани. Приступили к разработке и написанию Концепции развития комплекса Казанского кремля, что потребовало углубленных исторических, археологических, историко-архитектурных, геологических и геофизических исследований. В ходе написания концепции родилась идея создания группы кремлевских музеев, каждый из которых потребовал серьезной работы сотрудников научного отдела. Налаживалась экскурсионная деятельность, организовывались лектории для экскурсоводов с участием ведущих ученых, будущие экскурсоводы экзаменовались и аттестовались…

Кремлевский комплекс был тщательно проанализирован с точки зрения ценности каждого здания и сооружения, его технического состояния, возможности приспособления, перспектив реставрации.

Огромная работа была проведена по вывозу грунта от кремлевских стен и укрепления фундаментов, которые местами пришли в полную негодность. Вопросы приспособления кремлевских башен решались в ходе написания концепции комплексно, вместе с разработкой экскурсионных маршрутов и их обеспечения необходимой инфраструктурой: торговлей, пунктами питания, развлечениями, обзорными площадками и т.д.

Вопросы восстановления монастырских сооружений были отложены в связи со строительством мечети Кул Шариф и реставрацией Благовещенского собора, ремонтом, реставрацией и приспособлением крепостных сооружений, реконструкцией Президентского комплекса, археологическими исследованиями, организацией музеев. На этом этапе в связи с тяжелой болезнью мне пришлось покинуть пост замдиректора.

– У вас колоссальный фотоархив, которым, кстати сказать, вы бескорыстно делитесь в Интернете. Это не просто старые дома, хотя и это сегодня – порой бесценные воспоминания о прошлом, потому что многого уже нет. Вы снимали дома и отдельные фрагменты, в частности, изделия чебаксинских мастеров, которые представляют художественную ценность.

Ваша книга «Металлическое кружево Казани» 1988 года издания сегодня – бестселлер. В книге «Стили и формы татарской архитектуры Казани второй трети XVIII – начала XX в.» представлена еще и деревянная, каменная Казань. Можно смело сказать – красота неописуемая!

Как вы заинтересовались фотосъемкой? Уже знали, что вам это пригодится как ученому, или мотивы были совсем с этим не связаны?

– В 14 лет родители подарили мне маленький фотоаппаратик «Весна», с которым я пошел на штурм старой Казани, год за годом фотографируя ее улицы и дома. Моим другом и учителем в то время стал друг моих родителей, младший сын писателя Хади Такташа Аван-абый. Он был профессиональным фотографом, коллекционером открыток и антиквариата, хранителем квартиры отца. К сожалению, дом Такташей впоследствии снесли и выстроили на этом месте комплекс УНИКСа. Именно он приучил меня фотографировать старый город. Его огромная коллекция негативов и фотографий, к сожалению, после смерти куда-то подевалась.

В 16 лет на деньги, заработанные в археологических экспедициях, где мне посчастливилось месяцами общаться и работать рядом с Альфредом Хасановичем Халиковым, Евгением Петровичем Казаковым, Петром Николаевичем Старостиным и Рустемом Габяши, купил себе Зенит 3М, которым и снят тот колоссальный фотоархив, о котором вы упомянули. Теперь фотоаппарат висит на стене в моем кабинете, как шашка старого буденновца.

Тогда я еще не знал, куда заведет меня эта пагубная страсть, а теперь уже поздно пить боржоми.

– Вы издали несколько книг в соавторстве с женой, Наилей Альменовой-Халит. Семейное творческое содружество – не такой уж частый случай в науке. Как складывается ваше партнерство? Что ему помогает, а что, наоборот, мешает?

– Моя супруга, Наиля-ханум, уже вскоре после нашего знакомства помогала мне в работе: многие из иллюстраций книги «Металлическое кружево Казани» и таблиц к докторской диссертации вычерчены ее рукой. Мы вместе ходили по старому городу, искали и фотографировали кованые детали фасадов, потом вместе рисовали их с фотографий.

Пока были маленькие дети, а их у нас с ней трое, ей было не до науки, но когда они повзрослели и выпорхнули из гнезда, настало ее время. Уже опубликованы три совместные книги из серии «Стили и формы татарской архитектуры», где реализованы материалы ее кандидатской диссертации по татарскому архитектурному орнаменту. Вместе восхищаемся красотой рисунков орнаментов, обсуждаем их происхождение, символику форм, делимся информацией и наблюдениями.

К сожалению, некоторые тяжелые семейные обстоятельства помешали ей защитить полностью готовую диссертацию, но я надеюсь, что в ближайшее время она сможет это сделать.

– Не могу не спросить, чем вы сейчас занимаетесь? Имею в виду и научные исследования, и вашу педагогическую работу.

– Работаю над Энциклопедией татарских архитектурных форм и стилей. Это огромный труд, где есть теоретическая часть (стили, понятия и т.д.), а также исторический анализ конкретных форм: крупных (порталы, ворота, купола и др.) и мелких (карнизы, капители, орнаменты и др.) от А до Я.

Следующий этап – написание истории татарской архитектуры. Хотя бы вкратце для начала, концептуально. И, наконец, теоретическое исследование – теория национального в татарской архитектуре. Фундамент заложен уже давно, можно считать, что стены этой конструкции уже подходят под крышу. Считаю все это абсолютно необходимым и востребованным сегодня. Так что будущее расписано, можно сказать, по часам.

В педагогической деятельности вижу своей целью открыть для студентов богатый и экзотический мир исламской архитектуры и показать, что татарская культура является частью этого мира. Татарская цивилизация дала миру великую архитектуру, от знания которой нас тщательно отгораживали в течение столетий, уничтожая остатки средневековых городов и памятников. Лишь недавно, буквально в последнее десятилетие стал открываться волшебный мир искусства Золотой Орды из фондов Эрмитажа и других музеев.

Знания, которым я посвятил всю жизнь, дают мне возможность воспевать татарскую архитектурно-художественную культуру – так как это делал когда-то апологет европейской живописи, наш преподаватель истории искусства Леонид Яковлевич Елькович. Мое дело научить студентов языку, на котором говорит татарская архитектурная традиция, а уж как они воспользуются этим знанием… время покажет.

– Устраивает ли вас уровень современной архитектуры в Казани?

– Прежде всего меня не устраивает уровень современной архитектурной критики. В Интернете он хорошо виден. Это говорит уже об уровне самих архитекторов, которые не способны воспринять чужие идеи и «критикуют» на уровне «нравится – не нравится», наполовину матом. Это как человек, который не понимает чужого языка, кричит: что ты там бормочешь?

Поехал как-то в 2013 году на самую священную улицу Татарской слободы – Каюма Насыри. Эмоции не поддаются описанию. В наибольшей степени понятию реставрации соответствует дом 11, вошедший во все путеводители уже с 20-х годов. Остальные – просто непонятные новоделы, непонятно с чего взятые. Причем написано, к примеру, что здесь жил такой-то. Но разве это – реставрация?! Кто ответит за это?

Можно сопоставить мои фотографии, когда дома еще были относительно целые, и сегодняшние. Кем надо быть, чтобы так реставрировать? И кто это принимает?

Если бы я был русским, я бы за это одно перестал татар уважать.

Мы все хотим, чтобы в слободе сохранялся татарский своеобразный дух, стиль. Но раз архитекторы не хотят или не могут, появилась народная инициатива. Например, мне нравится дом 26 по улице Насыри. Мансур хазрат ничего не собирался воссоздавать, он просто живет здесь и поступает как хозяин, раз уж настоящих хозяев не видно.

Только не надо на это смотреть с точки зрения профессиональной школы, это народное зодчество со своими законами эстетики и формообразования. Сейчас именно эти здания и придают шарм слободе, а не то, что там «профессионалы» понастроили. Так хотя бы понятие о татарско-казанском стиле не утратим.

А современных зданий в Казани очень много интересных. Заметно желание создать что‑то оригинальное, своеобразное, проявить свое видение традиции. Кроме того, в Казани историческая среда требует соблюдения масштабности, стилевого соответствия, отсутствия диссонансных решений. К чести наших архитекторов, они это хорошо понимают, а гости вообще не видят, где старые здания, а где новоделы. Город выглядит историчным. Другое дело, что на тонкий вкус много эклектики, но это можно расценить и как казанский ретростиль начала двадцать первого века со своими особенностями.

Что же касается зданий в лего‑стиле, то они, конечно, нравятся архитекторам, но вряд ли людям. И когда дело дойдёт до сноса, с ними простятся в первую очередь. Так снесли «аквариумы» на Баумана и площади Свободы архитектора Мунира Агишева, невзирая на всю их прогрессивность в момент постройки. И не тронут такие здания, как центр «Экият» или Вселенский храм Ильдара Ханова. Именно они и создают своеобразное лицо города, как в свое время «сумасшедшие» произведения Гауди, из‑за которых сейчас большинство туристов и едут в Барселону.

Вот и спросим архитекторов, для кого они трудятся? Для своего удовольствия или для людей?

Однако для того, чтобы Казань заговорила на татарском языке архитектуры, нужны ликбез и обучение этому языку. Мы с Ханифой Надыровой и Рамилем Аитовым пару лет назад разработали и опубликовали Концепцию сохранения и развития национального своеобразия в архитектуре Казани, где подробно излагаются идеи татарского ренессанса «Янарыш», направленного на системное и целенаправленное внедрение в архитектурную практику традиционных элементов. Так, как это делается во многих странах, в том числе мусульманских.

Читайте в «Казанских историях»:

Нияз Халитов: «Делай что должно, и будь что будет!»

18 декабря 2017 года в Музее исламской культуры (мечеть Кул Шариф), почтили память профессора архитектуры Нияза Халитова.

Металлическое кружево Казани – путеводитель Ниаза Халитова

Металлическое кружево Казани. Публикация 1 

Металлическое кружево Казани. Публикация 2

Металлическое кружево Казани. Публикация 3 

Архитектурные ансамбли создаются веками

Башня Сююмбике – одна из трех сестер

Нияз Халитов: Нам не хватает понятия о значимости собственной культуры

Казанский Кремль – древняя цитадель Казани

Архитектура татарской мечети

Мечеть Азимова расцвела на руинах классицизма

Мечеть Нур-Али в Казанском Кремле

«Казань – экзотический цветок Востока на европейском поле России»

Дополнительная информация

На соискание Государственной премии РТ имени Габдуллы Тукая в 2017 году выдвинуты художники Владимир Акимов, Мадияр Хазиев и Александр Петров, скульптор Владимир Демченко, артист ГАПИТ РТ Шамиль Ахметзянов, писатели Мадина Маликова, Талгат Галиуллин, Ахат Гаффар, Зиннур Хуснияр, Факиль Сафин, Николай Сорокин, авторы двухтомника «Тукай ядкярлэре» Рамиль Исламов и Завдат Миннуллин, автор цикла работ, посвященного образу исторической Казани, профессор Владимир Курашов, исследователь творчества Пушкина Харис Салихов, историк архитектуры Ниаз Халитов, архитектор Фирдавис Ханов, искусствовед и поэтесса Розалина Шагеева и композитор Анвар Шарафеев.